Поспеть ко Кресту - Светлана Кряжева

Светлана Кряжева

Поспеть ко Кресту

Положа руку на сердце, надо признать — на этот раз Пасху отпраздновали наскоро, второпях — так случилось, что все работали. То ли — в связи с кризисом пытались наверстать упущенное методом привычных субботников-воскресников, то ли — вообще голова была занята житейской суетой. Тётушка Таисия, человек обязательный, невзирая на свои больные ноги, прямо с работы прибыла на службу и хлеба успела-таки освятить, но всенощную всё же не выстояла и досматривала её дома по телевизору. И всё это — второпях, «на полусогнутых»… В чём тут дело — трудно поначалу разобраться! Или — в собственной несобранности, разобщённости, или — в смещении ценностей, или — в соглашательской обывательской психологии… Это в том случае, если за точку отсчёта принять отдельного человека, но, когда собираются вместе близкие родственные души, то вступают в действие иные законы, и тогда многое становится достижимым и возможным. Поэтому к Радонице все родственники стали готовиться заранее и основательно, учитывая то обстоятельство, что им предстояло собраться в родительском дому, в родовом своём поселении со столь прекрасным названием — Мир.

Встреча родни должна была состояться у старшей из тёток, Серафимы, по гордости своей не покинувшей родового гнезда, не пожелавшей вслед за многими броситься в столицу на поиски счастья и удачи. Худо-бедно, по-всякому, но прожила она до своих семидесяти с хвостиком лет в полном согласии со своими убеждениями и привязанностями, храня верность наказам родителей и родным местам. Сестра, дети и племянницы не забывали её и навещали при всяком удобном случае.

Серафима, женщина аккуратная и запасливая, задолго до прибытия гостей приготовила убранство в доме и особо уделила внимание праздничному столу. Холодного наставила аж двенадцать тарелок, учитывая то, что нынешние городские хозяйки на своих электроплитах готовить это блюдо в основном прекратили. Всё будет, чем детей-внучат побаловать! Об остальных закусках она не переживала, полагая, что женщины помоложе с должным усердием займутся обычной нарезкой для салатов. Консервированных же разносолов у неё имелось предостаточно, и для угощения, и для передачи родственникам в город.

Вперёд всех, ещё до сумерек в родной дом прибыла дочь Серафимы Валентина с тремя младшими детьми — семнадцатилетним сыном, всеобщим любимцем Николаем, да пятнадцатилетними двойняшками-дочурками. Валентина была матерью многодетной. Так удачно получилось, что до Мира на своей шикарной иномарке её «подбросила» бывшая сослуживица.

Разбирая подарки, Серафима дивилась странноватым для глубинки косметическим да туалетным наборам со множеством дезодорантов. Отдельно в большом пакете внучки, Даша да Наташа, заботливо доставили белую кипень искусственных цветов для могилок. Внучок-то — хорош, тут же воду с колодези начал черпать, делая запас воды в хозяйстве, демонстрируя бабушке свои «железные» юношеские бицепсы!

Поутру, с первым же автобусом подоспела и родная сестра хозяйки, Таиса. А уж на следующем рейсе, когда все поднялись ото сна, — обе племянницы, Таисины дочери, Ирина да Галина с мужем Георгием. Обе сестрицы были учёными дамами, в своё время университет окончили. Галина на учительшу выучилась, а Ирина — аж на социолога! Не сразу понять было в те времена родителям — что за «исследования» дочка пишет — о том, сколько девок да парней из сёл в города перебрались, да чем они в городах-то после работы тешатся! Галина доросла в учительстве своём до директора гимназии, одна из всех родственниц сохранив «полную» семью, зорко присматривая за мужем, который, единственный из мужчин всего рода оставался в наличии. Георгий, имя ему соответствовало, нёс на себе множество всяких вещей, которые ему вверили женщины. Сама Галина, переваливаясь, словно утица, также несла свою ношу. Её длинная и широкая юбка с неровными воланами не скрашивала неидеальную форму нижней части тела, привыкшей к длительному сидению, пятидесятилетней раздавшейся женщины. В Ирине же, подвижной и энергичной, утянутой в короткие брючки, можно было признать не старшую, а, скорее, младшую из сестёр. Худощавый и обветренный, с исчерно-бордовым, специфическим загаром лица, Георгий, наконец, опустил благополучно доставленную ношу и весело перецеловал всех женщин.

— А наши детишки на барбекю отправились, недосуг им по кладбищам хаживать! — признался с откровенностью он, — другая у них жизнь, вольготная, безо всяких обязательств!

Георгий работал технологом в стальцехе на автозаводе и был просмолён «навечно, как мумия», так шутил он. На надушенных и нарядных женщин от него резко пахнуло горькими производственными маслами. Однако в заслугу достойному мужу будь сказано, он был пока поразительно трезв!

— Кутью-то, бабушка, приготовила? Ох, и ушлая ты, Серафима! — громко забасил он.

Поминальная-то каша-кутья в печи томилась, а на столе, возвышаясь над разнообразными праздничными блюдами, радуя глаз неравнодушного к питию гостя, торжественно сияли бутылки с алкогольными и безалкогольными напитками.

После окончания утрешней трапезы планировалось снести записочки с заупокойным поминанием в церковь, да сообща пройтись на кладбище. Грех — не почтить память усопших! Гости дружно рассаживались за праздничным столом. У всех не на шутку разыгрался аппетит.

— Что ж, выпьем за Родину, незабвенную страну нашу, где хозяином был человек труда! — бодро начал свой обычный тост Георгий, являя собой мудрое мужское начало. — За страну героев, не дрогнувших ни на военных, ни на трудовых фронтах! С Богом, родные! — поднял он свой полный «стопарик», его собственный карманный мерный сосуд.

— Да, героическая была у нас Родина! — вздохом отозвалась гостиная.

— Помянем Родину! — чуть не хором дружно согласились женщины. — Без Родины не жизнь, маята одна.

— Родина — род — рождение — родители — предки наши!

— Помню, — опять вбился в гул женских голосов бас Георгия, — на автозаводе у нас в былые-то времена на маёвки в лес выезды организовывали. Особенно в те места, где встреча советских войск с партизанами состоялась, ведь директор наш, Иван Михайлович, партизанским командиром был. Дак на автобусах цехами людей свозили. Широко гуляли, из фронтовых кружек пили. Полевую кухню обустраивали. Дней эдак пять с ночёвками! Директор наш незабвенный самолично всем руку жал. Кремень — мужик! Подлинный герой! Помянем его память вставанием!

Все с готовностью поднялись и дружно выпили.

— По две смены, а также в праздники мы, передовики, на родном заводе «пахали»! За Переходящее Красное Знамя жизни своей не щадили! — продолжал входить в азарт трудового энтузиазма производственник.

— Вот и споили тебя на маёвках-то, все наши мужики поспивались, включая полный состав Комсомольского Прожектора во главе с незабвенным Володей Пыжом! — подсекла расходившегося муженька обычно сдержанная Галина.

— Наотмечались трудовых завоеваний, детей своих сиротами оставили… — подала голос недавняя вдова Ирина.

— Да не трави душу, Ира, ведь святое время было — идёшь по заводу — всё твоё! — распалялся Георгий.

С улыбкой внимательно слушая взрослых, Николай встрял в разговор.

— А я, помню, мне папа маленькому стишки читал:

«Папа мне принёс с работы настоящую пилу!»

— Разворовался народ без хозяина! Попробовали бы при Сталине что-нибудь с завода стянуть! — вырвалось у Серафимы. Все заволновались. Ирина-социолог встревоженно подняла голову:

— А нашу фирму турок инвестирует. Теперь он — наш хозяин! Думаю, искоренит он наше общественное расхитительство. В Турции раньше ворам руки за кражу отсекали!

Николай опять вмешался в разговор:

— А помните, как в «Джентльменах удачи», про чан с дерьмом, когда вор повторно попадается! С ятаганом! — раскраснелся отрок.

— Тебе пора автомат брать в руки, эту самую, всего натерпевшуюся нашу Родину оборонять, а ты тут под ногами путаешься! — зыкнула на юнца баба Тася.

— Это я — под ногами, — ваше будущее! — обиделся парнишка-допризывник, — давайте лопату, участок копать пойду! — в сердцах заявил он.

— Да что ты в праздник-то, окстись! Попробуй лучше огурчика, — льстиво-примирительно «погладила по шёрстке» любимого сынка Валентина, — мало ли, что дядя Гоша придумает!

— А что? Мужикам и слово сказать воспрещается?! Матриархат какой-то! И ты, Колька, под бабскую дудку уже пляшешь! — Георгий, задетый за живое, на этот раз отмахнул себе водочки уже не в свой мерный сосуд, а в отысканный где-то, могучий гранёный стакан. Николай понял, что «рубит сук, на котором сидит» и смутился.

Тем временем младшие дочери Валентины, Даша да Наташа, успели нарезать бумаги для записочек по усопшим для поминовения в церкви. Под руководством хозяйки они быстро раздали всем по четверти листика, а также авторучки. Установилась тишина, все стали вписывать умерших родных в поминовение. Таисия назидательно заметила: