Выход на «Бис» (СИ) - Плетнёв Александр Владимирович

Выход на «Бис»

Пролог

И если жить, не бахвалясь, не жалясь,

Что-то растратив, что-то обретя…

Лишь может сетуя, что сроки подужались

В шкале «жил — был —…развязка бытия».

Рисуя бескрайние воды океана (где бы ни было… когда бы ни было), убегающую полосу кильватера и высокий серый силуэт 15-тысячетонного крейсера проекта 1123 «Кондор»…

…её можно было бы подать ка$к отдельную историю, если бы всё что предшествовало и всё что последует, не тянуло за собой какие-то и даже более чем определённые «хвосты»… и некоторые моменты, каковые и упоминать было бы не обязательно, но и не сказать нельзя.

Включённые в повествование «пространства событий» и «времена событий» — те, которые «там», «здесь» и возможно «где-то ещё», скорей перекликающиеся, нежели подвластные центробежной силе множащихся вероятностей, про из вольно-неожидан но прорисуют новые сюжетные линии. И факты, ставшие таковыми, обретут любопытные интерпретации.

Переход ТАРКР [1]«Пётр Великий» через «прокол реальностей» спонтанным, но отнюдь не случайным образом не мог не туманить (и беспокоить) головы военно-политического руководства страны. И умы учёных мужей тоже не мог, бередя горизонтами новых открытий.

И собственно не стоило удивляться, что они попытаются повторить, непраздно считая: «Где раз — там и два! И почему бы не воспользоваться этим пока пусть неизученным явлением⁈ Если не больше — приложив ум, знания и технологии, приручить и поставить на службу».

Другое дело, что «природа феномена» писала свои правила, поиск «аномалии перехода» привёл изыскателей в Индийский океан, привязав и к месту и ко времени — не на своей территории, в открытом море, в международных водах. Где близость военных баз НАТО (американской Диего-Гарсия и французской на острове Реюньон — одним ближе, другим немногим дальше, но всё в доступности для их базовой патрульной авиации) всегда допускала появления чужого разведчика — поглядеть: «…чего это тут русские?..».

Этим объяснялось ограниченное количество судов, задействованных в операции, дабы меньше привлекать внимание: это примелькавшееся в данных акваториях океанографическое судно «Академик Лаврентьев», ведущее научную разведку и указавшее «главные маркеры места»; а так же выделенный перестраховками всегда бдящих военных СКР [2]«Рьяный», оказией отстаивающийся на рейде порта Виктория столицы Сейшельских островов.

Но на первом месте — главный и непосредственный участник эксперимента крейсер «Москва». И было бы вполне обоснованно (так как речь идёт о главном герое) на всё взглянуть точкой зрения и эмоциональным восприятием его командира — капитана 1-го ранга Скопина… Андрея Геннадьевича.

Для него…

Природа эксперимента захватывала дух и в какой-то степени пробуждала упрятанные в чулан черепной коробки уже ставшие ностальгическими сожаления:

— Уйти. И вернуться…

«Во всех случаях это могло бы стать эпохальным событием, и даже торжественным… как первый полёт в космос, — задумывался в короткие урывки перекура Андрей Геннадьевич, — не являйся это строго секретной операцией, где имена и звания в особом или закрытом доступе. Ко всему с неизвестной переменной: получится — нет?., без оглядки на обещания товарищей из НИИ в расчётной адресности 'перехода» и какой-то там высокой, однако далеко не в стопроцентной вероятности успеха.

Что ж, Гагарина тоже забрасывали на орбиту с готовностью при провале миссии наглухо закрыть любое упоминание о попытке и о прямом исполнителе соответствующим грифом. Но это так, к слову.

Тут другой по масштабу случай. И там где затронуты большие стратегические и геополитические замыслы, афишировать лишним никто не станет. Ставки здесь на самом высочайшем уровне'.

Ещё за сутки до подхода к Сейшельским островам командиром корабля будет вскрыт секретный пакет, содержащий чрезвычайный приказ Генштаба.

Свои инициирующие инструкции получит находящийся на крейсере офицер особого отдела — полковник КГБ, назначенный в предстоящей миссии ни много ни мало официальным делегатом от высшего управляющего органа СССР.

И на данном этапе непосредственно на самом корабле в курсе всего дела будут только они двое. Для остального личного состава, включая старших офицеров боевых частей, старпома и заместителя командира по политической части, ситуация будет доведена уже по факту произошедшего.

— Я бы даже сказал свершившегося! — заметит тогда «просевший» в глубоком раздумье и, что уж — в прострации, Скопин, — и весь экипаж, получается — «играть в тёмную». Оставляя в неведении до последнего момента «здесь», и только по успешному переходу — «там»… Представляю, каково им это будет — осознать и принять «переход». Переход во времени, пространстве и… кто его знает с каким ещё эффектом.

— Эпопея-опупея, — флегматично поддакнул особист.

Капитан 1-го ранга лишь склонил голову…

Поначалу, будучи повязанным стереотипами (гэбня и прочее) он воспринимал назначенного на крейсер офицера особого отдела очень так, предвзято. Затем немного, как говорится, обтёрлись, и отношения в целом сложились почти доверительные. Конечно, больше вызванные общими секретами. Ещё каперанг подозревал, что непринуждённость полковника была порой искусственной. Но это уже тонкости…

Так или иначе, планируя, организаторы операции-эксперимента учитывали и такого рода шероховатости, как реакция участников на стресс.

Во-первых, экипаж в этот поход комплектовался особым тщанием — подбирая людей с устойчивой психикой, не обременённых семьёй и наличием детей. Уж насколько это было возможно.

За этой предусмотрительностью командир корабля видел два оправдания: радикально — в штабе планирования не исключали «дороги в один конец». Вместе с тем был здесь и иной здравый смысл: по примеру пришельцев с ТАРКРа «Пётр Великий» всех людей после перехода «туда — обратно» однозначно придётся на неопределённое время поместить в социальный карантин. И (или) отправить в отдалённые и закрытые гарнизоны мест службы. Как неугодные источники запретной информации.

Совсем интересным и, верно, творческим показался ход с психологической подготовкой личного состава к самой «фантастической» сути дела.

Оказалось, что на крейсере читали!

Наличие каких-то художественных книг в корабельной библиотеке «попаданческого» жанра Скопин, разумеется, не заметил. Попросту не захаживая туда. Чего он там не видел. В каюты к офицерам, кубрики к мичманам «в гости» так же никогда не стремился. А на постах, на пультах в томительные вахты старшйны и матросы, да и офицеры при появлении командира всегда дисциплинировано предпочтут держать под рукой какую-нибудь регламентную методичку. Может только по уходу начальства снова достав что-то развлекательно-увлекательное. И то не факт… служба.

«Глаза ему раскрыл» полковник особого отдела — в его служебном ведении была реализация этой темы:

— Взгляните-ка. Ничего не напоминает?

Пролистав несколько экземпляров, что называется, «по диагонали», узнал явно списанное с того, что они привезли из «двухтысячных» в электронном виде: в основном классика попадания в роковой 41-й, круша немчиков-фашистов. Не обошлось и без другой классики «русско-японской 1905 года». Здесь уж, несомненно, обработанное советскими писателями-редакторами, сводя в итоге к революционно-ленинским преобразованиям.

«Короче, „руководящая и направляющая“ и тут влезла, — оценил он не без кривой иронии, — кто бы сомневался».

Особист, между тем, акцентировал:

— Эти так, для массовки. Они и в общедоступной советской печати появились, кстати. А вот исключительно для нашего случая — главный агитационный ресурс, должный сложить у экипажа правильное мнение. Сюжет попадания в будущее, где силы капитализма подточили Страну Советов изнутри злокознями диссидентов и прочих деклассированных прозападных элементов. Обрисовывается Россия очень напоминающая ту вашу.