Media Sapiens-2. Дневник информационного террориста - Сергей Минаев

Сергей Минаев

Media Sapiens-2

Дневник информационного террориста

Мы добиваемся не правды, а эффекта

Метро

В восемь часов утра, над площадкой перед павильоном станции метро «Проспект Мира-Кольцевая» в воздухе не было ничего такого, что предвещало бы какие-то страшные события. Ничего гнетущего или настораживающего, как пишут в таких случаях газетчики, рассказывая о ситуации, предшествующей катастрофе. Наоборот, светило яркое солнце, студенты на лавочке пили пиво, девушки весело стрекотали по мобильным телефонам. Даже милиционеры были как-то особенно расслаблены, увлечённо беседуя между собой. В общем, атмосфера была абсолютно будничная.

Когда из стеклянных дверей метро выплеснулась на улицу первая порция людей, готовящихся начать трудовой день, где-то слева бухнул взрыв. То есть сначала никто ничего и не понял, что это был взрыв. Просто какой-то достаточно громкий хлопок и все. Затем, когда пространство затянуло едким дымом и раздались первые женские визги «человека гранатой убили» началась всеобщая паника. Толпа бросилась в разные стороны, гонимая общим страхом. Женщины голосили на бегу, мужчины молча деловито расчищали себе дорогу локтями, не обращая абсолютно никакого внимания на падавших на землю пожилых людей, пассажиров с детьми и инвалидов. В общем, всех тех, кому положено уступать места и оказывать всяческие респекты в общественном транспорте. Хотя, с другой стороны, им-то как раз уступали места на этой площадке. Места для смертников.

Стражи общественного порядка, несколько секунд постояв в рассеяности, принялись было оказывать помощь упавшим и делать всеобщее бегство более организованным, но тут же были увлечены вперёд набегавшими волнами народа.

Самое ужасное началось, когда из дверей павильона вышла вторая порция людей. Часть народа, присутствовавшая при первом взрыве, ломанулась обратно в метро и в дверях столкнулась с выходившей второй волной. Началась давка. Люди с двух сторон, в ужасе, напирали на стеклянные двери. Одни, ведомые инстинктом, заставляющим покидать открытые пространства в случае опасности, другие, наоборот, старались покинуть замкнутое помещение, чувствуя, что произошло что-то ужасное, и не понимая, где конкретно. В метро или на улице?

В тот момент, когда стекло одной из дверей треснуло, прогремел второй взрыв.

Ввиду того, что выходивших из метро было больше, они выдавились на улицу и побежали вперёд. Минут через десять наряды милиции перекрыли выход из метро, успевшие убежать — убежали, а не успевшие в количестве десять-пятнадцать человек лежали на земле, перед павильоном. Среди луж крови, мокнувших в ней газет, потерянных вещей, окурков, бутылок и банок.

Воздух разорвали сирены машин «Скорой помощи» и милиции. Место взрыва было немедленно взято в кольцо праздношатавшимися зеваками. Допускаю, что немалая часть из них только что выбралась из этого ада и теперь во все глаза смотрит прямую трансляцию хоррор-шоу. Ещё пять минут назад они могли бы стать жертвами, но сейчас эти люди стоят рядом и в их широко открытых глазах читается единственный вопрос: ОК, я-то выжил, но кто всё-таки погиб? Кто-то непременно должен был погибнуть, не бывает так, чтобы всех спасли? Стоит ли говорить, что помогать лежавшим на земле или пытающимся выползти с места взрыва никто и не пытался из-за боязни пропустить самое интересное. Чью-то чужую смерть. Вы знаете, почему в первые часы катастрофы башен-близнецов никто и не пытался прийти на помощь? Задымлённость, отсутствие вертолётов, шок, плохая видимость, невозможность действий в воздухе — все это отмазки для прессы. Просто весь мир был очень занят в эти часы. Он смотрел прямую трансляцию с места атаки по CNN.

Через сорок минут подъехало ещё с десяток «скорых» и машин спецподразделений. Откуда ни возьмись, как всегда в таких случаях, появились журналисты, как коршуны, кормящиеся катастрофами современного мира. Уж эти-то всегда начеку! Будьте уверены, если вам, не дай Бог, случится срываться с горы или тонуть в море, первым, кого вы увидите, будут не спасатели Малибу. Нет, нет. Первыми окажутся журналисты, протягивающие вместо руки помощи микрофон или видеокамеру. Они сделают этакое сострадательное лицо и наполнят глаза лживыми слезами, для того чтобы задать вам единственный вопрос: «Расскажите телезрителям, что вы чувствуете, находясь на пороге гибели? Да, и, пожалуйста, короче, мы в прямом эфире, у нас мало времени».

Итак, спецподразделения бросились оттеснять зевак и оцеплять место взрыва, санитары бросились спасать постарадавших, а журналисты бросились мешать и тем и другим, пытаясь отснять как можно больше крупных планов. Записать все эти стоны и крики для более ужасающей картинки, которую они покажут сегодня вечером…

Мы с Вадимом заняли довольно удобное место для наблюдения на втором этаже «Макдоналдс», стоящего как раз напротив выхода из метро «Проспект Мира-кольцевая». Убедившись, как место происшествия покинули наши «скорые», и посмотрев на работу официальных подразделений, мы допили кофе и спустились на улицу.

— Фу, гадость какая, — сплёвывает себе под ноги Вадим, — никогда не нужно здесь кофе брать. Такое говно.

— А знаешь, вообще-то все испортилось. Помнишь, какой раньше «бигмак» был? В коробочку упакован. Коробочку раскрыл — в одной половине «бигмак», в другую картошку положил. Красота! А теперь? — В этот момент мне приходит СМС, я достаю телефон и читаю послание: — Вот, наши все доехали обратно.

— Отлично, — кивает Вадик. — Насчёт «бигмака» факт. Я сегодня даже огурцы вынул. Надкусил один, а он горький какой-то.

— Я же тебе говорю, все испортилось.

— Испортилось, конечно. Но кофе-то всегда был говенный, согласись?

— Вообще-то да, — соглашаюсь я, — так и есть. Надо перекурить это дело.

— Ага. Интересно, Антон, когда первый сюжет в официальный ящик попадёт?

— Я думаю, через час, не раньше. Пока смонтируют, пока то да сё. А плёнка «любительская» уже поехала на СМ?

— Ага. Слушай, народ-то не расходится, — Вадим показывает пальцем на ту сторону проспекта, — я так думаю, что сейчас все зеваки в «Мак» ломанутся.

— Вот тебе, кстати, и ответ, почему тут качество упало. Народ сюда валом повалил, а при таких объёмах какое же качество?

— Да? Интересно, а в Штатах что, народа меньше? — разводит руками Вадим. — Чего же там качество не падает?

— Могут себе позволить не экономить на качестве, а все потому, что инвестиции хорошие, не то что у нас. Отсюда и результат. Поэтому, Вадим, одни в качестве декораций используют башни на Манхэттене, а другие — заплёванные площадки перед метро. Представляешь, что бы было, если бы нам с тобой дали бюджет под то, чтобы угондошить тыщи три статистов? Да ещё и в реальных декорациях, типа «Шереметьево-2», а? Представляешь?

— Представляю, — грустно кивает Вадим, — мы бы этот бюджет скрысили.

— Никакого полёта мысли. — Я делаю затяжку и щелчком посылаю окурок в урну. Он попадает на край и отскакивает на землю, я сквозь зубы произношу «блядь». — Никакой романтики. Один сплошной цинизм.

— Романтизм нам чужд, Антон. А цинизм хотя бы ясен. Так что…

— Это точно. Слушай, нам же ехать на встречу с твоей бабкой надо. Как выбираться-то будем? Всё же перекрыто.

— Может, дойдём до «Цветного бульвара» и на метро поедем?

— На метро? Ты охренел, там же теракт был сегодня!

— Какой ужас! — картинно закрывает лицо руками Вадим. — Тогда пошли на Олимпийский, тачку поймаем.

— Пошли.

— Давай напрямик, мимо церкви.

— Мне когда лет десять было, я на «Спортивной» в такую давку попал. Там футбол какой-то был. Кажется, «Спартак» играл. И вот я, маленький мальчик, смотрю на прущую толпу. — Вадим показывает руками размер толпы.

— Ни фига себе. А задавили кого?

— Я не помню, но, кажется, трупы были. Точно были. В газетах даже писали. Слушай, у тебя мелочь есть на тачку?

Через час Вадим вводит в мой кабинет женщину маленького роста, с красными от бесконечного плача глазами и абсолютно серым лицом. Несмотря на то, что женщина явно находится в состоянии долгой драмы, она аккуратно одета и причёсана. На груди её кофты приколота зелёная брошь, а на плечах лежит платок с сине-зелёными узорами.

— Антон, знакомьтесь, это Зинаида Николаевна. Я рассказывал тебе про её горе.

— Да, да, конечно. Зинаида Николаевна, хотите чая?

— Нет-нет, спасибо, Антон, расскажите мне, что вы знаете о Володе? Вы же знаете его?

— Да. Я его знаю. Мы вместе служили. Вы понимаете, я… я даже не знаю, с чего начать, — я вытираю ладонью мифический пот на лице, — понимаете, Зинаида Николаевна, я занимаюсь делами российских солдат, воевавших в Чечне.

— Да вы же знаете, мой Володенька воевал там. Он вернулся, и я не могу понять, почему он мне не звонит. Может быть, у него какие-то дела? Мне все говорят, и соседи, и в поликлинике, и в военкомате, что он погиб. Но я-то его видела тогда ещё. Год назад. И знаю, что он в Москве, только не звонит мне почему-то и не приезжает. Может, у него девушка появилась? Знаете, они ведь в этом возрасте влюбчивые. А что, я считаю, что это хорошо. Пусть приводит её к нам. Я буду в своей комнате жить, им оставлю большую. А дети пойдут? Всё же лучше, чем по съёмным углам жить. Зачем снимать, если у нас есть квартира? А может быть, он у неё живёт? Почему же он не звонит?