Юность под залог - Анна Богданова

Анна Богданова

Юность под залог

«Добренького здоровьица! Это опять я – Аврора Владимировна Дроздомётова! Спешу доложить, что за то время, пока я писала предыдущий роман, мне стукнуло пятьдесят один год, но климакс так и не оставил меня в покое! Говорят, у некоторых женщин он (этот невыносимый процесс) длится аж двадцать лет! Ужас! Если и у меня будет протекать менопауза столько же, я за себя не ручаюсь – точно прикончу кого-нибудь! А как иначе, когда жар приливает, когда с головы текут струи пота, когда внутри все дрожит и трясется?! Ну как тут сдержаться? И потом, эти странные желания – как чего в голову втемяшится, так вынь да положь! Вчера, к примеру, в час ночи захотелось мороженого! Пришлось вставать с кровати и идти в ближайший ночной магазин! Ну да ладно. Главное, чтоб желания были скромными.

Как вы, наверное, поняли, я человек слова: обещала, что будет продолжение книги, и вот – пожалуйста! Читайте с удовольствием!

Я человек одинокий, несмотря на то что у меня есть дочь – Арина Метелкина, актриса, которая бросила Москву, меня, детский театр, развелась с мужем и вот уж несколько лет играет на сцене провинциального театрика в основном мужские роли и счастлива, бедняжка. Скоро выйдет премьера «Горе от ума», где она будет выступать в роли Чацкого. Смех, да и только!

Я человек одинокий, несмотря на то что у меня есть муж (четвертый, кажется, а может, пятый – теперь и не вспомнить. Можно документы поднять, да недосуг) – старый пердун (на четырнадцать лет старше меня) – Сергей Григорьевич Дроздомётов. Господи! И зачем я только согласилась взять его фамилию?! Ну что это за фамилия?! Курам на смех! Ну да ладно. Живет он в деревне Кочаново ...ской области в трехстах километрах от Москвы из-за проблем с легкими – видите ли, не может он дышать городским, загрязненным воздухом – и носа в столицу не кажет! Ну и не надо! Мне-то что! Мне так даже лучше! Меня, главное, не трогать! Так нет! Не живется ему спокойно! Каждую неделю звонит из ближайшего поселка городского типа, зовет, упрекает – мол, жена ты мне или кто? Приезжай немедленно! А что мне, цивилизованному человеку, делать в этой глуши, в избушке на курьих ножках на окраине темного леса, среди деградирующих соседей, где показывают всего две программы телевидения и нет телефона?! Мне – человеку творческому?!

Скажу вам по секрету. Мой Дроздомётов хоть уж и не может ничего (ну вы поняли, конечно, чего он не может), вовсю пристает к деревенским бабкам – то одну за сиську цапнет, то другую за задницу ущипнет! И какое мне удовольствие на это смотреть?!» – отбарабанила наша героиня на подержанном портативном компьютере, подаренном ей чуть больше года назад дочерью, перечитала текст и впала вдруг в странное состояние нерешительности, сомнения, безысходности даже какой-то.

Она принялась нервно раскачиваться на табуретке взад-вперед. Чуть было не грохнулась спиной на кафельной пол, чертыхнулась и со злостью воскликнула:

– Это что ж такое получается?! Что во втором томе своих мемуаров я буду пересказывать содержание первого?! Эдак никогда с места не сдвинешься! Эдак я дальше своей свадьбы с Юркой Метелкиным и не уйду! А впереди еще столько событий! Столько поклонников, любви! Вся жизнь впереди – можно сказать, лучшие годы! Как быть? Как? – вопрошала Аврора Владимировна у кухонных стен, у расцветшего мелкими розовыми, марганцовочными салютиками кактуса, у не вымытой из-под молока белой чашки с синим петухом.

Но ни стены, ни кактус, ни чашка – ничто, да и никто, кроме самой Дроздомётовой, не мог дать ей ответа на сей чисто технический литературный вопрос – как ненавязчиво и не утомляя многоуважаемого читателя, кратко, но полно пересказать в новой книге содержание предыдущего тома.

Аврора Владимировна злилась, ходила по кухне взад-вперед, ругаясь так громко, что слышно было на улице, поскольку балконная дверь из-за невыносимой жары начала июля была распахнута настежь. Приступ ярости закончился тем, что она запульнула ни в чем не повинную гжелевскую чашку в окошко. Только услышав, как та разбилась об асфальт, Дроздомётова несколько успокоилась, и взгляд ее упал на плитку горького шоколада.

– О! – восторженно воскликнула она, прикрыла ноутбук и принялась варить крепкий кофе.

Аврора Владимировна не сомневалась, что горький шоколад в сочетании с крепким кофе непременно натолкнет ее на умную, нужную мысль, поскольку знала, что один гениальный шахматист, фамилии которого теперь и не вспомнить, всю свою жизнь завтракал исключительно шоколадом и что именно это кондитерское изделие и сделало из него, собственно, гения. Вот таким образом размышляла наша героиня, когда влетела в маленькую комнату с подносом, на котором несла, с ее точки зрения, экзотический завтрак. Поставив его на низенький журнальный столик, она включила телевизор и принялась переключать программы.

– Утром ничего хорошего никогда не показывают! Ерунда какая-то сплошная! – возмущалась она, рассасывая квадратик шоколада, как вдруг на экране появилась знаменитая писательница любовных романов.

– А над чем вы работаете сейчас? Или это тайна? – спрашивала литературную львицу молоденькая худосочная журналистка.

– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовалась Аврора Владимировна и буквально впилась взглядом... Да что там взглядом! Плечами, шеей, головой, носом даже впилась она в телевизор. Причем героиню нашу интересовало не столько над чем в данный момент работает известная романистка, сколько то, на чем и за чем она сидит. Матерую писательницу, по всей видимости, снимали у нее дома, в собственном кабинете. Она сидела за письменным столом, размеров которого Дроздомётова никак не могла определить – бедняжка пригибалась и так и эдак, подскакивала к телевизору, пытаясь заглянуть внутрь и увидеть там то, что скрыто от камеры, но все впустую. Зато уж кресло, в котором вальяжно развалилась «инженерша человеческих душ», наша героиня рассмотрела, можно сказать, детально. Большое, крутящееся, с высокой спинкой и подлокотниками, черное и наверняка кожаное.

– Конечно! В таком кресле, да за таким столом и «Войну и мир» грех не написать! – хмыкнула Аврора Владимировна и с той самой минуты буквально заболела идеей о создании точно такого же кабинета. Ход ее мыслей был примерно таков: «А чем это я хуже ее? И почему я свои мемуары должна сочинять на кухне, сидя на убогой табуретке без спинки, за разделочным столом? Я что ж, не могу себе кожаное кресло позволить? Или я поганее ее пишу?»

Весь день и всю ночь Аврора Владимировна думала о рабочем кабинете, который должен непременно сделать из нее великую писательницу, подобно тому как ежедневная плитка шоколада из простого, ничем не примечательного мальчишки сделала гениального шахматиста. Лишь под утро она задремала, и все ей снились крутящиеся стулья, табуретки и кресла. Столы виделись как-то неопределенно – больше какие-то фрагменты да углы.