Bob Shaw - Боб Шоу

Боб ШОУ

Bob SHAW

ТЕМНЫЕ НОЧИ (рассказы)

DARK NIGHT (short stories) (1989)

Содержание

Темная ночь в стране игрушек

Выбери себе вселенную!

Ловец гроз

Инопланетяне не люди

Люби меня нежно

Точь-в-точь

Дивная новая планета

Проверенный способ похудеть

Облава

Воительницы века техники

Размякший дипломат

Третье желание

Луна-палач

Нестабильный две тысячи первый

Тень крыльев

Схватка на рассвете

Невероятный дубликат

Шутка Джоконды

Послесловие

Dark Night in Toyland

Перевод с англ. © С.Л. Никольского, 2003.

– Господи, только не сегодня, – взмолился Киркхэм.

«Да-а-а, невинному ребенку вообще негоже умирать от рака, но когда такое случается в первый день Рождества – это, знаешь ли, уже совсем паршиво», – вмешалась его вторая половинка, незваный гость, чей язвительный ехидный голос последние несколько месяцев звучал все настырнее.

Киркхэм рывком поднялся на ноги и нервно зашагал по кабинету, пристыженный и чуть напуганный внезапным вмешательством, хотя отнюдь не чуждый манихейства, чтобы понимать, откуда берется этот голос. Обшитая дубовыми панелями комната некогда казалась очень подходящей для обосновавшегося в заштатном городке методистского священника, в чьи обязанности входило поддерживать религиозную веру во враждебной атмосфере XXI века. Теперь здесь словно сгустилась тьма, а замкнутое пространство давило на психику. Киркхэм устремился к окну и раздвинул зеленые бархатные шторы. На улице царил океан мрака – шесть часов рождественского утра. Зимой в это время все утра на одно лицо.

«Ну, вот и Рождество… а мы тут гоняемся за звездой», – снова раздался этот непрошеный голос.

Киркхэм пребольно укусил себя за тыльную сторону ладони и поплелся на кухню готовить кофе. Дора была уже на месте – в своем зеленовато-голубом халате она накрывала на стол. Спина удивительно прямая – смелая женщина, должно быть, говорили их друзья и соседи, но только Киркхэм знал, до какой степени она сломлена болезнью Тимми.

Однажды вечером, когда он стал втолковывать ей что-то про веру, она ответила с оттенком грустного презрения:

– Ты-то сам веришь, что дважды два – четыре? Разумеется, нет, Джон. Потому что ты знаешь, что дважды два – четыре! – В первый и последний раз Дора говорила с ним в таком тоне, но встревоженный Киркхэм почему-то не сомневался, что именно тогда она высказала свое личное кредо касательно жизни и смерти.

– Я не слышал, как ты спустилась, – сказал он. – Н(рановато ли для тебя?

Дора покачала головой.

– Хочу, чтоб этот день был как можно длиннее.

– Не выйдет, Дора.

Он сразу понял, что у нее на уме. Достоевский в утро перед казнью был полон решимости растянуть и разделить на полноценные мгновения каждую секунду, чтобы превратить оставшийся час в целую жизнь.

– Предоставь времени идти своим ходом, – посоветовал он. – И черпай в этом радость. Только так можно с достоинством встретить вечность. – Он подождал, вполне осознавая всю напыщенность своих слов и надеясь, что Дора затеет спор, а значит, позволит протянуть ей руку помощи.

– Молока или сливок? – только и спросила она.

– Молока, пожалуйста.

Некоторое время они потягивали кофе, замкнутые, отделенные друг от друга начищенной до блеска геометрией кухни.

– Чем займемся на следующее Рождество, Джон? – спросила Дора ровным голосом, словно обсуждала программу предстоящего отпуска. – Что мы будем делать, когда останемся одни?

– Посмотрим, что уготовил нам Господь. Возможно, к тому времени мы уже поймем…

– Возможно, нам и так все понятно. Возможно, единственное, что нам требуется понять, – что понимать-то, в сущности, нечего.

– Дора! – При мысли, что его жена почти призналась в своем неверии, Киркхэм испытал мрачное возбуждение. Он знал, что сможет помочь ей лишь в том случае, если правда будет высказана вслух. Пусть Господь всевидящ, но слова должны быть произнесены, мысли должны преобразиться в движение губ и колебание воздуха.

«Отменное зрение у Господа нашего! – не унимался голос. – Иначе как еще он мог бы, сидя в самом центре галактики, за тысячи световых лет отсюда, попасть космическим лучом в крошечную клетку позвоночника маленького мальчика? Поистине снайперский выстрел с любой точки зрения. Особенно – с библейской…»

Киркхэм отвел взгляд от лица Доры. Действительно, почему именно позвоночник – тот самый орган, чья слишком сложная структура не поддавалась успешному восстановлению биоглиной? Разумеется, курс лечения был проведен с использованием новейших составов – в результате Тимми получил несколько лишних месяцев. Одно время даже казалось, что наступит выздоровление, что победа уже не за горами, но потом у Тимми стала отниматься левая нога – первый признак того, что биоглина, прежде вытеснявшая раковые клетки по мере их появления, не справляется с задачей обновления оригинальных тканей.

– …должно быть, уже проснулся, – говорила тем временем Дора. – Пойдем-ка к нему.

Чувствуя, что упустил благоприятную возможность, Киркхэм кивнул, и они направились в комнату Тимми. В тусклом свете ночника они заметили, что хотя мальчик и не спит, он даже не притронулся к рождественским подаркам, разложенным у кровати. В который уже раз Киркхэм прочувствовал, как возникло выражение «разбитое сердце». Он оробел, не в силах вымолвить ни единого слова, и только смотрел, как жена подошла к кровати и опустилась перед ней на колени.

– Вот и рождественское утро. Только взгляни, какие подарки тебе приготовили, – принялась уговаривать она.

– Я знаю, мам. – Тимми не отводил глаз от ее лица.

– Не хочешь посмотреть, что внутри?

– Не сейчас. Я устал.

– Ты не выспался?

– Не в том дело, мама. – Тимми наконец отвел взгляд. Личико его было исполнено гордым одиночеством. Голова Доры поникла.

«Он знает», – подумал Киркхэм, и эта мысль побудила его к действию. Он быстро пересек комнату и начал распаковывать разноцветные свертки.

– Ты смотри-ка, – бодро произнес он. – От дяди Лео – аудиограф! Только глянь, как он превращает мой голос в цветные узоры! А вот самодвижущиеся шахматы… – Киркхэм продолжал потрошить свертки, пока вся постель не оказалась завалена подарками и оберточной бумагой.

– Здорово, папа. – Тимми улыбнулся. – Я поиграю с ними… потом.

– Ладно, сынок. – Киркхэм отважился на новую попытку. – А есть что-нибудь, чего бы тебе особенно хотелось?

С внезапной живостью мальчик взглянул на мать, и Киркхэм испытал благодарность.