Как грабят корованы - Наталья Егорова

Наталья Егорова

Как грабят корованы

У Ваньки Несытого была мечта. Хотелось ему попасть в солнечную Лапландию, где прямо из земли бьют горячие ключи, а море тёплое, как парное молоко. Кто туда попал, сиди целый день на берегу, грейся и сладкие жёлтые огурцы жуй.

Это ему бродячий сказочник рассказал. Ну, сказочникам, известно, веры особой нет: соврут, недорого возьмут, а тут Ваньке как запало в голову – на всю жизнь.

Говорил сказочник, что растут в Лапландии чудные деревья с волосатыми ногами. Иногда с них орехи падают, аж с голову размером и тоже волосатые. Ежли такой расколоть, а его расколи поди-ка, оттуда сладкое молоко прыскает. Вот ведь, всё у них сладкое – и огурцы, и молоко.

Ан нет, говорит сказочник, арбузы в Лапландии горькие, да ещё и колючие. И растут прямо друг на дружке целыми гроздьями. Из них местную водку гонят.

До водки Ванька был не особенно охоч. Зато на бережке тёплого моря под волосатым деревом валяться – вот это жизнь. Ни тебе коров доить, ни козлов объезжать, ни там крышу латать.

Одна беда: поди доберись до солнечной этой Лапландии. Это тебе не в Мамыри на ярмарку съездить или даже в Москову.

Так и мечтал Ванька, пока в возраст не вошёл. А там нет, чтобы как все, жениться, хозяйство своё завести, избу отстроить, так шиш вам. "Пойду, – говорит, – маманька, в корованщики наниматься. Хочу в Питербурх попасть, а там, глядишь, и до Лапландии недалеко."

Ну, маманька, известно, в вой, папанька за ремень схватился, да куда там! Вона детина вымахал, уж запросто на лавке не растянешь. Словом, Ванька торбу на плечо – и со двора.

* * *

До Московы кое-как добрался, весь хлеб подъел. Повыспросил, где корованщиков до Питербурха нанимают. Подходит к загону, там плюгавый мужичок ездовому козлу на рога верёвку накручивает, козёл башкой мотает и раздражённо взмекивает. А в стороне девка чудная хлыстом поигрывает. Одёжа на девке мужицкая, косы обрезаны, как у шелудивой, а глазами так и зыркает. Сама до того худа и жилиста, будто её нарочно на солнце вялили.

И ещё один – чернявый кучерявый – у загона трётся, но сразу видно, не хозяин. Вона глаза какие голодные.

Ну, Ванька, понятно, к мужичонке направился.

– Это, – говорит, – вы Скоробогат, которому корованщики нужны?

И кучерявый туда же посунулся.

А из-за спины голос сухой, аж холодом повеяло:

– Это ко мне.

Оборачивается – давешняя девка с хлыстом. Смотрит оценивающе, как будто он не Ванька, а бараний бок на блюде.

– Козла на скаку остановишь?

– Остановлю, – пожал он плечами. – Коняву не смогу, а козла – извольте, барышня.

– Я тебе не барышня, а старшая над корованной охраной.

А сама уже на кучерявого смотрит.

– Хлыстом владеешь? А арканом?

И опять к Ваньке:

– Из пищальки стрелить умеешь?

Батюшки, что ж это творится? Девка – и старшая. Это выходит, если Ваньку в корованщики возьмут, он под девкой ходить будет? Стыдоба-то!

– Мне один корованщик нужен, а вас двое. Будете меж собой драться. Кто верх возьмёт, тот и с корованом отправится.

Взял Ванька аркан, а чернявый шепчет:

– Два рубля дам, ежли поддашься.

Два рубля, оно, конечно, деньги хорошие, но мечту кто же продаёт!

– Нет уж, – говорит Ванька, – драться так драться.

Чернявый надулся и давай аркан вокруг себя крутить – выделываться. Подумаешь. Ванька такое ещё несмышлёнышем умел.

Ан едва не пропустил бросок. К земле припал, еле ушёл от петли. Ванька озлился и свою петлю с вывертом бросил. Коли повезёт, так можно противника под коленки зацепить и заставить пыли наесться.

Чернявый в сторону кувырнулся, ушёл.

И тут разом завопили в отдалении.

– Конява!

– Конява сорвалась!

– Тикайте, люди добрые!

– Ребёнка! Ребёнка унесла!

– Коня-а-ава!

Ванька обернулся, а кучерявый его на аркан – вот ведь подлюжина! Но не на того напал, Ванька ужом из петли выскользнул, и на крик бросился.

И вылетел прямо на коняву.

До сих пор Ванька коняв только на ярмарках видел. Замученные, некормленные, слонялись они по загону, шкура на боках вылезала клоками. Но даже и так видно было, что только дай ей волю – разорвёт на куски.

А тут здоровая дура – шкура лоснится, копыта на ладонь зарываются в землю, с жёлтых клыков только что слюна не капает, как у бешеной собаки. И дико косит горящий глаз.

А в передних лапах и впрямь – ребёнок, годка три несмышлёнышу. Хохочет, ручками машет – решил, что играют с ним.

На лапе у конявы всего три пальца, зато когти – в полпяди длиной. Но ребёнка она держала осторожно, видать догадалась, что по дитяте стрелять не станут. Говорят, башка у конявы варит лучше, чем у иного человека. И верно, мужики позади орали и потрясали пищалями, но выстрелить никто не осмелился.

Леший его знает, как всё получилось. Ванька и задуматься не успел, а руки уже сами набросили аркан коняве на шею, и Ванька взлетел над землёй. Зад больно врезался в твёрдый круп, а дальше всех мыслей было – не свалиться, потому что затопчет вмиг. Мелькали перед глазами то взрытая пыль на дороге, то размазанные по небу облака, то налитый кровью безумный глаз.

Конява завертелась на месте. Шея у неё назад не выворачивалась, но зубы клацали у самого, казалось, Ванькиного лица.

Чёрт, ребёнка бы не выронила, – успел подумать Ванька, – растопчет же!

Конява махом приложилась к ограде загона. Ванька чудом успел поджать ногу – не то размозжило бы в кашу. А через миг коняву рвануло в сторону, так что Ванька едва не полетел кувырком, и тут же глухо тупнуло сбоку, и зверюга принялась заваливаться набок.

Ванька скатился в пыль, успев подхватить дитё, которое наконец-то перепугалось и орало на всю Москову. Солнце грело макушку, мужики ругались, бабы голосили, а мысли в голове ползали, как осенние мухи.

У конявы на задней ноге петля – видать, кучерявый, подловил. Молодец паря, даром, что Ваньку обманом пытался обставить. А на месте бешеного конявиного глаза торчит четырехгранный обрубок. Что за чёрт.

Ванька повёл глазами. Так и есть: у девки-охранницы в руках самострел, с каким на охоту ходят, только поболе. В Ванькиной деревне с такими самострелами на уток ходили, а с этим, пожалуй, и на кабана можно. Но чтобы коняву эдак разом пристрелить…

– А говоришь, коняву не остановишь… Как зовут? – спрашивает девка.

– Ваня.

Сверкнула насмешливо глазами.

– Это ты у мамкиной юбки Ваня, а тут будешь… Джек.

Джек так Джек. Ваньке даже понравилось.

– А я Чубарь, – это чернявый вылез.

– Я Сила, – девка говорит. – Обоих вас беру. Завтра выходим.

И прозвище-то у неё мужицкое, и из самострела коняве в глаз… Вот ведь шальная девка!