Изгнанник (СИ) - Белинцкая Марина

Дневники архимага. Изгнанник

Марина Белинцкая

Пролог. Просьба Габриэля

Звук шагов безответно таял в многоголосии молитвенного песнопения.

Юноша с благочестиво опущенной головой шёл по коридору храма. Он был похож на волшебника. Его фигуру целиком скрывали покровы длинных темных одежд. Он шёл, видя под ногами мраморные плиты, и не замечал окружающей роскоши — высоких колонн с резными капителями, золотых рун, сверкающих под сводами вогнутого потолка, бархатных занавесей, что отсвечивали при любом преломлении, и изысканных перил — их обвивали змеи, сотворённые рукой искусного мастера. Их гибкость придавала твёрдому материалу удивительное изящество. Всякий, кто поднимался по лестнице, обязательно прикасался к перилам рукой, чтобы убедиться, что змеи не живые. Волшебник прошёл мимо змей и не поднял головы.

На самом деле, волшебником юноша не был, и одна мысль об этом сжимала всю его душу безнадёжной тоской.

Он следовал привычному маршруту и остановился напротив высокой двери. Белой, большой и тяжёлой. Дважды постучал, таким образом предупредив о своём прибытии. Он вошёл под купол высокого потолка — в просторную залу. Её освещало фиолетовое пламя факелов. Полукругом залу обступали трибуны, за которыми сидели жрецы. У их ног на ступенях покачивались белые змеи с широкими капюшонами, расписанными золотыми рунами. Глаза змей источали нежный небесный свет. Всякий, кого змеи одаривали взглядом, получал успокоение и покидал стены храма с лёгкой душой. Не-волшебник избегал взглядов змей, а они так и норовили заглянуть ему под тень капюшона. Пение молитв в зале было едва слышным. Отсюда казалось, что поют сами ангелы.

В центре трибун за широким столом сидела главная жрица. Строгая женщина с ясными голубыми глазами, в них было столько чистоты и света, словно кто-то намеренно наполнил огромную чашу всем добром, что есть в мире, и велел жрице из неё испить.

Имя верховной жрицы было Тиоланта.

Не-волшебник подошёл к трибунам, остановился прямо в центре нарисованного на полу солнца и хрупкими руками снял капюшон. Его холодное, строгое и чистое лицо озарил фиолетовый свет факелов, на этом лице вспыхнули глаза: блестящие, чёрные, не имеющие зрачков и всяческого выражения, умеющие, если только, испепелять. Он поклонился и начал излагать просьбу.

Ровный голос зазвучал в тон далёкому молитвенному пению, отразился от стен, разлился по залу свежей утренней дымкой. Он говорил негромко, но каждое его слово было отчётливо слышно даже в самых отдалённых уголках зала. В глазах его отражался весь зал, жрецы, трибуны и змеи. Глаза обрамляли белые перья ресниц.

— …и тогда он умрёт. И на этом закончится существование Тэо, — лицо его не выражало ничего, а Тиоланта не могла отвести от него взгляда.

Изложив просьбу, он склонил голову и молитвенно сложил руки на груди. Зал наполнился ожидающей тишиной. Даже то далёкое пение смолкло.

— Раймона исцелить невозможно, — сказала Тиоланта, и её чистые глаза одарили юношу тоской и нежностью.

Выражение его лица поменялось. Нельзя сказать точно, были то боль или гнев, ведь через секунду лицо его выровнялось и похолодело.

— Мне жаль тебя, Габриэль, — продолжала жрица. — Искренне жаль. Ты приходишь сюда часто, и даже после стольких отказов не теряешь надежды. Твоей вере и упрямству можно лишь позавидовать. Но тебе известна причина его страданий.

— Убийства во благо, — прошелестел голос юноши, и тонкие губы его искривились. — Если бы не он, Тёмные Змееносцы захватили бы мир и обрекли нас в рабство. Почему он должен страдать от того, что помогает вам, мне, и все тем волшебникам, что ходят по улицам?

Жрецы молчаливо переглянулись. Тиоланта плотно сомкнула веки и кивнула, затем открыла глаза, и взгляд её стал печальнее.

— Любое убийство, даже убийство тёмного существа — есть зло. А болезнь Раймона — очищение. Он творит благо, но через смерть. Двуликая не отворачивается от него, но посылает страдания, чтобы через него Раймон искупил грех.

Лицо юноши выражало лишь мраморную неподвижность, и только где-то в глубинах внимательных глаз взрывались и умирали звёзды. Затем он поднял голову и сощурился, резко шагнул вперёд, и змеи, сидящие на первых рядах, заволновались.

— Мой отец не идёт в объятья смерти, как все остальные. Он падает в них, как с обрыва. Падает с такой скоростью, что сам не понимает того. И как только он разобьётся, тьма захлестнёт всё живое, поднимутся Топи, и тёмные змеи проникнут в жилища. Разве Двуликая хочет смерти всех нас? Разве пришла пора апокалипсису?

Он замолк, потому что его голос внезапно охрип. Вдалеке вновь зазвучали молитвы. Совсем не к месту. Жрецы, сидящие на трибунах, снова переглянулись, и их сдержанные улыбки обожгли Габриэля.

— Не нам предсказывать конец света, — сказала Тиоланта. Она одна сохранила серьёзное выражение лица. — Мне жаль тебя, Габриэль, но при всём уважении… Раймон обычный алхимик. И когда его не станет, обязательно найдётся тот, кто займёт его место.

Габриэль молча смотрел на жрицу. Поменялся ли свет в зале, или солнце заглянуло в окно, но глаза юноши вдруг сделались блестящими.

— В чем тогда ваши блага, госпожа? — он внезапно заговорил полушепотом, потому что хрипота голоса сильнее рвалась наружу. — Если путь к свету лежит через муки? В чём ваша сила, если вы не можете исцелить человека, сделавшего так много для вас и мира? За что вас чтить, если вы не желаете нанести ответные удары врагу? И возлагаете всю ответственность на больного алхимика?

Он замолк, и тишина зависла под куполом залы. Стихло пение молитв, и факела перестали трещать. Не дождавшись ответа, Габриэль накинул на голову капюшон, развернулся и тенью покинул зал. Дверь за ним с глухим стуком закрылась. Какое-то время Тиоланта продолжала смотреть на дверь, стараясь услышать его шаги. Но шагов Габриэля никто никогда не слышал.

— Он так похож на отца, — тихо проговорила Тиоланта. — Раймону следует внимательнее за ним приглядывать, — и чистые глаза жрицы потемнели.

Глава 1. Магическая лаборатория

Над Долиной медленно поднималось солнце.

Золотистые дома изумительно мерцали в его лучах. Мозаика крыш растекалась вдаль и вширь и доходила до стены гор, за которыми виднелся клочок моря. Над крышами уже мелькали искры первых воздушных электричек, клочок моря укрывала лёгкая дымка, а сверкающие горные вершины плакали серебряными водопадами.

В облаках шустро сновали крылатые существа похожие на пушистых осьминогов с длинными щупальцами. Малусты — межпространственные путешественники. Они никогда не спускались до земель Тэо, но иногда попадались в расставленные для них сети. Малуста можно было уговорить открыть портал, которые мог бы соединить две дальние точки мира.

Во главе Долины на небольшом холме стоял двухэтажный коттедж, обросший вьющимися растениями. Возле крыльца цвели пышные кустарники. За ними прятались подвальные окна, почти вросшие в землю. Тайны их комнат скрывали плотные шторы.

— Нельзя побыстрее?

— Это не корсет, а орудие пыток.

— Не вы ли говорили, что корсет прелестно подчёркивает мои формы?

— Отсутствие корсета подчеркивает их сильнее.

— Вы развратник, Раймон.

Алхимик выплюнул завязку корсета и принялся развязывать следующую, поддел пальцем, вгрызся, тут же принялся отплёвываться от мелких ниток.

— Я повышу вам жалование, если вы обещаете больше не носить корсетов.

Молодая женщина сверкнула зелёным взглядом и улыбнулась.

Голубоватые факелы рассеянно освещали магическую лабораторию. Их любопытные огни озирались, слыша голоса, но не видят тех, кто говорит. В какой-то момент неловкая суета и шёпот прервались, и теперь пламя факелов стояло на страже влюблённых. Их нежность пряталась в темноте, рисуя на стенах тенями изгибы плеч, рук и тел. Любовный танец продолжался бы до тех, пор, пока обоим не стало бы горячо, но внезапно взревевшая сигнализация спугнула любовь, как ветер бабочку.