Оружейник-3 - Олег Шовкуненко

Глава  1

Когда стрелки на приборах неистово задергались, а по рукоятям и рычагам заплясали юркие ослепительно белые молнии электрических разрядов, я понял, что мы угодили в «сварку». Первым, чисто инстинктивным движением стал удар по тормозам. Бронетранспортер заскрипел, завизжал, застонал, но быстро и послушно остановился. Машина еще не выровнялась после резкого торможения, а я уже со всей возможной поспешностью и энтузиазмом вминал кнопку пуска энергетического щита.

Система включилась. Я понял это как по индикации на панели управления, так и по характерному, хорошо знакомому гулу. Да только вот беда, гул этот категорически отказывался усиливаться, нарастать. Щит никак не мог набрать мощность инициации поля, разогнаться. Черт, не успели! Проворонили момент! Ничего не оставалось, как срочно вырубать установку, а затем и сам двигатель. Все... эксперименты закончились. Теперь только ждать. Сцепив зубы, терпеть и молить бога, чтобы «сварка» зацепила нас лишь краем. Но бог видать не услышал, вернее бог сейчас был полностью не дееспособен и сидел прямо за моей спиной. Так что в жопе мы оказались все вместе. Ах, если бы в жопе, а то ведь на одном огромном десятиместном электрическом стуле!

Напряженность поля быстро нарастала. Осмелев, набравшись сил, белые молнии соскочили со своих металлических насестов и накинулись на людей. Бронированное брюхо БТРа вмиг наполнилось грохотом падающих предметов, отчаянными воплями и проклятиями. Все это склеивалось и приправлялось громким треском статических разрядов. Воняло электричеством, палеными волосами и разогретой смазкой. Происходящее выглядело как стробоскопическое шоу, участники которого изо всех сил старались изобразить шабаш диковинной нечистой силы. Должно быть, я и сам походил на какого-то беснующегося оборотня. Выгнувшись дугой, запрокинув голову, я скрюченными пальцами скреб по воздуху и выл голосом обезумевшего от боли волка. Продлись весь этот кошмар еще хотя бы минут пять, и все, конец, из «восьмидесятки» уже никто и никогда бы не выбрался бы живым. Но видать сегодня нам повезло. Каким-то краешком затуманенного болью сознания я стал понимать, что «сварка» отступает.

Несколько минут я просто валялся в водительском кресле, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. От одежды поднимался легкий белесый дымок, который тут же исчезал в распахнутом над головой люке. Окружающие предметы выглядели слегка расплывчатыми и притом заметно раскачивались из стороны в сторону. Аккомпанементом всей этой картине служили приглушенные человеческие стоны и частое отрывистое дыхание. Они звучали где-то за спиной, но казалось, что звуки поселились у меня в черепной коробке. Там они словно кувалдой молотили по моему многострадальному мозгу.

— Что это?

Этот хрип стал самым мощным ударом. Он заставил меня инстинктивно схватиться за голову.

— Что это было?

Вопрос повторили вновь. На этот раз до меня дошел не только смысл слов. Показалось, что я узнал и басистый, слегка хрипловатый голос.

Повернув голову, я поглядел на сидевшего в командирском кресле Лешего, он же Андрей Кириллович Загребельный, он же бывший подполковник ФСБ. Видок у моего приятеля был еще тот. Его камуфлированный бушлат тоже слегка дымился. Волосы на голове стояли дыбом, а левый глаз дергался от нервного тика. В разгрузке Загребельного все еще гуляли крохотные искорки статического электричества. Они подмигивали из карманов с магазинами, потрескивали на рифленых боках гранат, ползли по рукояти боевого ножа.

— Что это было?

Третья попытка Андрюхи уже кардинально отличалась от двух предыдущих. Его голос звучал почти уверенно. Видать часть этой уверенности передалась и мне.

— «Сварка», холера ее побери! — выдохнул я. — Аномалия, блин, гребанная!

— Аномалия... — морщась, протянул Леший.

Кроме этих слов он произнести больше ничего не успел. В десантном отделении что-то загрохотало, затем послышалось невнятное бормотание, которое завершилось криком... нет, вернее стоном вырвавшимся из самой глубины души:

— ... щит... Но почему не включили щит? — По-моему это был голос Серебрянцева, хотя не знаю... После удара током у меня в ушах все еще продолжало звенеть.

— Поздно было, — я не надеялся, что меня услышат в десантном отсеке, а вот Загребельному информация явно не помешает. — Пришлось заглушить... Все заглушить. А то бы конец. «Сварка», она падла все приборы убивает, особенно те, что под напряжением.

Я только теперь накопил достаточно сил, чтобы обернуться и поглядеть назад. Как там экипаж машины боевой? Как Лиза и Пашка?

Первый, кого я увидел, был Главный. Он сидел на месте башенного стрелка, сгорбившись и обхватив голову руками. Ну да, конечно, в районе башни напряженность поля была выше всего, так что нашему проводнику досталось. По-моему обгорели даже концы его неизменной зеленой банданы.

Следующим на глаза попался Владимир Фомин. Цирк-зоопарк, никогда не видел его таким жалким и несчастным. В расширенных от ужаса глазах бывшего криминального авторитета, позднее банкира, а еще позднее старосты Рынка стояли слезы. Он смотрел на дымящиеся рукава своей дорогой туристской куртки, на покрасневшие, словно после электрофореза, руки. Мне подумалось, что Фома сейчас проклинает тот миг, когда он решился покинуть Подольск и отправиться вместе с нами. Но что сделано, то сделано. Я был даже благодарен «сварке» за то, что она сбила спесь и всегдашний воинственный пыл этого, будем говорить так, далеко не кристально-чистого человека.

Однако персона Фомина, его чувства и мысли занимали меня ровно одну секунду. Взглядом я пытался пробиться ему за спину и разглядеть в полумраке десантного отделения лица и впрямь дорогих мне людей.

Лиза с Пашкой сидели крепко вцепившись друг в друга. Моя подруга гладила брата по голове и что-то ему шептала. Парнишка, не смотря на свои пятнадцать лет, не сопротивлялся. Наоборот, он словно искал у сестры помощи защиты и поддержки.

— Лиза, как он? — прокричал я в испуге. За Павла мне действительно было страшно. Пацан еще не оправился от тяжелой контузии, а тут такая новая напасть, «сварка» эта гребанная!

— Я... я не знаю, — всхлипнула девушка. — Он молчит.

— Черт! — у меня гулко екнуло сердце.

— Может вытянем парня наружу? — робко предложил Загребельный.

— Какой там «наружу»! — вызверился я на приятеля. — Мы на Проклятых землях! Забыл что ли? Здесь где попало останавливаться нельзя.

С этими словами я включил зажигание. Вернее попытался включить. Стартер крутил, но двигатель не запускал. Я попробовал еще и еще раз. Только после третьей попытки из моторно-трансмиссионного отделения послышался басовитый рокот. Фух, пронесло, — вздохнул я с облегчением. — Жива, выходит, машинка!

Дорога была привычная, тысячу раз езженая и переезженная. Сейчас пройдем по окраине Александровки, дальше пруд и дом отдыха Бекасово, еще дальше до фундаментов сожженные пансионат «Орбита» и дом отдыха «Ростелекома». За ними поворот в дачный кооператив примостившийся на просеке, прямо под опорами ЛЭП. Вот по этой-то дорожке и домчимся практически до самых складов ГСМ моей родной танковой бригады. Вот тогда все, тогда, считай, дома. Это всего-то километра четыре. Пашка должен продержаться.

После того как черные, покосившиеся деревенские домишки остались позади, Леший угрюмо сообщил:

— Пацана опять тошнит. Весь пол заблевал.

Я лишь насупился, но ничего не ответил. Что тут скажешь? И так все яснее ясного. Сглупил я, страшно сглупил, что взял с собой Пашку. Это путешествие вполне может стоить пацану жизни. Тут и здоровому то...

Я вовремя заметил, что придорожный столб, на котором криво висел облезлый и погнутый указатель, отбрасывает длинную четкую тень. В эпоху «Большой мряки», когда солнце надежно занавешено ширмой из плотных серых облаков, таких теней не бывает. Они возникают лишь когда где-то рядом крутится «мотылек».

Если бы замеченная мною тень лежала поперек дороги, то можно было и рискнуть, попробовать проскочить. Но она была наклонена в нашу сторону, и я не стал искушать судьбу. Остановив машину, я поглядел на Загребельного:

— Где-то впереди «мотылек». Надо ждать.

— Угу.

С того самого момента, как мы пересекли границу Проклятых земель, Загребельный старался не задавать лишних вопросов и не отвлекать меня, единственного человека, который хоть что-то понимал во всем том, что творилось вокруг.

Около минуты мы сидели молча. Я во все глаза следил за тенью от столба. Не дай бог начнет укорачиваться! Она начала, и притом довольно быстро.