Тайна Девы Марии - Хизер Террелл

Хизер Террелл

«Тайна Девы Марии»

Посвящается моим мальчикам

Благодарности

Этот роман никогда бы не был написан, если бы не мои многочисленные помощники. Во-первых, я должна поблагодарить Лору Дейл, моего чудного агента, которая приняла книгу в прямом и переносном смысле. Затем я хочу выразить признательность замечательной команде издательства «Баллантин букс», начиная с Пола Тонтона, моего необыкновенного издателя, который дал «Тайне Девы Марии» шанс. Мне очень повезло, что меня поддержали потрясающие люди, работающие в «Баллантин»: Либби Магуайр, Ким Хови, Брайан Маклендон, Джейн фон Мерен, Рейчел Кайнд, Синд и Мари, художественный отдел, отделы рекламы и продаж, издательский и производственный отделы.

Мне помогали бесчисленные друзья и родственники: кто-то в работе над рукописью, кто-то другим образом. Среди многих хочу назвать Иллану Райя, Понни Кономос Ян, Дженнифер Казмин Миллер, Лору Макенна, Элизабет Диссегард, Морин Брейди, моих родителей — Джинн и Коулман Бенедикт, моих братьев и сестер — Коли, Лорен, Кортни, Кристофера и Мередит с их семьями, моих бабушек, тетю Терри и моих родственников по мужу.

И все же без моего мужа, Джима, мой роман до сих пор находилась бы на стадии куколки. Его любовь и поддержка способствовали метаморфозе. А наш маленький сын, Джек, помог взлететь вылупившейся бабочке.

1

Берлин, 1943 год

Миланский поезд медленно вползает под своды Берлинского вокзала, выпуская вверх клубы пара под опорные балки. Его гудок пронзает ночь всего лишь раз, и вновь воцаряется тишина, нарушаемая только медленным и ритмичным шуршанием метлы.

Уборщик давно знает, как опасно открыто смотреть на ужасы, которые творятся на вокзале. Он никогда ни с кем не откровенничает и держится в тени. Однако, наклонив голову, все же поглядывает по сторонам из-под козырька фуражки.

Со скрипом и лязгом поезд останавливается. В окне последнего вагона видны сидящие друг против друга мужчина и женщина. Они ждут не шевелясь, обрамленные красными оконными занавесками, как на портрете. Две напряженные фигуры словно бросают вызов давящей безмолвной темноте, и уборщик замедляет свой темп.

Сначала он рассматривает женщину. Вокзальный фонарь освещает ее гордый профиль, рельефно выступающий на фоне темного купе. Тусклый свет выхватывает складки шелкового рыжеватого платья, горностаевую отделку дорожного жакета и шляпку-колокол. Уборщик качает головой при виде такой роскоши в одежде и подсчитывает, сколько буханок хлеба можно было бы выручить за ее гардеробчик на черном рынке. Затем он переводит взгляд на мужчину, который выглядит более соответственно поездке в военное время, чем женщина. У него приятное округлое лицо, и одет он просто — темно-серый костюм, черное пальто, мягкая фетровая шляпа. В правой руке он сжимает потертый коричневый конверт, причем сжимает крепко, до побелевших костяшек. За пальто, расстегнутым на груди, видна желтая звезда с острыми краями. Уборщик надеется в душе, что оба пассажира понимают, насколько опасное путешествие затеяли.

Внезапно дверь в купе резко открывается, мужчина и женщина вскакивают на ноги. Уборщик отступает в безопасную тень.

Пассажиров окружают светловолосые юные солдатики. На черной форме поблескивают золотом надраенные пуговицы, хвастливо выделяется красная свастика. Уборщик знает, что это не обычная вокзальная милиция. Он невольно вздрагивает, когда протянутые руки в перчатках забирают у мужчины билеты.

Затем мальчишки солдаты пропускают вперед увешанного знаками отличия офицера. Тот наклоняется к пассажирам поближе, что-то им говоря. Потом передает им какой-то документ, вечное перо и требует, чтобы мужчина поставил свою подпись. Офицер хочет, чтобы пассажир чему-то подчинился. Мужчина, потупившись, отрицательно качает головой. Вместо того чтобы расписаться под документом, он дрожащей рукой передает офицеру свой драгоценный конверт.

Офицер подносит конверт к свету, резко вскрывает его и внимательно читает письмо. Потом засовывает письмо обратно в конверт и возвращает владельцу. Солдаты вместе с офицером разворачиваются и уходят, громко закрыв за собой дверь.

Вновь звучит паровозный гудок, пара возвращается на свои места. Мужчина начинает робко улыбаться, но уборщик в сердцах отворачивается. Он знает, как действуют мальчики солдаты. Он знает, что, когда поезд отойдет от перрона, последний вагон останется.

2

Нью-Йорк, наши дни

Мара побарабанила пальцами по стойке бара и в очередной раз взглянула на часы. Новый клиент опаздывал почти на целый час, и она занервничала еще сильнее.

Чтобы как-то успокоиться, она сделала глоток тоника с лаймом, вновь пожалев, что не заказала бокал шардоне, и огляделась вокруг. Ресторан «У Магги», по слухам, был когда-то незаконным питейным заведением, связанным с сетью подпольных каналов, переправлявших спиртное во время «сухого закона». Хотя теперь алкоголь тек широкой рекой, внутреннее убранство эры джаза в сигаретном дыму нисколько не изменилось. Украшенный чеканкой потолок и натертый до блеска паркет отражали трескучее пламя. Парочки уютно устраивались на шоколадного цвета кожаных банкетках перед постоянно зажженными свечами. Заглушая привычный для таких мест гул, звучали мелодии в исполнении Эллы и Луи. Здесь не играли музыку позднее пятидесятых годов. Здесь веяло простотой и надежностью прошлого, которое таким и было. Мара в этом не сомневалась.

Оглядываясь на вход, Мара поймала свое отражение в зеркале, висевшем над оживленным баром. Она разгладила юбку подогнанного по фигуре костюма, взглянула на туфли на высоких каблуках и в который раз почувствовала себя не в своей тарелке, словно на обычную утку нацепили костюм лебедя из блестящих перьев. Ей захотелось побродить в любимых растянутых джинсах и водолазке среди стеллажей ближайшего книжного магазина, а не сидеть тут и ждать Майкла Рорка — юрисконсульта досточтимого аукционного дома «Бизли», с недавних пор пополнившего ряды самых грозных клиентов ее юридической фирмы.

Когда она в очередной раз бросила взгляд на дверь, то успела увидеть, как к обочине подъехало такси, из которого показалась высокая широкоплечая фигура. Лицо оставалось скрытым в тени. Мужчина наклонился к окошку со стороны пассажира и отдал водителю деньги. Уличный фонарь высветил улыбку на его лице и смешливые морщинки вокруг глаз. Перекинувшись с водителем шуткой, пассажир дважды похлопал по кузову в дружеском прощании. Он был совсем не похож на пузатых и слегка лысеющих юрисконсультов, с которыми Маре приходилось работать, но она почему-то сразу поняла, что это и есть ее клиент.

Он зашел в бар, но его лицо по-прежнему оставалось в тени. Мара увидела только твидовый блейзер и отглаженные черные брюки с острой стрелкой.

Когда наконец клиент оказался на свету, она смогла разглядеть смягчающую ямочку на квадратном подбородке, светло-каштановые волосы, коротко остриженные, но с длинной челкой, серовато-зеленые глаза, как у кошки, и жилистые руки. Она никак не ожидала, что он окажется таким красавцем, да еще очень знакомым к тому же.

Шум в баре стих, суета улеглась. Мара попыталась справиться с волнением, но ее щеки залил яркий румянец, и она смущенно потупилась.

Приближаясь к ней, он замедлил шаг.

— А я вас знаю, — сказал он, когда она подняла глаза. — Джорджтаун.

— Византийское искусство, — ответила она.

Майкл Рорк когда-то сидел рядом с ней на лекциях по истории византийского искусства. Сначала он оказался рядом случайно, но потом выбирал это место намеренно. По дороге в студенческую библиотеку они обычно затевали долгие разговоры об иконографии[1] и падении Константинополя. Мара не забыла его врожденную галантность. Он всегда шел с ней по улице со стороны проезжей части, никогда не опускался на стул в ее присутствии, если она стояла. Но тогда в ее жизни был Сэм, поэтому, когда лекции закончились, время, что они проводили вместе, тоже закончилось. А теперь он оказался здесь, в качестве ее нового клиента из «Бизли».

Пока он извинялся за опоздание, администратор зала отвела их в укромный уголок, более подходящий для свидания, чем для делового обеда. Поначалу Маре понравился такой поворот событий, возможно, потому что эта встреча заставила всколыхнуться в ее душе прежнюю симпатию к Майклу, а еще потому, что сейчас он ей казался таким же приятным, как и раньше. Но потом Мара отругала себя за неподходящие мысли, столь неуместные в отношениях между юристом и клиентом, очень важным клиентом, которого ей нужно было заполучить во что бы то ни стало, с дальним прицелом добиться в конце года статуса партнера.

И все же Маре было интересно: какой она показалась ему теперь? Увидел ли он то, о чем ей говорили другие: высокую, стройную даму с изящными чертами, аккуратной темно-рыжей прической и профессиональным самообладанием? Или он по-прежнему видит в ней ту зеленую девчушку, какой она была, прежде чем превратиться в хладнокровного городского юриста, — долговязую студентку, книжного червя, с квадратной челюстью и веснушками, мечтавшую о научной карьере?