Беру тебя в мужья - Джоанна Рид

Джоанна Рид

Беру тебя в мужья

1

Клодия неуверенно протянула руку к альбому. Она уже много лет не заглядывала в него. Более того, даже боялась смотреть в ту сторону, где он стоял. Ей бы и сейчас выйти из библиотеки и опять на несколько лет забыть про этот фотоальбом, но что-то удерживало ее на месте.

Решительно усевшись за стол, вплотную придвинутый к мраморному подоконнику, Клодия машинально заправила за ухо мягкую непокорную прядь каштановых волос и после некоторого колебания открыла альбом.

Вот они. Ее воспоминания. Разбитые надежды.

Дрожащими пальцами Клодия провела по глянцевой поверхности снимков. Когда-то давно она убрала этот альбом на самую верхнюю полку — подальше с глаз. А вот теперь он почему-то оказался на столе. Должно быть, отец — больной, одинокий — просматривал его, сидя на том самом месте, где сейчас сидит она. Погруженный в свою печаль, что он искал в старых фотографиях? Ускользнувшее неведомо куда лето? Хотя бы слабый отзвук исчезнувшего счастливого времени? Кто знает…

Шестилетней давности снимок отца тоже был здесь, в этом альбоме. Гай Салливан — крупный мужчина в расцвете сил, обнимающий за плечи хрупкую белокурую красавицу, ставшую через три месяца его женой. Хелен, мачеха Клодии. Сейчас отцу уже пятьдесят два.

Хелен, только что разведенная яркая блондинка, на двадцать лет моложе отца, могла бы стать злой мачехой из сказки, но не стала. С первого дня, как Хелен в качестве дежурного администратора появилась в «Фартингс-Холле» — дорогом загородном пансионате с рестораном, основанном еще дедом Клодии, девушка заметила, что отец неравнодушен к новой служащей. К тому времени Гай Салливан вдовствовал уже восемь лет — мать Клодии умерла от редкого вирусного заболевания, вскоре после того как девочка отпраздновала свой десятый день рождения.

Через три месяца Гай и Хелен поженились. Клодия радовалась за обоих. Снедавшие девочку страхи, что Хелен воспылает к ней ненавистью или она сама будет неприязненно относиться к женщине, занявшей место матери, не оправдались. Хелен изо всех сил старалась понравиться падчерице.

А вот и сама Клодия — с длинными, чуть ли не до талии, вьющимися волосами, с широкой открытой улыбкой, еще не замутненной предательством, которое, как оказалось, уже подстерегало ее.

Господи, как давно это было!

Фотография шестилетней давности…

Клодия смотрела на себя, восемнадцатилетнюю девчонку, донельзя счастливую, приехавшую в родительский дом перед поступлением в педагогический колледж, и глаза ее туманили слезы. Ах, то счастливое лето!

На заднем плане — в этом было что-то символическое — Клодия увидела Тони Фейвела, служившего у ее отца бухгалтером. Он попал в кадр совершенно случайно. Тони стоял, прислонившись к каменному парапету террасы, протянувшейся вдоль западного фасада великолепного старинного особняка эпохи Тюдоров.

Именно Тони Фейвел ввел Хелен в семью Салливан. Он представил ее как свою дальнюю родственницу, не забыв упомянуть, что после шумного развода та собирается начать новую жизнь. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, Клодия словно слышала его слова: «Гай, кажется, ты ищешь администратора на неполный рабочий день? Ведь Сэнди отправилась рожать?». Тони Фейвел… На этой фотографии ему всего тридцать, но его тонкие белокурые волосы уже начали редеть, а талия увеличиваться в объеме. Клодия вздохнула, ее глаза вновь подернулись влагой, когда она вгляделась в слегка расплывшееся изображение человека, за которого вышла замуж тем летом шесть — нет, не лет! — веков назад.

Медленно, неохотно, побуждаемая каким-то подсознательным неясным чувством, Клодия перевернула страницу и увидела то, что и должна была там увидеть. И все же вздрогнула от неожиданности.

Фотография Брента…

В конце того лета Клодия поклялась себе уничтожить все фотографии до единой. Разорвать на мелкие кусочки и сжечь. Но когда дошло до дела, она не смогла заставить себя коснуться их. Любовь и ненависть — две стороны одной медали. Сказав себе, что ненавидит Брента, она, по-видимому, все еще его любила. Иначе почему, скажите на милость, эти снимки до сих пор целы?

Клодия сохранила все фотографии Брента, и даже теперь, глядя на них, не могла отрицать его притягательной мужской красоты. Темно-серые глаза, грива длинных черных волос, мускулистая фигура, широкая грудь… Грудь, скрывающая черную-пречерную душу…

Клодия вдруг подумала, что ей забавно смотреть сейчас на себя вместе с Брентом. Его рука лежит на ее талии, и он жестом собственника прижимает ее к своему сильному телу, а она с обожанием смотрит на него снизу вверх. Такими они и были в то самое чудесное лето ее жизни. Такими и должна была сохранить их для будущего потомства эта фотография.

Клодия никогда не возвращалась к прошлому — воспоминания вызывали мучительную боль. И все же сейчас не могла сопротивляться и позволила своему сердцу утонуть в сладостной печали о былом.

Смежив веки, она вспомнила себя длинноногой девчонкой, сломя голову несущейся по черной лестнице. Большую и лучшую часть утра она провела, помогая экономке Эми убирать комнаты. Постояльцев было всего четверо: загородный пансионат «Фартингс-Холл» не поражал размерами, но слыл очень и очень изысканным местом. И список желающих отдохнуть в нем превышал его возможности.

И вот, наконец, отдав долг пылесосу, грязному белью и пыли, Клодия собралась принять солнечную ванну: лучи солнца настойчиво манили ее сквозь чистые, без единого пятнышка, окна. Совсем недавно ей исполнилось восемнадцать, лето только начиналось, она славно потрудилась и теперь чувствовала себя совершенно счастливой.

— Ой! — Клодия резко остановилась, едва не налетев на мачеху. — Извини, не заметила тебя!

В присутствии светловолосой Хелен, маленькой и гибкой, Клодия всегда чувствовала себя громоздкой неуклюжей дылдой. О нет, Хелен никогда — ни до, ни после замужества — не сказала ей грубого слова, ни разу не взглянула косо, но в последние дни Клодия ощущала, что мачеха относится к ней с каким-то раздражением. Однако сегодня, в такой чудесный день, Клодия решила просто об этом не думать.

При виде падчерицы прищуренные зеленые глаза Хелен засияли, и Клодия с облегчением вздохнула: похоже, у той хорошее настроение.

— Боже, сколько энергии! Как бы я хотела снова оказаться молодой и беззаботной! — улыбнулась мачеха.

— Да и ты тоже не старуха! — весело отозвалась Клодия, вышагивая следом за Хелен по коридору, ведущему во внутренний двор.

По правде сказать, все тридцатилетние женщины, как Хелен, например, казались ей если не пожилыми, то уж людьми среднего возраста — точно. И все же Клодия признавала: обволакивающая сексуальность Хелен, ее золотистые волосы и правильные черты лица не подвластны времени.