Логозавр – имя собственное - Филимон Грач

Филимон Грач

Логозавр – имя собственное

Книга 2

Глава 1

Начало конца

Среди знакомых и сослуживцев Семён Петрович Альфади слыл преуспевающим человеком. Слава Богу, времена горбачёвских «перестроек» и ельциновских «стабилизационных периодов» миновали и теперь можно было с осторожным оптимизмом заглянуть в своё недалёкое светлое будущее. Как сложилось, так сложилось; грех жаловаться – в начале 90х все начинали в равных условиях вопиющего неравенства. Тогда подковёрные баталии в коридорах власти нередко находили своё продолжение в откровенных уличных перестрелках, на деле являясь голимым уголовным беспределом. Кумирами тогдашних российских пацанов становились доморощенные киллеры в глубоко нахлобученных на глаза чёрных вязанных шапочках. Впрочем, эти самые синие или чёрные шапочки довольно скоро превращались в красные – от собственной же крови, только пролитой уже другими, шедшими за ними следом. Революция всегда пожирала своих детей. Тогда, в 90х, по России словно вновь прокатилось Красное Колесо террора. Поэтому и проиграли все те, кто оказался на острие атаки, а выжили другие – кто вовремя вышел из «тени падающего дерева». Возможно, что своим стремительным ростом в политике Альфади и был обязан кому-то из друзей, но только делалось это ими всегда крайне деликатно, без того особо пагубного рвения, когда, как принято считать, оно становится строительным материалом для известных мостовых, ведущих в ад. Это позже придут матёрые политтехнологи и причешут современных политиков как следует, но тогда, на заре становления «рыночной демократии»… Возможно, что и были допущены некоторые ошибки… Возможно…

– «Эх, Петрович!» – мысленно обратившись к прошлому, генерал тяжело вздохнул.

– Всё скорбишь?

– Лида?

Жена стояла в дверях, держа сковородку в руке жаровней вниз, будто у неё вместо ручки был хвост на самом деле. Альфади привлёк жену к себе и нежно обнял её за талию, Лида наклонилась, показывая пальчиком упёртым в щёчку; – «Целуй!»

– Колька…

– Носится где-то! – томно вздохнув, Лида присела рядышком на подлокотник кресла, пола её тонкого шёлкового халатика слегка распахнулась, обнажив крепкое ещё загорелое бедро.

– Лид, да, брось ты эту сковородку!

– Ужинал?

– Извини, я не слышал как ты пришла!

– Хочешь, я приготовлю что-нибудь?

– «У меня красивая жена!» подумал он; – нет, Лидок! Спасибо! Я был…

– Так я приготовлю? – Лида положила сковородку на пол, обняла его левой рукой за шею, а свою правую ладонь игриво подсунула под предплечье, Семён Петрович ощутил, как у него что-то сладко сжалось внутри. «Сколько они не были вместе? Две недели? Месяц? Проклятая работа!» – Альфади виновато посмотрел на жену;

– Представляешь, послезавтра наша делегация вылетает в Швейцарию! Кантон Гризон, «понимашь»! – он улыбнулся, надеясь, что расхожая пародия на первого президента России возымеет на жену благотворное действие.

– Хочешь яичницу?

– Лида! Мы могли бы содержать прислугу! Я не раз говорил тебе об этом!

– Не надо, Семён. Я, ведь, всё понимаю…

– Не злись, прошу тебя! Помнишь анекдот? – Альфади принялся гладить жену по предплечью, но Лида аккуратно высвободилась из его объятий и поспешила к выходу;

– Я пойду! Скоро Колька придёт. Кормить надо…

– «Она права! Где политика, и где интимные сферы! Хорошо ещё, что не в тридцать седьмом живём! А, ведь, казалось – всё, прошло то время, когда он, вояка проклятый, не жалея живота своего, старался для жизни! Теперь, вон, жизнь за него старается, система работает, как мотор! А ведь прошло всего ничего, каких-то двадцать пять лет? Подмостки Великого Театра! Лицедейство, но какое! Мороз по коже! – Альфади встал, стал нервно ходить по кабинету; – прыщи, юношеский фимоз – всё вздор! Скольких уж рядом нет! Лучше были его, веселее, и не смогли дожить до седин! «До-се-дин»… – генерал подошёл к зеркалу, в задумчивости коснулся тыльной стороны ладони небритых щёк, носа, подбородка… «Сига-сига!» Вот, именно! Сига-сига! Ведь, он грек, хоть и обрусевший давно и бесповоротно. «Сэмэн», как его звали когда-то, правда повзрослел значительно раньше своих сверстников. Была ли тому виной горячая кровь его доблестных предков, или рано проявивший себя талант всегда оказываться в нужном месте и в нужное время? «Не дожили до седин»… Сначала непритязательные роли в масовках, кровь, война, потери, но понемногу начали приходить и характерные роли. Он помнит это. Чего, к примеру, стоил ряд блестящих военных операций, выполненных их диверсионной группой далеко за пределами Советского Союза? Гриф «секретно», как кукиш под нос! Генерал подошёл к секретеру, выдвинул знакомую шуфлядку, в маленькой сафьяновой коробочке, как всегда открытой настежь, тускло мерцал орден «Красной Звезды», от его тёмно-вишнёвых лучей исходил покой, расслабленность, орден словно говорил ему: – «Всё! Хватит!» Генерал всегда открывал эту шуфлядку, словно боялся утратить связь с чем-то цельным, настоящим в жизни. А по сути, он остался ребёнком, который гордится дорогой безделушкой, найденной им у себя во дворе. Сегодня пришло время закрыть маленькую сафьяновую коробочку. У взрослых дяденек тоже полно разных игрушек, только они гораздо опаснее тех, из детства. «Хреново, ж, быть мудрецом!» – Альфади сдержанно улыбнулся и прошёл к столу, где рядом с большим письменным прибором стояла массивная бронзовая пепельница, а в пепельнице лежала пачка сигарет – ещё одна игрушка, и тоже опасная. Генерал посмотрел на дверь и опять усмехнулся, представив, как раздосадует сейчас жена, узнав, что боевой генерал, оказывается, не умеет держать слова. Раньше Альфади правда не задумывался о вечности. Ни тогда, когда сам убивал, ни когда его убивали. Словом, то была война, а война, как мафия – бессмертна! Она приползла за ним сюда, в обжитую Москву по длинному окровавленному следу, оставленному им на горячем афганском песке, и позже на талом чеченском снегу. Война-беда; не сумев забрать его тело, она вернулась за его душой. За раненой душой. Жизнь и так коротка, но война значительно укорачивает её. Живя в повседневной суете, мы часто думаем, что правы, когда цепляемся за жизнь ценою сторонних жертв. Так думали и многие из его бывших соратников, что давно отошли в мир иной отнюдь не по болезни и уж верно не от старости – ювенильное море вышло из своих берегов, окрасив волны пурпуром закатного солнца…»В России могут шлёпнуть в любой момент и ни одна контразведка мира не в состоянии просчитать, откуда последует этот коварный удар. Болезненные уколы теле и радиосообщений тоже не давали особого повода для оптимизма. Бронированные автомобили, охрана, депутатская неприкосновенность – че-пу-ха! Вон, одного за другим кладут мордой на асфальт!» – Альфади брезгливо откинул от себя последний номер «Известий», лежавший рядом на столе. Привычка покупать газеты закрепилась за ним не зря, чтение как правило отвлекало, давало время сосредоточиться на нужных деталях, а тут, одно к одному… С годами начинаешь понимать, что нет ничего страшного в том, что ты уйдёшь. Размазанная по кубу, твоя жизнь представляет собой очередной повтор чужого эксперимента, не более. Но физика человека так устроена, что он не хочет умирать, а иногда и не может этого сделать. Тогда, в зависимости от того, герой ты или мерзавец, ты будешь казнить себя, или тебя казнят. Боль не длится вечно, вечен позор, напоминающий человеку о том, что он больше не человек. Альфади не мог умереть просто так, как собака! Слишком много он испытал на своём веку, слишком много пережил! «Пережил»! Оказывается, при жизни и такое возможно? Альфади прекрасно понимал, что лингвистические эксперименты хороши, пока тебе не наступили на язык. Или на горло! Кое-кто пытается сделать это уже сейчас, но он предупреждён, а, значит, вооружён! Альфади вдруг захотелось позвонить своему личному охраннику, капитану Воронцову, но он сам, лично, давал ему вчера отгул, клянясь, что не побеспокоит? Однако, надо было поторапливаться с принятием решения, доверенные люди из компетентных органов донесли, что под его комитет копают основательно, но кто именно, как всегда уточнять не стали. Такая игра сегодня пошла, он платит им за информацию, а они забрасывают его шарадами. Прикурив сигарету, генерал положил её в пепельницу и стал смотреть, как она тлеет. Разогнавшись, розовый огонёк стал медленно поедать бумагу, чем-то напомнив Альфади бикфордов шнур, и он вдруг поразился собственной догадке, ведь, время-то было спрятано везде – в запале, в часах, в этой тлеющей сигарете?! «Наверняка, Свинцов, мерзавец, для килеров своих поляну заготовил уже! И эти тоже молчат…уж больше недели ни одного звонка! Чем не звоночек? Может, стоят сейчас под дверью и считают? Смирение, смиряемость, сменяемость… Страна разбилась на кланы; те, кто зубами помельче, выжидают, кальций внутрь принимают, а эти… – Альфади аж лопатками на спине пошевелил от нехорошего предчувствия, – эти на всё готовы уже сейчас! Иной раз хочется стать маленьким человечком, чтобы не знать, не видеть, не слышать ничего! Но Альфади зашёл слишком далеко со своими людьми – неспроста же у него в одном ящике лежит орден «Красной Звезды», а в другом дарственный пистолет – вилка, братец! Мысль навестить своего дальнего родственника в Греции пришла в голову Альфади спонтанно и тем была привлекательна. Когда ещё его двоюродный брат Йоргос звонил ему из Афин, поторапливал, мол: – «Ты, гамброс[1], поторопись с приездом! В стране грядут нехорошие перемены!» Нехорошие перемены, Жора, это перманентное состояние данного мира! – мрачно вслух пошутил генерал. Он, конечно же, соврал жене, что завтра собирается лететь в Швейцарию, как и абсолютной правдой было то, что его заказали свинцовским уркаганам. Надо было срочно валить из России, причём так, чтобы ни одна душа живая в Москве не знала, куда и когда он исчез со своим бойцами. В России наконец произошло то, чего все так долго «ждали» – при полном попустительстве властей власть сама перестала быть таковой, в конце концов мутировав на клеточном уровне в беспощадного и алчного хищника. «Все против всех!» – таким стал девиз нынешних политиков. Народ тоже испортился, стал жаден и сварлив не в меру; как более мелкий хищник в саванне, стал он подчищать за более крупными своими собратьями остатки несъеденного мяса. Ложь заполонила всё, в стране не стало продыху от ловкачей и проходимцев, Россия превратилась в перебродившую зловонную массу, замешанную на дрожжах неконтролируемой миграции и вновь воскресшей к кровопролитию новой классовой вражды и религиозной нетерпимости. Вот-вот этот гнойник должен был прорваться. Как «инсайдер», Альфади более менее разбирался ещё в современном внутриполитическом раскладе, но и ему порой бывало невдомёк, откуда что берётся в стране, и кто чем владеет на самом деле. С одной стороны, недавние аресты в аэропортах стали плохим сигналом для коррупционеров, а с другой, окончательно запутали простых граждан, потому что никто уже не в силах был понять – кто арестовывает кого и за что. Аресты, отстрелы, разного рода провокации – это была лишь маленькая толика того, чем жила современная Россия. Больше никто ни за что поручиться не мог. Тем более, за кого-то. Хорошо, если у этого «кого-то» вдруг находился свой доверенный человек или надёжная «крыша». Выглянув из кабинета, Альфади предупредил жену, чтобы та на все звонки отвечала, что его нет дома, а сам, закрыв за собою дверь на предохранитель, прошёл к бару, достал оттуда начатую бутылку вина, налил его себе в бокал, сел в кресло рядом с выключенным торшером, и стал напряжённо думать. Вчера, например, ему приснился сон, вещим его назвать было нельзя, но что-то в нём было такое, что он поневоле стал прокручивать его в голове, пытаясь отыскать в этом невидимую связь между событиями последних дней. Это был бой, начавшийся у афганского города Мазари-Шариф, но потом все его персонажи плавно перенеслись под Питер, в захолустную деревню Малино, где он потерял когда-то пятерых классных своих бойцов. Все ребята были убиты тогда выстрелами сзади, точь в точь как под Мазари-Шарифом. Немного отпив вина из бокала, генерал тут же поставил его на журнальный столик, руки положил на колени, а сам закрыл глаза… Он увидел, как Воронцов и Хлубин метнулись на правый фланг, при этом, как-то странно споткнувшись, Хлубин чуть ли не рыбкой полетел вперёд, в кровь разбивая себе лицо об острые каменные выступы. Воронцов успел проскочить вперёд, так как пули с некоторым опозданием впились в землю, где только что были его ноги. Прошло ещё несколько минут, но Хлубин больше не шевелился, и вскоре кроваво-чёрное пятно из-под его головы стало медленно расползаться по камням. Альфади резко открыл глаза, видение это было настолько реалистичным, что он испугался. Дрожащей рукой включив торшер, Альфади схватил бутылку со стола и уже из горлышка одним махом допил остатки вина.