Очерки современной бурсы - Алексей Чертков

Очерки современной бурсы

Они называют себя верующими, и лгут они: у них и для них не существует того бога, к которому так любят обращаться женщины, дети, идеалисты и люди, находящиеся в несчастии. И что может развить в них религиозное чувство? Уж не божественные ли науки, которые зубрят они с проклятием и скрежетом зубовным?

ИСКУШЕНИЕ

Утреннюю тишину города прорезали звуки колокола.

«Бом… бом… бом…» — раздавалось с высокой колокольни кафедрального собора. Церковь скликала верующих к обедне, которую по случаю воскресного дня собирался служить сам архиепископ.

Большой каменный собор, вмещавший около трех тысяч молящихся, был уже наполовину заполнен. С разных концов города к нему благочинно направлялись верующие. Их можно было сразу отличить от людей, спешивших по своим обычным житейским делам. Женщины в большинстве случаев были в черных или беленьких платочках и имели тот особый, смиренно-елейный вид, какой свойствен богомолкам, регулярно посещающим храмы. Мужчины, шаркая башмаками, неторопливо плелись к соборной паперти.

Без десяти минут десять открылись царские врата главного алтаря собора, и духовенство вышло навстречу архиерею. Батюшки составляли довольно разительный контраст по сравнению со своей паствой. Если богомольцы состояли в основном из людей пожилых, скромно одетых, то священнослужители были среднего возраста, упитанные и выхоленные мужчины в дорогих шелковых рясах, с серебряными и золотыми крестами, усыпанными драгоценными камнями.

Духовенство расположилось по обе стороны ковровой дорожки, ведущей от входных дверей собора до алтаря. Напротив входа стояли два протодьякона с кадилами в руках. В ожидании прибытия владыки священники шепотком переговаривались между собой, а протодьяконы, дымя кадилами, с достоинством откашливались, готовя свои басы к торжественной службе.

У входных дверей стояли двое юношей, одетых в парчовые стихари и опоясанные орарями. То были иподьяконы, прислуживающие архиерею при богослужении. Сейчас они ждали, когда мерные звуки колокола сменятся трезвоном всех колоколов, означавшим, что архиепископ подъезжает к собору.

Молодые иподьяконы невольно привлекали к себе взоры богомольных старушек, которые с восхищением смотрели на этих, как они называли их, «ангелочков», в наш век связавших свою судьбу с церковью.

Ровно в десять часов удары колокола сменились трезвоном. Духовенство приосанилось. Протодьяконы зажгли свечи, которые они держали в руках, подложили ладана в кадила. Открылись входные двери, и оба иподьякона вышли на паперть, чтобы встретить у входа в собор прибывающего архиепископа.

К паперти подкатила легковая машина. Один из иподьяконов — Андрей — открыл дверцу ее и подал руку, опираясь на которую из машины вылез архиепископ — грузный старик, весом килограммов на сто пятьдесят, одетый в черную бархатную рясу. На голове его был черный клобук с маленьким бриллиантовым крестиком, на груди крест, усыпанный драгоценными камнями, и панагия — иконка, украшенная теми же драгоценностями, что и крест.

Благословив иподьяконов, владыка, поддерживаемый ими с обеих сторон под руки, с достоинством поднялся по ступенькам, и едва он переступил порог собора, как протодьякон могучим голосом рявкнул:

— Пре-е-мудрость!

— От восток солнца до запад хвально имя господне, буди имя господне благословенно отныне и до века! — пропел хор.

Андрей и его напарник облачили архиерея в мантию. Поцеловав поданный ему на подносе одним из священников крест и взяв в левую руку посох, архиепископ медленно двинулся на середину собора. Начались обедня.

Прислуживая владыке, иподьяконам приходилось не раз выходить из алтаря на амвон со свечами в руках, которые они подавали архиепископу.

— Иже херувимы… — протяжно запел хор.

Наступил один из самых торжественных моментов обедни, когда священникам надлежало перенести с жертвенника на престол чашу с вином, которое, по учению церкви, должно было превратиться в кровь Христову. Процессию священников открыли мальчики в стихарях, несшие архиерейскую шапку — митру, посох и другие предметы. За мальчиками следовали иподьяконы с горящими свечами в руках.

Андрей нес в руках трикирий — особый подсвечник, на котором были укреплены три длинные восковые свечи. Он шел, чувствуя важность момента, медленно, потупя взор. Выйдя на амвон и остановившись, как положено, по правую сторону царских врат, юноша взглянул на вышедшего из алтаря архиерея, который, взяв в руки чашу, возглашал молитву за патриарха.

Пока читалась молитва, Андрей перевел взор сперва на стоявших напротив него священников, а затем на народ. Перед ним была толпа людей: одни из них стояли на коленях, другие смиренно опустили головы. Андрею бросилась в глаза фигура девушки, почти девочки, резко выделявшейся из общей среды верующих не только своей молодостью, но и тем, что стояла прямо, не наклонив головы. Видно было, что девушка не постоянная богомолка.

Андрей смотрел на нее всего несколько секунд — разглядывать народ во время богослужения, да еще в столь важный момент, было нельзя. Но он все-таки успел заметить, что она красива. Ее юное, свежее личико выделялось на фоне старческих, сморщенных лиц пожилых богомольцев.

«Вот искушение!» — подумал иподьякон и тут же дал себе слово больше не смотреть в сторону девушки, однако ему не удалось побороть себя. Как только пришлось по ходу службы снова выйти на амвон, Андрей, повинуясь какому-то непреодолимому желанию, скосил глаза. Теперь, когда почти все молящиеся стояли в полный рост, он не сразу отыскал девушку, а найдя ее, уже внимательнее пригляделся. Она ему понравилась — ее милые черты лица, густые брови, большие глаза… Их взгляды встретились. Но, заметив, что иподьякон продолжает смотреть на нее, девушка тут же потупила взор.

Служба подошла к концу. Архиерей, разоблачившись в алтаре, вышел на середину храма и стал преподавать последние благословения. Друг за другом подходили смиренные старушки и богобоязненные старички под благословение своего духовного владыки. Оба иподьякона, как телохранители, стояли с двух сторон возле архиерея, с тем чтобы, когда он кончит благословлять народ, проводить его до машины.

Теперь Андрей уже смело наблюдал за приглянувшейся ему девушкой. Она стояла немного в стороне и, видимо, не собиралась подходить к архиерею. На ее лице промелькнула едва заметная насмешливая улыбка — ей странно было смотреть, как взрослые люди выстроились в очереди ради того, чтобы поцеловать пухлую руку старого мужчины.

Незнакомка так и не подошла к архиерею; когда толпа заметно поредела, она, не перекрестившись, вышла из собора» вместе с какой-то женщиной.

Андрея взяла досада из-за того, что он не может последовать за девушкой. Больше того, его пугала мысль, что вдруг он видит ее не только в первый, а и в последний раз: надежда на вторичное посещение собора по всей вероятности неверующей молодой особой была ничтожно мала.

После того как иподьяконы проводили архиерея к его машине и под трезвон колоколов отправили его, они сняли в алтаре свои стихари и вышли на шумную улицу, прилегавшую к собору.

— Андрюша, — хитро глядя на него, сказал приятель, — ты что-то не в духе. Отчего бы?

— Нет, я ничего, — ответил Андрей.

— Уж не причиной ли тому молодая особа, а? — с ехидцей в голосе продолжал допытываться иподьякон.

— Какая такая особа?

— Ты думаешь, я не видел, на кого ты смотрел во время службы?

— Ни на кого я не смотрел, — попытался отговориться Андрей.

— Андрюха, не притворяйся. Я, признаться, сам на нее поглядывал.

— Ну и как она? — с живостью спросил Андрей, видя, что ему не скрыть от приятеля этого обстоятельства.

— Знаешь, ничего. Хороша девчонка! А как она на меня смотрела!

— И на тебя смотрела? А я думал, только на меня.

— Ишь, какой монополист! Только на него… — поддразнил Андрея приятель.

— Слушай, Колька, как ты считаешь, придет она еще раз в собор?

— Думаю, что придет, — ответил приятель.

ЯБЛОКО РАЗДОРА

И Николай оказался прав: в следующее воскресенье незнакомка появилась в соборе. Приятели заметили ее сразу, как только она вошла в храм. Переглянулись… и улыбнулись: каждый из них решил, что она пришла ради него.

Андрей всегда искренне молился за службой и прислуживал архиерею. Но теперь в его душе воцарилось смятение. Он не мог уже всецело отдать себя, все свои помыслы богу и, волей-неволей думал о девушке. Улучив свободную минутку во время службы, он забежал в подсобное помещение при алтаре, где висела одежда, внимательно оглядел себя в зеркало, оправил складки на стихаре и туже подтянул опоясывавший его плечи орарь. Ему хотелось в более выгодном свете предстать перед юной посетительницей собора. А в те минуты службы, когда ему приходилось выходить на амвон, Андрей уже довольно смело смотрел на девушку и исподволь за Колькой. Но вот обедня кончилась, и, как в прошлый раз, не дождавшись отъезда архиерея, она ушла из собора, бросив на иподьяконов прощальный взгляд.