Моя американская бабушка. Сборник рассказов - Александра Стрельникова

Моя американская бабушка

Сборник рассказов

Александра Стрельникова

© Александра Стрельникова, 2017

ISBN 978-5-4485-1125-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Моя американская бабушка

Интересно, с каких лет помните себя вы? Ну, так, чтобы вполне осознанно и с событиями – картинками, которые врезались в память на всю жизнь?

Я вот точно всё четко помню, начиная с четырех. Почему-то, именно, с четырех. Хотя мои ближайшие родственники всегда удивлялись этому. А потом вздыхали: мол, такие роковые моменты нашей жизни… Такие судьбоносные… Даже Дюймовочка наша помнит. (Дюймовочка – так ласково называли меня в детстве за особую миниатюрность). А, вообще-то, родители нарекли меня Мариной.

– Возможно, ты помнишь только потому, что многократно просматривала события тех лет в фотоальбоме и еще на видеозаписи? – как-то спросила меня мама.

– Но ведь на записи нигде не видно, как я отнимаю у какой-то девчонки мой подарок, который по ошибке вручил ей Дед Мороз. А, ведь, я это помню…

– Невероятно. Именно так всё и было. Просто подарки перепутали. Надо же, тебе тогда только-только четыре годика исполнилось…

А я помню – и всё тут. И сегодня мне уже двадцать два. Отлично помню тот Новый год… Меня водили три раза в неделю в детскую студию, где мы танцевали, рисовали и еще – учили английский язык. Как считали папа с мамой, всё это было необходимо ребенку для общего развития.

На Новый год студия устраивала праздник. На елку пришли родители с детьми. Мы пели. Танцевали. И просто безудержно прыгали вокруг наряженной лесной красавицы.

Тогда меня удивило, что на праздничный утренник почему-то заявилась вся моя родня. Даже пришел мой дедушка Витя – бывший муж бабушки Агнессы, с которым она развелась, когда моей маме было всего шесть лет. Лишь запаздывала еще одна родственница – бабушка Дуся, которая была папиной мамой. Просто она жила далеко от нас – в городе Киеве. И ехала одна, потому что моего киевского дедушки не стало, когда я еще не родилась.

Тот праздник мой папа снимал на камеру. А мама всё время щелкала фотоаппаратом. У мамы как-то странно блестели глаза, а бабушка Агнесса почему-то часто вытирала слезы платочком. А у отца было какое-то окаменелое лицо со стиснутыми зубами.

Празднично суетились и водили хороводы вокруг елки другие родители со своими детьми.

– Понимаете, – взволнованно говорила мама какой-то женщине, – через месяц мы уезжаем. Насовсем… И этот утренник мы снимаем на память. На всю оставшуюся жизнь. Понимаете? Так уже не будет никогда. Там будет всё по-другому. Но что-то же должно остаться у нашей девочки от этой жизни…

– А куда вы уезжаете? – поинтересовалась женщина. Мама сказала какое-то труднопроизносимое для меня слово. Это было название города: Сан-Франциско.

– Разве это плохо? – спросила собеседница.

– Мы едем в неизвестность, – совсем тихо ответила мама.

И тут объявили, что сейчас Дед Мороз будет вручать подарки детворе.

А вот с этим-то как раз и случилась накладка.

Подарки детям, естественно, готовили родители. Естественно… Каждый родитель – персонально своему чаду. Мы-то искренне верили тогда, что их нам принес дед Мороз.

Все гостинцы и сюрпризы были уложены в разные целлофановые пакеты. На пакетах была сделана надпись шариковой ручкой – фамилия и имя ребенка. Конечно, и подарки все были разные. Сделанные не в самый веселый и радостный момент жизни, как не раз потом вспоминали мои родители.

Это было время, когда не платили зарплату и когда на прилавках даже московских магазинов было пусто. Тогда молоко и кефир выдавались детям до трех лет по карточкам… Ну, конечно же, родители старались, чтобы их чада, не взирая на обстоятельства, в новогодних пакетах находили вкусные конфетки, шоколадки с мандаринками и игрушки…

Так вышло, что мой подарок и подарок другой девочки оказались в одинаковых пакетах. Их-то и перепутал Дед Мороз… Но мама, заглянув в пакет, сразу обнаружила ошибку.

Та девочка не хотела отдавать мой подарок. А я начала отбирать его, вцепившись в пакет… В общем, получилась маленькая драчка не без слез с обеих сторон. Просто она не хотела возвращать мне розового мишку. Игрушка, видно, ей очень понравилась. А в ее новогоднем пакете такого мишки не было…

К моменту выяснения моих отношений с той девочкой у папы закончилась пленка в кинокамере.

Может, оно и к лучшему. Но тот драматический момент врезался в мою детскую память на всю оставшуюся жизнь…

Еще я помню, как незадолго до отъезда в Америку, к нам приходило много гостей – папиных друзей и знакомых. Они много пили и много ели. Мама не вылазила из кухни, готовя «селедку под шубой», солянку и мою любимую шарлотку.

Гости начинали обниматься, лишь переступив порог квартиры со словами: «молодцы», «держитесь», «мужайтесь»… А уходя из нашего дома, говорили, что «всем им тоже давно пора валить от этого беспредела. Или что-то типа, что «душою и сердцем они всегда с нами». И еще – все невозможно тискали меня и целовали…

Именно тогда я услышала много разных слов, смысл которых был мне непонятен: хреновая перестройка, гребаные реформы, нищета и неуверенность в завтрашнем дне…

И от всего этого надо было срочно спасаться. Моим родителям. И, естественно, мне. Спасаться – обозначало уехать куда-то далеко, в какую-то непонятную Америку, где у нас никого не было, и где нас никто не ждал. На дворе был 1992-ой год.

О том, что никто не ждет нас в Америке, я еще раньше наслушалась от бабушки Агнессы. Она специально приходила в такое время, когда папы не было дома, чтобы он не мог слышать ее ругани с мамой.

Мама с бабушкой начали сильно ссориться сразу, как только родители заикнулись об этой поездке. Причем, мама хотела, чтобы и бабушка ехала тоже с нами.

– Даже и не мечтай, – говорила она моей любимой мамочке Жанне. – Я никуда не поеду. И свою трехкомнатную квартиру продавать не собираюсь.

– Трехкомнатная хрущеба! Нашла, что жалеть… Да она по площади меньше, чем наша двухкомнатная кооперативная, – сокрушалась мама.

– Ну, вот и продавайте свою двухкомнатную кооперативную.. Давно ли с долгами сами-то рассчитались? Вы ее там, за океаном, в один миг прокушаете…

(Я никак не могла понять тогда, как же это можно «прокушать» квартиру? Ведь она несъедобная).

– А если не получится у вас ничего на новом месте? – наседала бабушка. – У тебя хорошая профессия: переводчик с английского и французского. Твой Игорек, вообще, МГИМО окончил. Специалист по внешнеэкономическим связям. Такой институт, такая профессия…

– Так ведь он работает не по специальности, которая у него записана в дипломе! Ты как будто забыла, что после сокращений на прежней его службе он вынужден зарабатывать теперь переводами. И я тоже – учительские гроши получаю в школе. Такая нестабильность, неустроенность во всем… Оглянись вокруг…

– Это временные трудности, нужно еще немного потерпеть, – вздохнула бабушка Агнесса.

– И это говоришь мне ты? Ты, чья жизнь, вообще, прошла в виде сплошных экспериментов: социальных, политических, экономических? А мы так жить не хотим. И не будем.

– Никогда нельзя сжигать все мосты, – опять вздохнула бабушка.

– А мы возвращаться не собираемся, – запальчиво ответила мама.

– Ох, не зарекайся, милочка…

– А вот ты, наша дорогая мамуля и бабуля, знаю, почему упрямишься…

Мама Жанна сделала паузу и решительно продолжила:

– Тебе сорок восемь лет… Мы – твои ближайшие родственники, и я не хочу, чтобы ты оставалась здесь одна.

– Только не надо меня хоронить раньше времени, – усмехнулась бабушка.

– Знаю я, знаю, что тебя здесь держит, – продолжала наседать мама. – Этот… твой художник. Ну, пора бы поумнеть тебе уже. И не странно ли, что подобные слова дочь вынуждена говорить своей великовозрастной матери?

– Во-первых, не надо зацикливаться на моем возрасте, – парировала любимая «баушка». – И оставь моего Петеньку в покое. Сколько раз тебе говорила…

– Мой Петенька, мой Петенька… Слышать имя этого мазилы не могу! – не на шутку разошлась мама Жанна. – Сколько раз я твердила: если не женился он на тебе двадцать с лишним лет назад, то теперь не женится и подавно. Неужели ты всё еще надеешься? Мам, ну, разуй же глаза, наконец! Тот поезд давно ушел…

Бабушка Агнесса нервно сжала кисти рук и вся раскраснелась, готовясь возразить дочери.

Но мама не дала ей вставить слово.

– Я знаю: ведь это из-за него ты рассталась с отцом. Именно ты была инициатором развода. И потом я, начиная с шести лет, должна была довольствоваться воскресным папой. Лишила меня родителя в надежде, что твой развод и Петеньку подвигнет на какие-то решительные шаги? «Ах, Агнессочка! Ах, моя красавица! Давай еще твой портретик нарисуем для выставки»…