Люськины рассказы - Людмила Алексеевна Кошиль

Людмила Кошиль

Люськины рассказы

Поход на Шаманскую гору

Стояла июньская жара. Вода в Вахе пошла на убыль, и затопленная трава на пологом берегу уже показала над водой свои верхушки. Люська, как всегда в такое время дня, сидела в лодке, свесив ноги в воду, наблюдала за стайками мальков и мечтала.

А мечта у нее была одна: попасть на ту сторону реки и сходить на Шаманскую гору. Много чего рассказывали про нее таинственного.

«Попросить отца? Он как раз сети ставит в протоке напротив горы. Не согласится, — думала она. — Самой бы поехать на обласке, вон их сколько на берегу лежит».

Эти лодочки выдалбливали из цельного ровного ствола осины. Они были легкие, но очень верткие, и не каждый умел на них хорошо ездить, а тем более маленькая девочка.

Вот, оттолкнув облас от берега и быстро выгребая на середину реки, выехала молодая хантыйка по имени Прусаля.

Люська смотрела, как она, бросив весло, ковшом черпала воду в ведро. Обласок даже не шелохнулся.

«Вот бы мне так, да я и весла-то не подниму», — рассуждала Люська, наблюдая за ловкой девушкой.

Набрав воды, она также быстро причалила к берегу. Взяла ведро из лодки и пошла в гору.

«Чай кипятить будет», — решила Люська.

Ханты брали только проточную воду с середины реки, не так как другие жители возле берега — ее они считали грязной и непригодно для питья.

Вдалеке на песчаной косе мальчишки с визгом плавали «вразмашку» наперегонки.

«А ведь я плавать не умею, — с горькой завистью подумала Люська. — Вот почему меня отец с собой никуда не берет, боится, из обласка выпаду».

И она решила, не откладывая на потом, начать учиться. Разделась и бросилась в воду. Ноги ее шли по дну, а руки гребли «по-собачьи», и как только глубина увеличилась и ноги перестали доставать до дна, Люська тут же начала погружаться в воду с головой.

«Нет, так нельзя, а то захлебнусь. Надо зайти по грудь и попробовать грести к берегу», — она оттолкнулась от дна ногами и забила ими что было силы. В фонтане брызг молча продвигалась к берегу, а когда силы иссякли, встала ногами на песчаное дно. Воды было по колено.

— Я проплыла, я сама проплыла, — кричала в восторге Люська. Выскочила из воды и побежала домой поделиться радостью с отцом.

— Папа, я проплыла, правда, я сама проплыла! Возьми меня с собой на рыбалку, на Шаманскую гору, — выпалила она, захлебываясь от радости. Отец, улыбался и смотрел на нее с пониманием.

— Вечером поедем. Собирайся, только оденься хорошо, там комаров много, — твердо сказал он и ушел на работу.

Как долго длится день, когда ждешь его окончания! Люська уже рассказала о поездке сестре Галине, та тоже засобиралась и как старшая объясняла:

— Там растет священное дерево. К нему приходят и приносят дары, просят о хорошей охоте и молятся. Брать оттуда ничего нельзя, и руками трогать тоже нельзя. Даже траву рвать, а то руки отсохнут, и шаманы тебя зашаманят, пошлют кару. И еще, — строго сказала Галина, — иди рядом с нами и никуда не убегай.

В обласок садились по заведенному порядку. Дети сидели на днище, на специально постеленной траве, держась руками за распорки. Отец — на корме, подогнув под себя ноги. Греб и правил веслом, облас шел устои; чиво и ходко. Волны улеглись. Река, как зеркало, отражала деревню на высоком берегу, лес и даже облас, на котором они плыли.

Благополучно перебравшись на другую сторону реки, они свернули в протоку, где стояли сети. Отец, перебирая тетиву сети, выпутывал рыбу и бросал в лодку. Улов оказался небольшой: три щуки, два язя и только один окунь. Это огорчило девочку — она очень любила их белое мясо.

— Ну, хорошо, на уху хватит, а завтра еще наловим, — сказал отец.

Облас плавно ткнулся в берег. Отец наполовину вытащил лодочку из воды, чтобы волной не унесло, и коротко бросил: — Пошли, только не отставайте.

Узкая тропинка между кустами тальника и высокой травой вела вверх на холм. Вокруг пестрели полевые цветы и красные соцветья вкусной и ароматной ягоды княженики.

Люськино внимание привлек странный предмет. Это была светло-серая круглои; формы коробочка с дыркой посередине. Она лежала в сухих ветках поваленного дерева, окруженная цветущим шиповником.

Надо заметить место и на обратном пути разглядеть. Высокая трава закончилась, и тропинка вывела их прямо на вершину холма к развесистому кедру, росшему на папоротниковой поляне. Толщина дерева была в три, а то и в четыре обхвата. Между его толстыми корнями лежали ДАРЫ.

Медные казаны, чайник, старинные монеты с орлами. К стволу дерева был прислонен настоящий старинный лук со стрелами, облас с веслом, белели черепа жертвенных животных.

На нижних ветках висели красивые стеклянные бусы и украшения из бисера, а также привязано много ленточек и больших кусков цветной и белой материи. Люська была поражена. Смотрела и все запоминала, молча, не расспрашивая, помня наказ старшей сестры.

Стояла торжественная тишина, только комары жужжали.

Отец в поклоне положил монету к дереву, повернулся и пошел прочь. Дети, так же молча, последовали за ним. Дойдя на обратном пути до примеченного места, Люська ящеркой юркнула в траву, подкралась к коробочке и стала ее трясти, стараясь снять с дерева. И вдруг… Рой ос вывалился из дырки — это было осиное гнездо. Они кинулись прямо в любопытное Люськино лицо и стали свирепо жалить.

— А-а-а-а-а-а, — раздался громкий вопль.

Быстрее ос понеслась девчонка к берегу. Отец с Галиной уже сидели в обласе и ждали отставшую Люську. Окруженная мохнатым облаком, размахивая руками и крича, та заскочила в облас. Отец принялся усиленно грести, и они быстро достигли середины протоки. Здесь дул ветерок, и рой отстал. Люська сидела грустная, смывая с себя речной водой раздавленных ос. Губы и нос распухли, глаза заплыли, а сестра приговаривала.

— Зачем гнездо трогала, сказала — нельзя ничего брать, а ты… Вот и наказала тебя Шаманская гора.

Обласок причалил к берегу. Люська пулей полетела к маме — она была фельдшером. Когда отец и сестра пришли домой, девочка уже лежала в кровати. Мать делала пострадавшей примочки из трав, натирала места укусов чесноком, чтобы снять боль и зуд, и говорила, покачивая головой:

— Сколько же их было? Даже из сапог вытряхивала. Хорошо, что платок на голове был, а то бы в волосах