Пурга над «Карточным домиком» - Игорь Ефимов

Игорь Ефимов

Пурга над «Карточным домиком»

Для среднего возраста

Рисунки Ю. ДАНИЛОВА

1

В комнате пахло горячим сургучом и дровами. Дрова лежали рядом с гудящей печкой. Пожилая женщина в валенках и платке брала полено, стряхивала с него снег и совала в открытую дверцу. Громко зашипев, полено исчезало в пламени. Другая женщина, помоложе, стояла за барьером около электроплитки. Сургуч таял, тянулся из банки за щепкой-мешалкой, и молодая с любопытством следила за коричневой лентой — когда порвется.

В углу пискнул зуммер.

Обе женщины разом подскочили к старенькому телефонному коммутатору, но молодой было ближе, она опередила и первая взяла наушники.

— Ночлегово слушает.

— Анечка, ты? — раздалось в наушниках. — Ответь директору интерната. Интернат, даю Ночлегово.

— Ночлегово? Ну, где там Зипуны? Сколько можно ждать?

— Алексей Федотыч, но я же вам говорила — не отвечают Зипуны. Наверно, обрыв. Пурга-то какая, слышите?

Она повернула микрофон в сторону окна, за которым с воем и свистом несся снежный поток.

— Что вы мне пургу даете слушать! У меня здесь на третьем этаже пострашнее воет. Вы мне Зипуны, Зипуны дайте!

Молодая нащупала в ряду нужный штекер, вставила его в гнездо и несколько раз нажала кнопку вызова.

— Ну вот, опять не отвечает. — Голос ее звучал жалобно. — Наверняка обрыв. Или Новый год до сих пор празднуют.

— Хорошо он начался, этот Новый год, ничего не скажешь.

— А что случилось, Алексей Федотыч?

— Ребята зипуновские ушли домой — вот что. Четверо.

— Ах, разбойники! — воскликнула пожилая. — Ах они неслухи окаянные!

— Да не они, — закричал директор интерната. — Это я! Я неслух. Говорила мне утром тетя Паня, уборщица: «Не пускай их, Федотыч, малые они еще да глупые». Так нет же, я все свое: пятый класс, взрослые люди, инициатива, нужно доверять. Вот и доверил. Где они теперь, эти четверо? Дошли? Нет? Успели до пурги? Сижу теперь и трясусь. И поделом мне.

— Да как же вы отпустили? За пятьдесят километров?

— Какие пятьдесят? Это по большаку пятьдесят. А они напрямки на лыжах. Там по лесной-то дороге и двадцати не будет. Они уже сколько раз так ходили.

— Тогда и сейчас дошли. Все по домам сидят. Пурга часа в два началась, не раньше. Если с утра вышли, так должны бы дойти. Вы не волнуйтесь. А моя как там у вас? Не попадалась вам на глаза?

— Ваша нормально. Мышку вчера на елке играла. Вообще способная. Как пурга кончится, привезем ваших ночлеговских на каникулы.

— Когда еще она кончится…

— Вот именно, что когда. Уж вы, Анечка, если Зипуны ответят…

— Конечно, Алексей Федотыч, конечно. Сразу же соединю.

В наушниках стихло, и снова комната наполнилась монотонным свистом ветра и гудением пламени в печке.

— Зипуновские все отчаянные, — сказала пожилая. — А хуже всех председательша ихняя, Ешкилева. Еще прошлый год с тигроловами за зверем ходила.

— Да ну?

— Вот тебе и «да ну». — Пожилая окинула взглядом кучу поленьев. — Запасти, что ли, тебе дров на ночь…

Она натянула ватник и вышла на улицу, но тут же, задыхаясь, влетела обратно. Все лицо ее было залеплено снегом.

— Повалил — видала? Только с крыльца сошла, ну чисто как машина налетела. Уж и не упомню такой пурги.

Молодая вздохнула и принялась запечатывать сургучом пачку заготовленных бандеролей.

Снова запищал зуммер.

— Ночлегово! Вас вызывает научный городок.

— Ой, а зачем? — всполошилась молодая.

— Не знаю. Научный городок? Говорите, Ночлегово слушает.

Незнакомый голос звучал слабо. Казалось, он устал проталкиваться сквозь щелчки, шорохи и писки на далекой линии.

— Здравствуйте, Ночлегово. Скажите, с кем я говорю?

— С Анечкой. То есть с начальником отделения связи.

— Сейчас, Анечка, одну минуту. Я потерял вас на карте. Ага, нашел. Ночлегово. Да, вы как будто ближе всех.

— Ну что вы! Мы, наоборот, самые дальние.

— От чего дальние, от чего и ближние. «Карточный домик» знаете?

— Нет.

— Новый филиал нашего института. Километров двадцать пять к востоку от вас, такой большой зеленый дом.

— А, это где ученые живут? Я что-то слыхала. Его лет пять назад строили.

— Мы с утра не можем с ними связаться. То ли радио у них отказало, то ли случилось что-нибудь. Хотели полететь, как обычно, на вертолете — ветер не дал. Послали вездеход, но и от него никаких известий. Может, вы нам поможете.

— Да как же? От нас и дороги к ним не осталось. Заросла.

— Дорог там вообще поблизости нет. Этот корпус специально выстроен подальше от дорог.

— А если на лошадях, то сами понимаете…

— Нет, и на лошадях не надо. Но там неподалеку стоит дом лесника. Вот с ним нет ли у вас телефонной связи?

— А и правда, есть радиотелефон. Только ему зимой почти не звонят, я и забыла. Соединить вас? Я сейчас.

Штекер с мягким щелчком вошел в свое гнездо. Пожилая подсела рядом и подперла голову рукой, зажав в ней третий наушник, хотя нужды в нем не было — радиотелефон давал усиление звука через динамик.

— Странно, — сказала молодая. — Трубку сняли и молчат. Алло? Это дом лесника? Ответьте научному городку. Алло… Алло…

— Дайте мне послушать, как они там молчат, — сказал голос из научного городка.

— Даю.

— Да, история. Постойте-ка — а это что за звуки? Помехи на линии?

— Я тоже так сначала подумала. Но нет, никаких помех я что-то не слыхала.

— Вам, Анечка, это что-нибудь напоминает?

— Да. Похоже, что собака скулит.

— Вот и мне так кажется.

— Скулит и подвывает.

— Стоп. А это что было?

Молодая испуганно переглянулась с пожилой и, когда та кивнула, сказала почему-то шепотом:

— Будто стрельнул кто неподалеку…

Стало тихо.

Все трое напряженно вслушивались, и вот сквозь шорохи и потрескивания до них через километры пурги и леса донесся слабый, но явственный звук, уже не оставлявший сомнений. Выстрел. Еще один.

— Да-а… Что-то мне все это перестает нравиться.

В голосе человека из научного городка теперь звучала такая серьезная тревога и озабоченность, что молодая не решилась что-нибудь сказать.

— Анечка из Ночлегова, у меня к вам просьба. Вызывайте этого лесника каждые полчаса. Если кто-нибудь ответит, дайте знать. Хорошо?

— Обязательно.

— А мы тут пока обдумаем, что можно предпринять.

Телефон отключился. Молодая вынула штекер из гнезда, и он быстро скользнул на свое место, утянутый пружинящим проводом.

— Кругом наука, наука, — вздохнула пожилая, — а с погодой справиться не могут. Вона чего вытворяет. Чего хочет, то и делает.

— Молчали бы вы, Феоктистовна, насчет науки, — взорвалась молодая. — Вам операцию сделали, жизнь спасли, а вы все ворчите.

— Да, как мне черепушку открыли и опухоль выковырнули, про это ничего не скажу — чудо, да и только. И не болит теперь и не давит. А вот против погоды…

— А против погоды пока и печка помогает. Дров-то хватит ли? Мне, я вижу, придется всю ночь здесь дежурить.

— Надо бы добавить. — Пожилая поднялась, затягивая платок.

— Вас опять собьет.

— А я по стенке, по стенке. Дрова такое дело — их сколько ни запасай, лишних не будет.

Перед дверью она набрала побольше воздуха и исчезла в темных сенях.

Только она вышла, зуммер запищал в третий раз.

Молодая надела наушники и сразу же заулыбалась, закричала обрадованно:

— Зипуны! Наконец-то. Что у вас там было? Почему не отвечали?

— Да оборвало над самой крышей. Мы звоним, звоним — ничего понять не можем. Только сейчас починили.

— Ну как там ребята ваши? Дошли?

— Какие ребята?

— Интернатские. Которые утром на лыжах вышли.

На другом конце замолчали, потом сказали упавшим голосом:

— Нет. Никто не приходил.

— Да может, вы не знаете? Может, они пришли и по домам сидят.

— А сколько их пошло?

— Вроде четверо.

— Значит, все. И мой вместе с ними. Нет, не пришли они — я бы знала.

Молодая оглянулась на темное, вздрагивающее под ветром окно и даже зажмурилась.

— Ой, лихо мое. Беда-то какая.

— Да уж, хуже нельзя. Давай мне интернат.

— Даю, даю… Район? Район. Ночлегово интернат вызывает… Алексей Федотыч, Зипуны ответили… Не знаю, как вам и сказать… Нет, не пришли они… А шесть лет назад, помните? Тоже двое заблудились, а ведь нашли их… Мало ли что летом… Нет, никто не пришел… Да-да, сейчас соединю… Сейчас.

2

А Килю они с самого начала не хотели брать с собой.

Дима, Димон, мог бы придумать десять, двадцать, сто способов, как избавиться от Кили, и любой из них сработал бы безотказно. Но попробуй придумать что-нибудь толковое, когда тебе ставится условие, чтобы все было «честно». Если же получалось «нечестно, нехорошо», Стеша ни за что не соглашалась. Даже такая невинная вещь — запланировать выход на десять утра, а потом сделать вид, будто сговаривались на восемь и уйти раньше, без него — даже такой пустяк вызывал у нее презрительную гримасу (нижняя губа закушена, верхняя сморщена и притянута к носу).