Такие вот дела - Питер Чейни

Питер Чейни

Такие вот дела

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

МЕРИС

I

Когда гонг возвестил о начале скачек, О'Дэй пошел через узкий проход, ведущий от тотализатора и выгона к ограде. Он стоял, рассеянно наблюдая, как лошади проходили первый круг, и подумал, что скачки – это такая штука, которая одним нравится, а другим нет. Лично же он был к ним равнодушен. На скачках он скучал. Люди на ипподроме продвигались к перилам. Теперь лошади заканчивали круг и переходили на прямую. Когда они приблизились к финишу, О'Дэй увидел, что его лошадь последняя. О, господи, какая скука! Он стал думать о Веннере. Надо с ним что-то делать и как можно скорее. Что именно делать – точно он не знал, но так больше продолжаться не может, это было ясно.

О'Дэй был высок и строен. Красивые плечи, томный вид и ленивая походка скрывали сильное мускулистое тело. Его лицо с широкими скулами было почти треугольным. Челюсть выглядела так, словно хотела сначала заостриться, но затем передумала и стала квадратной.

Глаза были синие и очень спокойные, темные волнистые волосы коротко подстрижены у висков. О'Дэй был хорошо одет: элегантные и тщательно вычищенные коричневые туфли, хорошо отглаженный твидовый костюм, он был без пальто, несмотря на холод, хотя большинство женщин на трибунах кутались в меха.

О'Дэй бросил сигарету и пошел в буфет выпить кофе. Роясь в карманах в поисках мелочи, он нащупал четыре фунта и подумал, что дела его не так уж хороши и что пора возвратиться в Лондон. Он подошел к камину и стал пить кофе. Мысли его все еще были заняты Веннером. О'Дэй чувствовал, что оказался между двух зол: одно заключалось в Веннере, а другое было чем-то неясным и потому еще более угрожающим.

Кто-то сзади него сказал:

– Привет, О'Дэй! Как дела?

О'Дэй поставил кофе на камин и медленно повернулся.

– Привет, Дженнингс. Дела ничего, бывает хуже.

О'Дэй улыбнулся. Когда он улыбался, лицо его казалось освещенным: губы почти не двигались, а глаза сияли.

– Я поставил на пять лошадей в пяти заездах, и все они – последние. Должно быть это означает, что я счастлив в любви.

– Еще бы, – цинично ответил Дженнингс. – Может, в один прекрасный день ты решишь, что делать?

– Не понимаю.

Дженнингс пожал плечами.

– Ты знаешь, я уже десять лет работаю в страховой компании и разбираюсь в людях. Есть два типа людей, вернее мужчин: мужчины, которых женщины любят, и мужчины, которых они не любят.

– О'Дэй достал изящный серебряный портсигар и закурил сигарету.

– Что ты хочешь этим сказать?

Дженнингс снова пожал плечами.

– А мужчины, которых женщины любят, делятся на тех, кого это волнует, и на тех, кому это безразлично. Никак не решу, к какому типу отнести тебя.

О'Дэй беззаботно ответил:

– Нашел о чем думать. Надеюсь, что не это причина твоей бессонницы?

Дженнингс усмехнулся. Это был маленький человек с большим животом и серыми, часто мигающими глазами. Вид у него был почти благожелательный.

– У меня вообще не бывает бессонницы, исключая, может быть, редкие часы после похмелья. И все-таки ты меня удивляешь.

– Слушай, я умираю от любопытства. К чему ты клонишь?

– Сейчас скажу. В основном ты получаешь работу от моей фирмы Интернешнл Дженерал Иншуранс Компани. Так?

О'Дэй кивнул.

– Ну так эта компания становится очень разборчивой в своих детективах, О'Дэй.

– Не испытывай мое терпение.

В голосе О'Дэя слышался едва заметный ирландский акцент. А в тембре было что-то ласкающее слух.

– Я рад, что тебе любопытно, – сказал Дженнингс.

Ему было немного не по себе. Он огляделся, словно надеясь кого-то увидеть, кого-то, кто мог прервать неприятный разговор. Затем он повернулся к О'Дэю и встал, засунув руки в карманы, с явно нерешительным видом.

О'Дэй улыбнулся и небрежно подбодрил его:

– Почему бы тебе не облегчить душу, Дженнингс?

Тот пожал плечами.

– О'Дэй, однажды ты оказал мне хорошую услугу. Теперь моя очередь. Ты можешь послать меня ко всем чертям и посоветовать не совать нос в чужие дела, а можешь и прислушаться к тому, что я скажу, если ты вообще способен к кому-то прислушиваться со своим ирландским упрямством, во всяком случае дураком я тебя никогда не считал. Надеюсь, ты не сглупишь и сейчас.

– Хорошо, – весело ответил О'Дэй. – Будем считать, что я не сглуплю и в этот раз. Ну, так что же?

– У нас в конторе было много разговоров о тебе и о Веннере, – начал Дженнингс. – Не знаю, известно ли тебе, куда это заносит твоего компаньона, а если неизвестно, то знай: ничего хорошего вам обоим это не сулит. У него запой, и всю неделю он ничего не делает. Мой босс сказал, что отчеты по последним четырем делам, которые передали вам на расследование, ваша фирма задержала уже на несколько недель. А вчера один из наших директоров заявил, что надо найти другое агентство. А ведь мы хорошо сработались с вами, О'Дэй. Если Интернэшнл Дженерал вышвырнет вас, без огласки не обойтись. Ведь все идет к этому… А ты здесь, в Пламптоне, проигрываешь скачки и тебе, по-видимому, это нравится.

– Мне нравится здешний воздух. Он, говорят, полезен для легких.

– А что за черт с твоими легкими? – с раздражением спросил Дженнингс.

– Ничего, – весело ответил О'Дэй, – абсолютно ничего. Я имел в виду других, у кого они не так здоровы.

– Скажи, ради Бога, – спросил Дженнингс почти сердито, – ты когда-нибудь бываешь серьезным? Полагаю, ты знаешь, что говорят?

О'Дэй пожал плечами.

– Что бы там ни говорили, я не собираюсь поднимать шум и выяснять в чем дело. Но все же, что такое говорят?

Дженнингс понизил голос.

– И когда ты перестанешь дурачиться, О'Дэй? Все говорят, что ты своим ирландским обаянием обольстил жену Веннера и расстроил их семейную жизнь. Это и есть причина его запоя. Ты знаешь, что он привязан к этой девочке. Он считает ее восхитительной и убежден, что она – самое лучшее, что у него есть на свете. Даже если это не так, он имеет право на свою маленькую иллюзию. С твоей стороны это не очень умно, не так ли? На черта тебе это нужно и зачем губить хороший бизнес, который вы делали с Веннером? Я не верю, что ты вообще всерьез относишься к женщинам. Может, ты просто развлекаешься, но если у тебя есть здравый смысл, ты не будешь гробить из-за этого агентство О'Дэй и Веннер.

О'Дэй затянулся сигаретой.

– Я полагаю, что ни им, ни тебе не пришло в голову, что эти слухи могут быть неверными?

– Не глупи, я-то знаю, что они верны, знаю, откуда они пошли, да и тебе пора знать. Веннер поссорился со своей женой Мерис и сказал Старку из Интернешнл Оушн, что это из-за тебя. Он говорил со Старком о разводе и о том, что месяц назад, когда ты должен был находиться в Шотландии по делу Ярдли, ты провел выходной с Мерис Веннер в гостинице Сэйбл, в какой-то дыре около Тотнесса, в Девоншире.

О'Дэй усмехнулся.

– Надо же. Кто же это ему сказал?

– Она, она ему сказала. И он склонен ей поверить, не так ли? Как, впрочем, и все остальные.

Дженнингс стал натягивать перчатки.

– Ну, я тебе все сказал. Теперь ты знаешь.

– Спасибо, приятель, – сказал О'Дэй. – Скажи, ты не знаешь, где Веннер и где Мерис?

Деннингс пожал плечами.

– Где Веннер – убей, не знаю. Мне велели найти его или тебя. А Мерис сказала твоей секретарше, что собирается в Истборн или еще куда-то в тех же краях.

– Ты хороший парень, Дженнингс. Ты полон добрых намерений. Тебе повезло сегодня?

– Нет, совсем не повезло. А почему мне должно повезти? Я пришел к заключению, что мне повезет в любви. Я не прочь иногда проиграть, но немного. Забавно, – продолжал он, – если я играю в покер, то проигрываю, если выбираю лошадь, то она приходит последней. Я пришел сюда поставить на одну в последнем заезде. Она – аутсайдер. Я держал пари на другие пять заездов и все проиграл.

Он засмеялся.

– Теперь последний заезд, но я даже не собираюсь ставить.

О'Дэй улыбнулся.

– Вот так-то, Дженнингс. Это ужасно, если лошади к тебе равнодушны.

– Я поставил на Джелерта против Трависа нашего директора, – мрачно изрек Дженнингс. – Он сказал, что двадцать против одного – он приковыляет последний. Терпеть не могу таких вещей.

– Почему ты не собираешься больше ставить?

Дженнингс покачал головой.

– Нет, с меня хватит. Пока, О'Дэй. И, ради Бога, будь осторожен.

Через некоторое время О'Дэй вышел из буфета и встал на зеленой насыпи, где люди собирались смотреть продолжение скачек. О'Дэй взглянул на стенд с данными о лошадях и не спеша пошел к тотализатору. Там он купил четыре билета по фунту на Джелерта, затем вернулся в буфет, взял еще чашку кофе, поставил ее на камин и рассеянно уставился в одну точку.