Люсипаф - Кока Феникс

Кока Феникс

ЛЮСИПАФ

На земле все было по-прежнему. Только Фефела, сидя на скамейке уносящегося глубже и глубже под землю вагончика метро, говорил Зигфриду:

— Скоро со всеми нами должно что-то произойти. Мы у распутья. Зигфрид, черненький крепыш поправил очки и повернул свои увеличенные линзами глаза к Фефеле:

— У Владика новая жиличка.

— О! — оживился Фефела. — Кто, откуда?

— Люси! Все, что известно пока. Я только по телефону…

Грохот подземелья заглушил его слова, и собеседники умолкли. Пассажиры, как обычно, углубившись в газетную требуху, сопели, пыхтели, ворочались на потных лидериновых сидениях…

Под землей тоже все было по-прежнему.

Люси и Пафнутий бесились. Только что их навестил Лопоухий. Как и положено, они ему запарили мозги. И теперь Пафнутий бегал по кухне и, потирая свои мужицкие ладошки, приговаривал:

— Ну вот, и этому поможем! Как много, все же, Люси, людей нуждаются в нашей помощи.

— Да не шныряй ты, — недружелюбно оборвала его Люси. Пафнутий остановился и недоуменно уставился на нее. — Твою жену аферисткой назвали… — беспомощно опустила она на руку голову и скрипнула зубами. — Козел.

— Кто назвал? — вперился в Люси Пафнутий.

— Да Хока этот. Только шо, — воспрянула духом Люси. — Я сказала, шо у меня склонность характера к аферизму — пошутила. А он и скажи: «Это видно!» Ты шо, не помнишь?

— Ах, это! — улыбнулся Пафнутий. — Ну, Люси, ты ж сама первая… Да к тому же у него порча, а мы должны помочь.

— Помочь, помочь, — пригладила руками волосы Люси и, откинув их назад, встала.

Орлиный нос шипел, втягивая вонь помойного ведра и не предвещал Пафнутию на сон грядущий ничего доброго. Но Люси как-то странно успокаивалась, когда слышала о помощи.

— Все ж это дело! — подбадривала она мужа. — И притом, из самых высших побуждений, Влад!

Пафнутий, смущенный возложенной на себя задачей, мягко потирал ладошки и устремлял свой серьезный взгляд в голубое небо за прозрачными стеклами. Там во весь рост вставало гигантское астральное тело, упираясь тремя ногами в спины трех китов и раскачиваясь на космическом ветру.

Вот уж три месяца как Пафнутий ощущал себя экстрасенсорною рукою. И основание тому было куда как значительно. Взять хотя бы этот астрал! Постоянно маячит за окном трехногий и, вероятнее же всего, просит о помощи. Но как ему поможешь? Простые человеки — вот, материал.

Лопоухий, к примеру. Заманил его Пафнутий сегодня запросто. Тот отнекивался по телефону, мол, невмоготу, устал, Славик трехчасовой визит нанес… «Да мы тебя нагружать не будем!» — весело тарабанил Пафнутий. — «У нас и фанера тут. Люси чего-нибудь сбацает».

Люси в это время благожелательно мотала головой и подбадривала: «- Давай, Влад, давай!» — «Ну, мы ждем! Через часок? Добрецо».

Люси захихикала и прыгнула под одеяло. Прошел час. В дверь постучали. Пафнутий кинулся открывать. На пороге стоял Лопоухий и улыбался. Уши его, филигранного мастерства изделия светились и Пафнутию показалось, что даже и лучились зачем-то.

«Ведь это я видеть стал!» — восхищенно произнес он про себя.

— А, Гока, проходи! — поприветствовал он Лопоухого.

— Владик! — здоровался тот. — Люси! Очень и очень.

— Садись Гока, садись, где хочешь, — прыскало гостеприимство из Пафнутия.

Но Люси, та перещеголяла.

— Можешь и прилечь, Хока, — как-то уж прозрачно намекнула она, будто рядом не было ни мужа, ни его гигантского друга за окнами.

Но Лопоухий, казалось, ничего этого не услышал, а присел рядом с фанерой и прошелся пальчиками по закрытой крышке.

— Слышите? — встрепенулся он. — Смеется!

— Кто? — приподнялась Люси со своего стульчика.

— Давай-ка я тебя на порчу проверю, — без предисловий перешел к делу Пафнутий.

— Чего?! — не понял Лопоухий. Он отбил еще пару тактов по закрытой крышке фортепиано. Вот уже должна пробежаться флейта — тра-та-та-там, но, разрушая мелодию Моцартовой песенки, в уши влетел идиотский смех.

— Черт! — рассердился Лопоухий, и уши его сложились в трубочки. Пафнутий быстро перекрестился. Один крест он положил слева направо, второй справа налево, а третий для пущей верности — двумя перстами. «Уж какой-нибудь да поможет!» — рассуждал он трезво.

Люси вскочила со своего стульчика и с криком: «До каких пор, Влад?!» опустилась назад.

— Люси! — укоризненно произнес Пафнутий.

— Мы сегодня утром со Славой арию из Zauberflоеte музицировали. Славная музыка! — уши Лопоухого опять выпрямились и просвечивали.

— Славик, — мрачно проговорила Люси. — Этот «Майн кампф» ходячий.

Пафнутий хохотнул.

— И сейчас напеваю, ну то есть слышу ее все время, а тут вместо флейты смех!

— «Чушь какую-то порет!» — смотрела на него с тоскою в глазах Люси. «Эх, если б не мои планы! Сидела бы я тут с этими…»

— Ага, — поддержал разговор Пафнутий. — Давай-ка я тебя на порчу проверю.

Лопоухий опять непонимающе посмотрел на Пафнутия.

— Ты что, Владик?!

— Да я же целителем стал, — нагревая медные палочки на свече, объяснял серьезно Пафнутий. — Сиди ровно, руки на яйца положи.

— Куда? — уши Лопоухого зажглись.

— На яйца, — сосредоточенно продолжал Пафнутий. — Ладошки вверх. Готов?!

И они с Люси жадно впились в голову Лопоухого. Пафнутий стал перед ним и повел медные прутики над головою Лопоухого. Они, дойдя до темени, быстро сошлись и застыли.

— Н-да! — тяжело цыкнул Пафнутий. — Есть порча! Люси счастливая, но серьезная как на кладбище поддакнула: — Скрестились штанги, сильная порча. — В ушах у Лопоухого опять засмеялись.

— Да что это?! — возмущенно, но улыбаясь пока, попытался понять он. А Пафнутий, приняв вопрос на свой счет, пустился в объяснения: — Видишь ли, порча — это наговор. Тебя сглазили.

— И давно? — заинтересованно спросила Люси.

— Восемь лет уже, — вздохнул Пафнутий.

— Да какая порча? — попытался вставить словечко Лопоухий, но Люси, не замечая, продолжала как по-писаному:

— И где, Влад?

— А мы сейчас проверим.

Пафнутий подошел к Лопоухому со спины и, вспомнив о необычайно вспыхнувших ушах, посмотрел на них. Уши вели себя наинормальнейшим образом. Мягко струился через них закатный Петербургский свет. Крякнув, Пафнутий повел ладонями вниз по позвоночнику.

— Ой тепло, Владик, — проговорил Лопоухий.

— Внизу, на крестце. Огромная, жаба! Точно восьмилетняя.

— Что будем делать? — проговорила Люси с таким неподдельным интересом, будто они изобретали колесо.

— Снимать, — твердо ответил Пафнутий. — И срочно! Лопоухий хотел откинуть крышку фортепиано, но Пафнутий положил свою мужицкую ладошку поверх музыкальных его пальчиков и заглянул ему в глаза:

— Ты завтра свободен?

— Завтра? Ха, — будто поддерживая чей-то смех, хохотнул Лопоухий. — Ха!

— Ты зря смеешься, Хока. Мне тоже в кассе «Аэрофлота» такую навесили… Влад еле поднял!

— Да? — ушки Лопоухого приподнялись, готовые послушать интересную историю, но Люси хранила профессиональную тайну. Она быстро встала и, задев Лопоухого невзначай бедром, вышла из комнаты.

Пафнутий пыхтел, вытирая медяшки:

— Я тебе безо всяких яких сниму ее, — уверял он Лопоухого. — Не ты первый, не ты последний. Только не тяни. Приходи завтра, и все уладим. Почувствуешь, наконец, за последние восемь лет в первый раз, что такое жизнь!.. — изливался Пафнутий.

А за окном в неугасимом зареве ночи раскачивался и хохотал, щекоча ногами своих китов, гигантский Астрал.

Фефела зашел с одного бока, развернулся, зашел с другого.

— Стоит! — недоуменно смотрел он на небо. — Смотри сюда, Дима!

Зигфрид вылез из дивана и припал к телескопической трубе. — Семь звезд видишь, да? — вел Зигфрида по небу Фефела. — Это ковш. Всегда был на своем месте. А вот эта восьмая, яркая, ее никто никогда не описывал. Да и вид у нее, как у кометы.

— Только хвоста нет! — вставил юный Зигфрид.

— Вот-вот! — Фефела сел за стол, взял линейку, арифмометр, и принялся что-то чертить, считать.

Зигфрид смотрел в телескопическую трубу и не видел не то, что восьмую, а и семи первых не замечал. «Так, туманность Андромеды! — думал он про себя. И воспользовавшись тишиной, осторожно отошел от телескопа и забрался назад в свой диванчик.

Он уже восемнадцать лет сидел в этом диванчике и рос, рос, крепчал и здоровел, не находя себе применения.

Однажды он вот также лежал в парке в старом глубоком диване, притащив его для этого из дому, и глядел на развалины некогда наполненных до краев водою и людьми бань. Как откуда ни возьмись прямо в диван прилегло нечто среднее между мужчиной и женщиной. Легло и начало смешить Зигфрида, а рассмешив, стало щекотать, но не так, как мама и тетя щекотали — подмышками, а пониже — животик, там… и шептать, мол, в баньке, сладенький, попаримся! Зигфрид уж не знал, что и думать, но о чем-то стремительно догадался. Как вдруг рядом появился Фефела. Он пристукнул неопределенного рода существо зонтом-тростью и повелительно проговорил: