Палермские убийцы - Леонардо Шаша

Леонардо Шаша

Палермские убийцы

Две повести Леонардо Шаши

В мае 1981 года пало очередное правительство Италии, возглавлявшееся христианскими демократами. Его падение не привлекло бы особого внимания (за послевоенный период в Италии сменилось около сорока правительств, державшихся у власти в среднем по шесть-семь месяцев каждое), если бы не одно чрезвычайное обстоятельство. Уход правительства в отставку был связан с разоблачением незаконной деятельности масонской ложи «Пропаганда-2» (П-2), ставившей своей целью создание влиятельной подпольной группы, готовой предпринять самые решительные действия в случае победы в Италии демократических сил. Среди членов ложи оказались представители правящих партий: три министра, высшие чины вооруженных сил и службы безопасности, сенаторы и депутаты буржуазных партий.

Началось расследование, нашлись серьезные улики, кое-кто из замешанных в этом деле высокопоставленных лиц поспешил подать в отставку, другие на время отошли от политической жизни. Не прошло, однако, и полугода, как большинство из скомпрометированных деятелей стало вновь появляться на телеэкранах, выступать с парламентской трибуны, словом, все пошло, как в предлагаемой вниманию читателей повести Леонардо Шаши «Палермские убийцы»: «…виновен князь, виновны и «все остальные», но все идет как шло всегда, иначе и быть не может».

Книга Л. Шаши «Палермские убийцы» посвящена, казалось бы, далеким от наших дней событиям. Ограничено локальными рамками Сицилии и место ее действия. И все же эта небольшая хроника событий, развернувшихся в 1862 году в Палермо (речь идет о серии немотивированных убийств, свершившихся в один день и в один час на улицах города), не теряет актуальности и интереса в наши дни. Причин тому много. Продолжая линию итальянской историко-философской повести, наиболее типичным примером которой является, пожалуй, «История позорного столба» А. Мандзони (о ней, кстати, автор «Палермских убийц» вспоминает в своей повести при характеристике организатора преступлений князя Ромуальдо Тригоны Сант'Элиа), Л. Шаша не только серьезно и глубоко исследует прошлое, но постоянно имеет в виду и современность. Этико-политические проблемы сегодняшней Италии неизменно остаются в основе его художественного проникновения в мир былого. Однако при всей политической тенденциозности и заостренности книга Л. Шаши — не однодневка, написанная на злобу дня.

Непосредственным поводом, побудившим автора обратиться к анализу этого, по сути дела, второстепенного эпизода из истории Палермо, послужила так называемая «стратегия напряженности», проводившаяся в жизнь правоэкстремистскими силами в Италии в 70-х годах в целях достижения сдвига вправо всей оси политической жизни страны. Аналогия палермских событий 1862 года с серией террористических актов, потрясших Италию в 70-х годах, кульминационным пунктом которых явилось убийство председателя христианско-демократической партии А. Моро, нарочито приближенный к современной политической терминологии язык повествования (в своей хронике XIX в. Л. Шаша прямо говорит и о «стратегии напряженности») — все это превращает повесть Л. Шаши в книгу-памфлет, в «литературу действия», по определению известного итальянского критика и литературоведа М. Раго.

И все же содержание книги «Палермские убийцы» не ограничивается обличением частного, пусть даже очень важного момента политической жизни Италии. Этому способствует четкая в тот период классовая позиция писателя (позднее политические зигзаги Леонардо Шаши приводили его то к «левакам», то к так называемым «новым философам», стоявшим на ошибочных, антимарксистских позициях).

Без колебаний и компромиссов обличает Леонардо Шаша в повести «Палермские убийцы» мир, построенный на власти денежного мешка, на попрании сильными мира сего всех основ правосудия. «Словом, — пишет он, — дела в этом мире шли так, как и всегда: Кастелли, Кали и Мазотто вступали в Капеллу приговоренных к смерти, князь Сант'Элиа вступал в королевскую Капеллу «Палатина» как представитель Виктора-Эммануила II, короля Италии. «Именем Виктора-Эммануила II, божьей милостью и волею народа короля Италии»— смертный приговор уличному сторожу, продавцу хлеба и позолотчику; «специальное полномочие» представлять короля — князю».

Вот почему, когда в конце октября 1981 года, выступая в Анконе, президент Итальянской Республики А. Пертини заявил, что недопустим возврат к политической жизни всех тех, на кого легла тень преступной деятельности масонской ложи П-2 («Никто не должен быть оправдан, — сказал он, — из-за недостаточности доказательств или на основе подобных же формулировок»), это заставило многих вновь обратиться к проблематике, столь смело затронутой Л. Шашей в 1979 году, когда он писал о «внешнем блеске и чванности», которые скрывают действительную жизнь «этой несчастной страны», где «совершаются ужасающие преступления и давным-давно неизвестно, что такое правосудие».

Л. Шаша — ищущий писатель, ко многим произведениям которого («День совы», «Смерть инквизитора», «Каждому свое», «Контекст», «Исчезновение Майораны» и др.) по праву можно отнести эпиграф из его повести «Палермские убийцы» — «Так утвердилось зла первоначало» (Боярдо. «Влюбленный Роланд»). Действительно, раздумья писателя в этих произведениях обращены к таким крупным темам современности, как преступления мафии, которую Л. Шаша, по словам итальянского критика Г. Мариани, «неизменно отдает на суд справедливости и разума», бесчеловечность капиталистического общества, чьи персонажи «зачастую выступают у него в почти гротескном виде» (М. Раго), ответственность представителей науки за создание оружия массового уничтожения — об ученых, задумавших атомную бомбу, разработавших и создавших ее и без всяких условий и гарантий вручивших политиканам и военным, говорится в повести Шаши «Исчезновение Майораны».

Шаша — художник многогранного таланта. Наряду с политически «ангажированными» романами и повестями, он автор произведений, рассказывающих о Сицилии, о ее людях и обычаях. Не случайно в списке его книг — очерки о сицилийских писателях, наброски киносценариев и даже альбом фотографий о религиозных праздниках на Сицилии. К числу беглых зарисовок «южан» с его родного острова можно отнести маленькую лирическую повесть «Винного цвета море» (1973). Это рассказ о поездке на Сицилию вместе со случайными попутчиками, о человеческих характерах, о детской психологии, о мимолетном чувстве зарождающейся любви. Одним словом, о тех «блаженных тенях мгновенного дня», о которых когда-то писал В. Брюсов в стихах о непознанной любви. Читатель с удовольствием принимает участие в этой поездке, ему, как и герою, интересно в компании сицилийцев, и он с такой же грустью расстается с полюбившимися ему симпатичными персонажами повести.

Л. Шаша продолжает свою деятельность. Как и прежде, в его творчестве превалирует тема кризиса системы, «основанной на коррупции, взяточничестве, кражах» (интервью газете «Джорнале» от 7 марта 1980 года). Правда, сам писатель скептически относится к возможности скорого преодоления нынешнего положения в Италии. «Я не думаю, — отмечал он в том же интервью, — что мы близки к окончательному подведению итогов». На его взгляд, в Италии слишком мало людей «принимает близко к сердцу» существующее положение вещей. Отсюда и его дискуссии с итальянскими коммунистами. Впрочем, Л. Шаша не считает себя пессимистом. «Моя позиция, — подчеркивает он, — это даже не пессимизм. Это простая констатация существующего положения, того, что Макиавелли называл «действительной истиной». Спор этот, видимо, невозможно решить теоретически. Здесь слово за жизнью, за теми смелыми и честными людьми, которых с такой симпатией изображает итальянский писатель.

Г. Смирнов

Палермские убийцы

Так утвердилось зла первоначало.

«Вплоть до конца 1860 года я был адвокатом в Ивреа. Королевским указом от 17 декабря 1860 года назначен заместителем адвоката по делам неимущих в Модене с годовым жалованьем в три тысячи лир. Указом от 25 мая 1862 года назначен заместителем королевского генерального прокурора при Апелляционном суде в Палермо с окладом в пять тысяч лир».

1 июня 1862 года «Сицилийские официальные ведомости» опубликовали сообщение: «Адвокат Гуидо Джакоза назначен на пост заместителя генерального прокурора при палермском Апелляционном суде с окладом в пять тысяч лир». Это имя — Джакоза, которое в лице сына адвоката, тогда еще пятнадцатилетнего юноши, станет несколько позже для сицилийцев Луиджи Капуаны, Джованни Верги и Федерико Де Роберто воплощением искренней и прочной дружбы, духовной близости и общности литературных интересов, а также связующим звеном с североитальянскими областями и с Европой[1],— это имя для палермцев, прочитавших в тот день газетное сообщение, означало лишь, что еще один пьемонтец заявился хозяйничать на Сицилии, да еще с годовым жалованьем в пять тысяч лир[2].