К вопросу о русском империализме - Николай Устрялов

Устрялов Николай

К вопросу о русском империализме

Николай Устрялов

К ВОПРОСУ О РУССКОМ ИМПЕРИАЛИЗМЕ

     Служение родине налагает на каждого мыслящего гражданина обязанность выяснить смысл этого служения, продумать и оправдать его мотивы.

     "Великая Россия" -- таков лозунг, объединяющий собою ныне самые широкие и разнообразные круги русской общественности. Мы боремся за честь и достоинство родной страны, "нам нужна Великая Россия". Каково же реальное содержание этого продиктованного жизнью лозунга, как мыслятся основные условия его осуществимости, в чем сущность той идеологии, исповедание которой логически приводит к нему? Только тогда может быть разрешена проблема Великой России, когда будет отчетливо уяснен самый характер ее постановки. Настоящая статья ставит себе целью наметить в этом направлении определенные перспективы.

1.

     Вера в "Великую Россию" есть прежде всего вера в русское г о с у д а р с т в о. Иначе говоря, "В е л и к о ю" Р о с с и я м о ж е т б ы т ь л и ш ь в к а ч е с т в е г о с у д а р с т в а. К этому убеждению одинаково неизбежно приводят и данные "теории", и живые факты эмпирической действительности.

     Человечество настоящей исторической эпохи существует и развивается под знаком государственности. Жизнь современных "народов" есть жизнь государств. И, конечно, это явление не случайно, оно коренится глубоко в природе вещей. Народная "личность", национальная "идея", как всякая духовная монада, для своего проявления требует определенного е д и н с т в а. Нужен ц е н т р духовной энергии, действующей по целям, необходим оформляющий п р и н ц и п деятельности. Единое целостное начало должно скреплять собою то сложное многообразие, каким представляется историческая жизнь того или другого "народа". И вот государство и явилось таким объединяющим, оформляющим, скрепляющим началом.

     Государственная организация родилась на определенной стадии всемирно-исторического развития, когда низшие формы социального быта перестали соответствовать степени достигнутого человечеством культурного возраста. Быть-может, первоначально или, по крайней мере, в первоначальной своей "идее" государство было непосредственно связано с племенем, расой, народностью. Но с течением времени эта связь существенно ослабела[,] и государство приобрело независимое, самодовлеющее значение. Единство по принципу породы, племени, словом, "физиологии", оказавшись чересчур узким и бедным, сменилось единством более высокого порядка. Правда, однородное племенное ядро полезно и для современного государства; но все же оно отнюдь не является его необходимою особенностью. Даже "нация" в том смысле, в каком ее теперь принято понимать наукою *), не может считаться его конститутивным признаком. Если теоретически нельзя отрицать, что нация способна создать государство, то в действительности несравненно чаще наблюдается обратный процесс: государство создает единую нацию. Благодаря объединяющей силе государства, прежде чуждые друг другу группы людей сживаются, взаимно сближаются, приобретают "множество общих своеобразных культурных элементов и общее историческое прошлое". Так, напр.[имер], нередко бывает с покоряемыми путем внешней силы областями: проходят годы, и население этих областей, раньше сторонившееся и ненавидевшее своих победителей, привыкает к ним, иногда даже вполне сливается с ними. В этом отношении до последней степени поучителен и ярок стоящий ныне у нас всех перед глазами трагический пример Польши: пусть душа ее доселе едина, но разве не троится она, подобна телу, в котором обитает? Разве секрет, что если русские поляки всецело преданы России, то поляки австрийские, в общем, верны Австрии, а немецкие -- Германии?...

     В самой государственности, в самой "эссенции" государства, очевидно, имеется какой-то крепкий фермент, способный удерживать в державном единстве элементы, подчас весьма разнородные. Государство современности претворяет в себе целую сложную совокупность различных национальных, расовых, этнографически, исторически и культурно своеобразных особенностей, пронизывает многообразное содержание единою творческою формою, объединяет отдельные элементы в некий высший синтез и под знаком этого синтеза являет себя человечеству и всемирной истории.

     Государства -- те же организмы, одаренные душою и телом, духовными и физическими качествами. Государство -- высший организм на земле[,] и не совсем неправ был Гегель, называя его "земным богом". Оно объемлет собою все, что есть в человечестве ценного, все достояние культуры, накопленное веками творчества. Государство -- необходимое условие конкретной нравственности, через него осуществляется в жизни Добро.

     "В е л и к а я Р о с с и я" д о л ж н а б ы т ь п р е ж д е в с е г о г о с у д а р с т в о м.

     Между тем, общеизвестно, что именно в русской культуре идеям государственности было очень трудно добиться признания. Не только славянофильская линия русской мысли, но и другие ее течения нередко относились к государству как-то недружелюбно: или с абсолютным, откровенным отрицанием, или с враждебною подозрительностью, или несколько презрительно, "свысока". Это широко распространенное недружелюбие могло даже дать повод к заключению, что русский народ -- народ аполитический, безгосударственный, неспособный к организации, дисциплине и правопорядку. Однако, подобное печальное заключение опровергалось фактом великого и все растущего русского государства **).

     Из всех "критиков" принципа государственности лишь Толстой неуклонно и до конца последователен. Вместе с государством он отрицал и всякое принуждение, "осудил" даже всю вообще "культуру", а, главное, имел мужество отрицать и "Великую Россию". Его проповедь приобрела от этого значительную моральную возвышенность и чистоту, но зато уже совершенно отрешилась от конкретной жизненной обстановки, прошла целиком "мимо жизни".

     Славянофилы верили в "русскую идею", но связывали ее не с государством, а с общиною, "миром", с "Землею". Но глубоко ошибочно[й] должна быть признана их теория, резко отделяющая "Государство" от "Земли". Эти начала нераздельны и принципиально, и фактически. Государство есть познавшая себя в своем высшем единстве, внутренно просветленная Земля. Земля без Государства -аморфная, косная масса, Государство без Земли -- просто nonsens, голая форма, лишенная всякой реальности.

     "Дух жизни", в свое время воспетый Хомяковым, заставил Россию выйти на единственно достойный великого народа путь -- путь смелого и широкого государственного строительства. Вопреки бесчисленным внешним препятствиям, вопреки некоторым собственным нашим национальным свойствам, мы создали мощный государственный организм: повидимому, мы нужны всемирной истории, и она не дала нам погибнуть.

2.

     Внутри каждого государства творится особая культура, универсально ценная, но индивидуально окрашенная; быть-может, универсально ценная именно своею индивидуально-своеобразною окрашенностью. Все те элементы, сложная совокупность которых составляет душу и тело государства, не исчезают в его конкретном единстве. Напротив, чем совершеннее государство, тем полнее и явственнее они сохраняются, придавая объединяющему их целому специфический, оригинальный облик. Каждая держава имеет свою собственную культуру, ряд особенных, только ей принадлежащих отличительных признаков. В этой культуре, равно как в этих печатью индивидуальности запечатленных признаках, и лежит источник того обаяния, которое присуще "отечеству", "родине" в глазах каждого гражданина. Патриотизм объясним лишь через высшие категории эстетики, -- идеей своеобразного конкретного синтеза.

     Каждый государственный организм призван, таким образом, по своему оплодотворить собою историческую жизнь человечества, сказать миру свое особое слово. Каждый живет этим своим "словом" и стремится, чтобы оно звучало мощнее и громче. Каждый добивается, чтобы оно прозвучало на весь мир.

     В области международной жизни есть глубоко знаменательное соответствие между авторитетом духовного порядка и мощью внешнею, политическою. Развитие духовной культуры государства как-то интимно связывается с ростом его политической силы. Этот общий закон государственного бытия, подтверждающийся постоянными фактическими примерами, в истории русской мысли отмечался еще Хомяковым: "по тайному (но, может-быть, понятному) сочувствию между духом человека и объемом общества -- читаем мы у него, -самое величие ума и мысли принадлежит только великим народам" ***).

     Да, это несомненно: в е л и к а я к у л ь т у р а м о ж е т п р и н а д л е ж а т ь л и ш ь м о г у щ е с т в е н н о м у н а ц и о н а л ь н о-г о с у д а р с т в е н н о м у ц е л о м у.

     И отсюда перед каждым государством встает практический императив: стремись к расширению, будь могучим, если хочешь быть великим! Здесь -- не только голос биологически естественного и ценного инстинкта; здесь -- веление нравственного разума, завет и требование исторического Духа. Сущее и должное здесь совпадают воедино, как два аспекта одного и того же явления.