Стихотворения 1829 - Александр Пушкин

Пушкин Александр Сергеевич

Стихотворения 1829

Полное собрание сочинений с критикой

E. H. УШАКОВОЙ.

Вы избалованы природой;Она пристрастна к вам была,И наша вечная хвалаВам кажется докучной одой.Вы сами знаете давно,Что вас любить немудрено,Что нежным взором вы Армида,Что легким станом вы Сильфида,Что ваши алые уста,Как гармоническая роза…И наши рифмы, наша прозаПред вами шум и суета.Но красоты воспоминаньеНам сердце трогает тайкомИ строк небрежных начертаньеВношу смиренно в ваш альбом.Авось на память поневолеПридет вам тот, кто вас певалВ те дни, как Пресненское полеЕще забор не заграждал.

[Е. П. ПОЛТОРАЦКОЙ.]

Когда помилует нас бог,Когда не буду я повешен,То буду я у ваших ног,В тени украинских черешен.

* * *

Подъезжая под Ижоры,Я взглянул на небесаИ воспомнил ваши взоры,Ваши синие глаза.Хоть я грустно очарованВашей девственной красой,Хоть вампиром именованЯ в губернии Тверской,Но колен моих пред вамиПреклонить я не посмелИ влюбленными мольбамиВас тревожить не хотел.Упиваясь неприятноХмелем светской суеты,Позабуду, вероятно,Ваши милые черты,Легкий стан, движений стройность,Осторожный разговор,Эту скромную спокойность,Хитрый смех и хитрый взор.Если ж нет… по прежню следуВ ваши мирные краяЧерез год опять заедуИ влюблюсь до ноября.

ПРИМЕТЫ.

Я ехал к вам: живые сныЗа мной вились толпой игривой,И месяц с правой стороныСопровождал мой бег ретивый.

Я ехал прочь: иные сны…..Душе влюбленной грустно было;И месяц с левой стороныСопровождал меня уныло.

Мечтанью вечному в тишиТак предаемся мы, поэты;Так суеверные приметыСогласны с чувствами души.

ЛИТЕРАТУРНОЕ ИЗВЕСТИЕ.

В Элизии Василий Тредьяковский(Преострый муж, достойный много хвал)С усердием принялся за журнал.В сотрудники сам вызвался Поповский,Свои статьи Елагин обещал;Курганов сам над критикой хлопочет,Блеснуть умом "Письмовник" снова хочет;И, говорят, на-днях они начнут,Благословясь, сей преполезный труд,И только ждет Василий Тредьяковский,Чтоб подоспел Михайло Каченовский.

ЭПИГРАММА.

Журналами обиженный жестоко,Зоил Пахом печалился глубоко;На цензора вот подал он донос;Но цензор прав, нам смех, зоилу нос.Иная брань конечно неприличность,Нельзя писать: Такой-то де старик,Козел в очках, плюгавый клеветник,И зол, и подл: всё это будет личность.Но можете печатать, например,Что господин парнасский старовер,(В своих статьях), бессмыслицы оратор,Отменно вял, отменно скучноват,Тяжеловат и даже глуповат;Тут не лицо, а только литератор.

[НА ВЕЛИКОПОЛЬСКОГО.]

Поэт-игрок, о Беверлей-Гораций,Проигрывал ты кучки ассигнаций,И серебро, наследие отцов,И лошадей, и даже кучеровИ с радостью на карту б, на злодейку,Поставил бы тетрадь своих стихов,Когда б твой стих ходил хотя в копейку.

ЭПИГРАММА.

Там, где древний КочерговскийНад Ролленем опочил,Дней новейших ТредьяковскийКолдовал и ворожил:Дурень, к солнцу став спиною,Под холодный Вестник свойПрыскал мертвою водою,Прыскал ижицу живой.

* * *

(При посылке бронзового Сфинкса.)Кто на снегах возрастил Феокритовы нежные розы?В веке железном, скажи, кто золотой угадал?Кто славянин молодой, грек духом, а родом германец?Вот загадка моя: хитрый Эдип, разреши!

* * *

На холмах Грузии лежит ночная мгла;Шумит Арагва предо мною.Мне грустно и легко; печаль моя светла;Печаль моя полна тобою,Тобой, одной тобой… Унынья моегоНичто не мучит, не тревожит,И сердце вновь горит и любит — оттого,Что не любить оно не может.

КАЛМЫЧКЕ.

Прощай, любезная калмычка!Чуть-чуть, на зло моих затей,Меня похвальная привычкаНе увлекла среди степейВслед за кибиткою твоей.Твои глаза конечно узки,И плосок нос, и лоб широк,Ты не лепечешь по-французски,Ты шелком не сжимаешь ног;По-английски пред самоваромУзором хлеба не крошишь,Не восхищаешься Сен-Маром,Слегка Шекспира не ценишь,Не погружаешься в мечтанье,Когда нет мысли в голове,Не распеваешь: Ma dov'и,Галоп не прыгаешь в собранье…Что нужды? — Ровно полчаса,Пока коней мне запрягали,Мне ум и сердце занималиТвой взор и дикая краса.Друзья! не всё ль одно и то же:Забыться праздною душойВ блестящей зале, в модной ложе,Или в кибитке кочевой?

[ФАЗИЛЬ-ХАНУ.]

Благословен твой подвиг новый,Твой путь на север наш суровый,Где кратко царствует весна,[Но где Гафиза и Саади] [Знакомы имена]. —[Ты посетишь наш край] полночный[Оставь же след]Цветы фантазии восточнойРассыпь на северных снегах.

* * *

Жил на свете рыцарь бедный,Молчаливый и простой,С виду сумрачный и бледный,Духом смелый и прямой.

Он имел одно виденье,Непостижное уму,И глубоко впечатленьеВ сердце врезалось ему.

Путешествуя в Женеву,На дороге у крестаВидел он Марию деву,Матерь господа Христа.

С той поры, сгорев душою,Он на женщин не смотрел,И до гроба ни с одноюМолвить слова не хотел.

С той поры стальной решеткиОн с лица не подымалИ себе на шею четкиВместо шарфа привязал.

Несть мольбы Отцу, ни Сыну,Ни святому Духу ввекНе случилось паладину,Странный был он человек.

Проводил он целы ночиПеред ликом пресвятой,Устремив к ней скорбны очи,Тихо слезы лья рекой.

Полон верой и любовью,Верен набожной мечте,Ave, Mater Dei кровьюНаписал он на щите.

Между тем как паладиныВвстречу трепетным врагамПо равнинам ПалестиныМчались, именуя дам,

Lumen coelum, sancta Rosa!Восклицал всех громче он,И гнала его угрозаМусульман со всех сторон.

Возвратясь в свой замок дальный,Жил он строго заключен,Всё влюбленный, всё печальный,Без причастья умер он;

Между тем как он кончался,Дух лукавый подоспел,Душу рыцаря сбиралсяБес тащить уж в свой предел:

Он-де богу не молился,Он не ведал-де поста,Не путем-де волочилсяОн за матушкой Христа.

Но пречистая сердечноЗаступилась за негоИ впустила в царство вечноПаладина своего.

ИЗ ГАФИЗА.

(Лагерь при Евфрате).Не пленяйся бранной славой,О красавец молодой!Не бросайся в бой кровавыйС карабахскою толпой!Знаю, смерть тебя не встретит:Азраил, среди мечей,Красоту твою заметитИ пощада будет ей!Но боюсь: среди сраженийТы утратишь навсегдаСкромность робкую движений,Прелесть неги и стыда!

* * *

Критон, роскошный гражданинОчаровательных Афин,Во цвете жизни предавалсяВсем упоеньям бытия.Однажды, — слушайте, друзья,Он по Керамику скитался,И вдруг из рощи вековой,Красою девственной блистая,В одежде легкой и простойЯвилась нимфа молодая.Пред банею, между колонн,Она на миг остановиласьИ в дом вошла. Недвижим онГлядит на дверь, куда, как сон,Его красавица сокрылась.

[НА КАРТИНКИ К "ЕВГЕНИЮ ОНЕГИНУ" В "НЕВСКОМ АЛЬМАНАХЕ".]

1. Вот перешед чрез мост Кокушкин,Опершись [---] о гранит,Сам Александр Сергеич ПушкинС мосьё Онегиным стоит.Не удостоивая взглядомТвердыню власти роковой,Он к крепости стал гордо задом:Не плюй в колодец, милый мой.

2. Пупок чернеет сквозь рубашку,Наружу титька — милый вид!Татьяна мнет в руке бумажку,Зане живот у ней болит:Она затем поутру всталаПри бледных месяца лучахИ на подтирку изорвалаКонечно "Невский Альманах".

ОЛЕГОВ ЩИТ.

Когда ко граду КонстантинаС тобой, воинственный варяг,Пришла славянская дружинаИ развила победы стяг,Тогда во славу Руси ратной,Строптиву греку в стыд и страх,Ты пригвоздил свой щит булатныйНа цареградских воротах.

Настали дни вражды кровавой;Твой путь мы снова обрели.Но днесь, когда мы вновь со славойК Стамбулу грозно притекли,Твой холм потрясся с бранным гулом,Твой стон ревнивый нас смутил,И нашу рать перед СтамбуломТвой старый щит остановил.

* * *

Как сатирой безымяннойЛик зоила я пятнал,Признаюсь: на вызов бранныйВозражений я не ждал.Справедливы ль эти слухи?Отвечал он? Точно ль так?В полученьи оплеухиРасписался мой дурак?

* * *

Опять увенчаны мы славой,Опять кичливый враг сражен,Решен в Арзруме спор кровавый.В Эдырне мир провозглашен.

И [дале] двинулась Россия,И юг державно облегла,И пол-Эвксина вовлекла[В свои объятия тугие].

* * *

Восстань, о Греция, восстань.Недаром напрягала силы,Недаром потрясала браньОлимп и Пинд и Фермопилы.

Под сенью ветхой их вершинСвобода юная возникла,На гробах Перикла,На мраморных Афин.

Страна героев и боговРасторгла рабские веригиПри пеньи пламенных стиховТиртея, Байрона и Риги.

* * *

Зорю бьют… из рук моихВетхий Данте выпадает,На устах начатый стихНедочитанный затихДух далече улетает.Звук привычный, звук живой,Сколь ты часто раздавалсяТам, где тихо развивался[Я давнишнею порой.]

* * *

Счастлив ты в прелестных дурах,В службе, в картах и в пирах;Ты St.-Priest в карикатурах,Ты Нелединский в стихах;Ты прострелен на дуеле,Ты разрублен на войне,Хоть герой ты в самом деле,Но повеса ты вполне.

[НА НАДЕЖДИНА.]

Надеясь на мое презренье,Седой зоил меня ругал,И, потеряв [уже] терпенье,Я эпиграммой [отвечал].Укушенный желаньем славы,Теперь, надеясь на ответ,[Журнальный шут], холоп лукавый,Ругать бы также стал. — О, нет!Пусть он, как бес перед обедней,Себе покоя не дает:Лакей, сиди себе в передней,А будет с барином расчет.

* * *

Был и я среди донцов,Гнал и я османов шайку;В память битвы и шатровЯ домой привез нагайку.

[На походе, на войне]Сохранил я балалайкуС нею рядом, на стенеЯ повешу и нагайку.

Что таиться от друзейЯ люблю свою хозяйку,Часто думал я об нейИ берег свою нагайку.

САПОЖНИК. (притча)

Картину раз высматривал сапожникИ в обуви ошибку указал;Взяв тотчас кисть, исправился художник.Вот, подбочась, сапожник продолжал:"Мне кажется, лицо немного криво…А эта грудь не слишком ли нага?"….Тут Апеллес прервал нетерпеливо;"Суди, дружок, не свыше сапога!"

Есть у меня приятель на примете:Не ведаю, в каком бы он предметеБыл знатоком, хоть строг он на словах,Но чорт его несет судить о свете:Попробуй он судить о сапогах!

[НА НАДЕЖДИНА.]

В журнал совсем не европейский,Над коим чахнет старый журналист,С своею прозою лакейскойВзошел болван семинарист.

ДОН.

Блеща средь полей широких,Вон он льется!… Здравствуй, Дон!От сынов твоих далекихЯ привез тебе поклон.

Как прославленного брата,Реки знают тихий Дон;От Аракса и ЕвфратаЯ привез тебе поклон.

Отдохнув от злой погони,Чуя родину свою,Пьют уже донские кониАрпачайскую струю.

Приготовь же, Дон заветный,Для наездников лихихСок кипучий, искрометныйВиноградников твоих.

ДОРОЖНЫЕ ЖАЛОБЫ.

Долго ль мне гулять на светеТо в коляске, то верхом,То в кибитке, то в карете,То в телеге, то пешком?

Не в наследственной берлоге,Не средь отческих могил,На большой мне, знать, дорогеУмереть господь судил,

На каменьях под копытом,На горе под колесом,Иль во рву, водой размытом,Под разобранным мостом.

Иль чума меня подцепит,Иль мороз окостенит,Иль мне в лоб шлагбаум влепитНепроворный инвалид.

Иль в лесу под нож злодеюПопадуся в стороне,Иль со скуки околеюГде-нибудь в карантине.

Долго ль мне в тоске голоднойПост невольный соблюдатьИ телятиной холоднойТрюфли Яра поминать?

То ли дело быть на месте,По Мясницкой разъезжать,О деревне, о невестеНа досуге помышлять!

То ли дело рюмка рома,Ночью сон, поутру чай;То ли дело, братцы, дома!…Ну, пошел же, погоняй!…

МЕДОК. (МЕДОК В УАЛЛАХ)

Попутный веет ветр. — Идет корабль,Во всю длину развиты флаги, вздулисьВетрила все, — идет, и пред кормойМорская пена раздается. — МногимНаполнилася грудь у всех пловцов.Теперь, когда свершен опасный путь,Родимый край они узрели снова;Один стоит, вдаль устремляя[?] взоры,И в темных очерках ему рисуетМечта давно знакомые предметы,Залив и мыс, — пока недвижны очиНе заболят. Товарищу другойЖмет руку и приветствует с отчизной,И господа благодарит, рыдая.Другой, безмолвную творя молитвуУгоднику и [деве] пресвятой,И милостынь и дальних поклоненийСтаринные обеты обновляет,[Когда] найдет он всё благополучно.Задумчив, нем и ото всех далек,Сам Медок погружен в воспоминаньяхО славном подвиге, то в снах надежды,То в горестных предчувствиях и страхе.Прекрасен вечер, и попутный ветрЗвучит меж вервей, [и] корабль надежныйБежит, шумя, меж волн.Садится солнце.

* * *

Стрекотунья белобока,Под калиткою моейСкачет пестрая сорокаИ пророчит мне гостей.

[Колокольчик небывалыйУ меня звенит в ушах,]На заре алой,[Серебрится] снежный прах.

* * *

(2 ноября)