Печальные музыканты - Шервуд Андерсон

Шервуд Андерсон

Печальные музыканты

Для семьи Уила год выдался тяжелый, Эплтоны жили тогда где-то на окраине Бидуэла; отец был маляром. В начале февраля, когда глубокий снег лежал еще на улицах и дули резкие, холодные ветры, скоропостижно умерла мать. Уилу было тогда семнадцать лет, но выглядел он старше.

Мать умерла непонятно; нелепо; так в солнечный летний день погибает раздавленная кем-то спросонок муха. Недавно еще, в такой же вот февральский мороз, развесив на заднем дворе белье, она зашла на кухню и отогревала над плитой длинные, испещренные синими жилками, руки. Потом она улыбнулась детям своей едва заметной, как будто даже застенчивой улыбкой. Такой она была всегда, именно такой помнили ее дети, все трое, а неделю спустя она, холодная, лежала в гробу в комнате, про которую неопределенно говорили «там».

А когда наступило лето и семья понемногу начала привыкать к изменившейся жизни, стряслась другая беда. До этого происшествия все думали, что маляр Том Эплтон обеспечен выгодной работой. В этом году оба его сына, Фред и Уил, должны были ему помогать.

Фреду, правда, было всего только пятнадцать лет, но он легко и быстро осваивался с любым делом. Например, когда надо было оклеивать стены, он ловко намазывал клейстером обои. Отец только изредка давал ему кое-какие отрывистые указания.

Том Эплтон соскакивал со стремянки и кидался к длинной доске, на которой был разостлан кусок обоев. Ему нравилось, что у него теперь два помощника. Чувствуется, знаете ли, что ты что-то возглавляешь, кем-то руководишь. Он вырывал кисть с клейстером из рук Фреда. «Не жалей клейстера, покрой еще вот здесь, да поровнее. Так вот, смотри! Края намазывай хорошенько!»

Оклеивать обоями комнаты в марте и в апреле было тепло, и легко, и приятно. Когда на улице бывало холодно или шел дождь, в новых домах, где они работали, топились печи. В уже заселенных квартирах им освобождали комнаты, расстилали на полу газеты поверх ковров и накрывали простынями оставшуюся в комнате мебель. И какой бы ни шел дождь или снег — внутри было всегда тепло и уютно.

Временами Эплтонам казалось, что смерть матери теснее сблизила их друг с другом. Уил и Фред чувствовали это оба; Уил, может быть, даже сильнее. Семье стало труднее сводить концы с концами. Похороны обошлись дорого, и теперь Фреду надо было бросать школу; Фред был этому даже рад. Иногда им случалось работать в домах, где были дети; ребятишки, вернувшись под вечер из школы, заглядывали в комнату, где Фред намазывал клейстером куски обоев. Он громко шлепал по бумаге кистью и не удостаивал своих зрителей даже взглядом. «Что мне с вами говорить, вы ведь еще маленькие!» — думал он. Теперь он уже работал как взрослый, Уил с отцом, стоя на своих стремянках, старательно закрепляли куски обоев сначала под самым потолком, а потом все ниже.

— Ну, как оно там сошлось внизу? — сухо спрашивал отец.

— Все в порядке, пошли дальше! — отвечал Уил.

Когда весь кусок был наклеен, подбегал Фред и разглаживал нижний край деревянным валиком. Как им завидовали те, другие ребята! Долгонько им придется ждать, покуда они окончат школу и займутся мужской работой, как Фред.

А как приятно было возвращаться вечерами домой! Уил и Фред получили белые комбинезоны, которые теперь были уже перепачканы высохшим клейстероми краской. Оба мальчика выглядели совсем как заправские маляры. Они не переодевались и прямо поверх рабочей одежды надевали пальто. Руки их была тоже облеплены клейстером.

На Мейн-стрит горели фонари. По временам кое-кто из прохожих окликал Тома Эплтона. В городе его звали просто «Тони».

«Привет, Тони!» — кричал ему какой-нибудь лавочник. Уил огорчался, что у отца так мало чувства собственного достоинства. Том слишком уж развязно себя держал, а подрастающие мальчики не очень-то любят, чтобы отцы их ребячились. Том Эплтон играл на корнете в бидуэлском духовом оркестре. Играл он неважно, а когда ему приходилось исполнять что-нибудь соло, то он и вовсе сбивался. Но музыканты, его любили и никогда не смеялись над его промахами. К тому же он так важно рассуждал о музыке и о том, как надо складывать губы, для игры на корнете, что мог кому угодно показаться знатоком своего дела.

— Он человек с понятием, уверяю вас. Том Эплтон много чего знает. Он малый смышленый, — говорили друг другу музыканты.

Но это же черт знает что такое! Надо хоть когда-нибудь человеку остепениться. Давно ли жену похоронил. Мог бы, кажется, сейчас вести себя на улице поприличнее!

Том, Эплтон всегда как-то особенно подмигивал встречным, будто говоря: «Теперь вот детишки со мной, и, конечно, надо помалкивать. А ведь здорово мы с тобой покутили на той неделе! Держи язык за зубами, дружище! Смотри, не вздумай проговориться! Мы тут еще как-нибудь с тобой выберем денек и отведем душу!»

Уила все это немного раздражало, но он сам не знал, почему. Дойдя до мясной лавки Джека Мэна, отец вдруг заявлял:

— Идите, ребята, домой, а Кэт скажите, что я за мясом пошел. Я сию минуту приду.

Он и на самом деле покупал кусок мяса, а потом шел в кабачок Элфа Гайгера и выпивал там изрядную порцию виски. Теперь дома некому попрекать его, что от него разит спиртом. Жена, правда, никогда его особенно не ругала, но все-таки раз ты женат, так и живи по-женатому.

— Эй, Билдед Смит, здравствуй! Как твоя нога? Идем, тяпнем по маленькой. Слыхал ты наш оркестр, когда мы прошлый раз на Мейнстрит играли? И здорово же у нас последний номер получился. Тарки Уайт так исполнял соло на тромбоне, что все прямо диву дались.

Уил и Фред к этому времени уже свернули с Мейн-стрит; Уил вытащил из кармана пальто маленькую изогнутую трубку и закурил ее.

— Пари держу, что один сумею всю комнату отделать! Только бы дали! похвастался он.

Теперь, когда с ним не было отца, который смущал его своим чересчур уж развязным поведением Уил чувствовал себя довольным и счастливым. Да и покурить на свободе тоже кое-что значило. Покуда мать была жива, она всегда целовала его, когда он приходил домой, и с курением надо было быть очень осмотрительным. Теперь другое дело. Теперь он стал мужчиной и сам отвечает за свои поступки.

— Неужели тебя нисколько не тошнит? — осведомился Фред.

— Ни капельки, — высокомерно ответил Уил.

Но вот случилась новая беда. Это было в конце августа; как раз должны были начинаться осенние работы, и у Эплтонов открывались неплохие виды на заработок: Ювелир Ригли только что построил большой новый дом и амбар на участке земли, купленном год назад. Это было на расстоянии миля от города, по дороге Тарнер-пайк.

Подряд этот должен был обеспечить Эплтонов работой на всю зиму. Надо было три раза покрасить дом снаружи, сделать все внутренние работы и два раза покрасить амбар. Оба мальчика должны были работать вместе с отцом и тоже получать определенную плату.

Стоило Тому Эплтону подумать о том, сколько там было внутренних работ, как у него просто слюнки текла от удовольствия. Он только об этом и говорил. По вечерам он часто зазывал к себе кого-нибудь из соседей и, сидя с ним во дворике перед домом, рассказывал о своих планах. Он так и сыпал словечками, понятными одним только малярам!

Двери и стенные шкафы надо будет покрасить под мореный дуб; входную дверь — под клен, еще кое-что — под черный орех. Право же, во всем городе не найдется другого маляра, который умел бы так искусно передать красками текстуры разного дерева, как Том. Стоило только показать ему образцы, впрочем нет, и этого не надо, сказать только, под какое дерево вы хотите покрасить, вот и все. Конечно, инструмент тоже надо иметь подходящий, ну так вот дайте что надо, а остальное уж предоставьте ему. Поверьте, когда Ригли пригласил его отделывать свой новый дом, он знал, с кем имеет дело!

Что касается практической стороны вопроса, то Эплтоны понимали, что заказ Ригли обеспечит семью на всю зиму. Это не то, что подряд какой-нибудь, где возможны всякие неожиданности. Труд их оплачивался поденно, и мальчикам назначалось самое настоящее жалованье. Значит, у них будут новые костюмы, у Кэт — новое платье, а может быть, и шляпка, зимой у них будет чем платить за квартиру, и они запасутся картофелем; словом, зиму они проживут спокойно.

По вечерам Том доставал свой инструмент и осматривал его. Кисти и все остальные принадлежности раскладывались на кухонном столе. И тогда к столу подходили оба мальчика и Кэт. Обязанностью Фреда было содержать кисти в чистоте и порядке. Том ощупывал каждую кисть пальцами, а потом водил ею по ладони.

— Это верблюжий волос, — говорил он, беря мягкую кисть из тонкого волоса и протягивая ее Уилу, — Я заплатил за нее четыре доллара восемьдесят центов.

Уил так же, как и отец, водил кистью взад и вперед по ладони, а потом Кэт, в свою очередь, брала кисть и делала то же самое.