Книга обид Карак-Азум/Громриловые кружки - Дмитрий Ворон

Дмитрий Ворон

Книга обид Карак-Азум/Громриловые кружки

Благодарность

Предисловие

Гномы — одна из старейших рас известного мира. С давних времён они жили в Краесветных горах, обширной и неприступной горной цепи, отмечающей восточные границы Старого Света. В лучшие времена их владения простирались от крайнего севера до дальнего юга, а их шахты тянулись в самую глубь земли.

Эти славные дни давно в прошлом, многие крепости лежат в руинах или захвачены злобными тварями. Великие свершения древности теперь не более, чем воспоминания, о которых в залах немногих оставшихся крепостей поют древние саги.

Даже теперь богатства оставшихся гномьих крепостей являются великой приманкой для орков, гоблинов и искателей приключений. За тысячелетия несколько великих и гордых крепостей пали под ударами орков и других захватчиков, их народы рассеялись или были убиты, а их сокровища разграблены и растащены по всему миру.

Гномы одинаково хорошо помнят и друзей и врагов. Они держат слово, даже когда выполнение обязательства втягивает их в войну, и вследствие этого являются весьма ценным союзником. Едва кто-то сделал гнома своим недругом, он получает врага не только для себя, но также и для своих потомков. Гномы не забывают обид, они их хранят, записывая все провинности и прегрешения в больших книгах, называемых Книги Обид, так что каждое оскорбление со временем должно быть отомщено…

Глава 1 У подножия гор Карак-Азум

Дмитрий Ворон© all rights reserved.

Кланы вернулись с войны из близлежащего Перевала Чёрного Огня. Победные горны возвестили об их прибытии. Вместе гномы и люди надеются сковать союз и изгнать зеленокожих с запада. Много тех, кто заснет сегодня в гробницах, но и много обид, за которые отплачено кровью зеленокожих…

— летопись Дамаз-Крон

После говорили, что незнакомец пришёл по каменистому ущелью Звериных Черепов. Звали его Торвальд Бурга́с.

В левой руке гном нёс секиру дровосека из кричного железа, а другой рукой, усеянной уродливыми шрамами и ожогами, он волочил дубовый сундук по каменистому подножию гор Карак-Азум.

В каждой пяди этого гнома был виден клан с Восьми-Пиков-Карака. Высокий, крепкий, одетый в тяжёлую кольчугу. Хотя, казалось он к её весу был привыкший. Притом, что на лице у него была густая спутанная борода и длинный волос спадал до плеч. С виду незнакомец провёл в пути уже множество дней.

Торвальд вошёл в деревню гномов, уверенно и молча. Никто не преградил ему путь. Никто из встреченных гномов не сказал ни слова. Ведь те, кто выходили из ветхих каменных лачуг, взглянуть на чужака, уступали ему как в силе духа, так и в мастерстве. И воин об этом знал.

Деревня Кил-Азар, как и другие семь деревень подножия гор Карак-Азум, прозябала свою жизнь в бедности не присущей народу гномов. Подобия шахт, что встретил Торвальд на пути, казались страшным сном Долгобородов — предков, что возвели стены "Вечного царства", и рунным молотом крошили черепа орков в Пустошах зеленокожих. Теперь империя Караз Анкор в руинах. Но даже истерзанные войной горны цитаделей, не сравнятся в ничтожности с слабой, бедной деревней, представшей перед ним.

Он остановился в центре поселения, напротив самой большой лачуги — внушительный вид дома свидетельствует о том, что мастерство его хозяина востребовано. Все живущие в Кил-Азар стали толпиться вокруг, не шептались, смотрели на незнакомца с тревогой и опасением. Даже сейчас, когда гном обвёл взглядом сбившихся в толпу оборванцев, он не увидел искры и желания молвить хоть слово.

Торвальд отпустил поднятую сторону сундука с грохотом на землю, подняв тем самым в воздух облако пыли. А после, крепче сжал свой горе-топор.

— Неужели… — сказал он спокойно, но голос его прогремел среди безмолвия и эхом отозвался в горах. — Неужели никто в этой заднице не скажет мне хоть слово?

Тишина. Гномы лишь переглянулись, а Торвальд хмыкнул и продолжал:

— Грунгни Великий! Разве нет среди вас дави, что преградил бы мне путь, а? Я вас спрашиваю, вы дерьмо грязных гроби! Неужели вы уронили свою честь, а нанесённая обида сейчас же не будет отомщена?!

Торвальду показалось, будто бороды мужчин встопорщились от ворчания. Мнилось будто вот-вот кто-то из этого отребья возьмётся за молот и в справедливой ярости набросится на незнакомца, напоив эти выжженные солнцем земли кровавым месивом из его мозгов.

Но Торвальду показалось.

С каждым словом глаза окружающих тускнели точно Лунный камень с рассветом. Женщины прижимали к груди детей с надеждой смотря на мужчин. Смотрели, как они подметают землю и без того пыльными бородами, как отводят взоры, пытаясь скрыть охватившие их стыд и позор. Один за другим эти дави склонили головы, как презренные животные перед хозяином. Перед ним.

"Они не достойны носить бороды", — подумал он горько и закрыл глаза. — "О предки! Это больше не камни, а презренная глина!"…

Когда-то и он, Торвальд житель Восьми пиков, жил в более благодатном краю. Он размахивал молотом среди скалистых предгорий Железных холмов и Караз-а-Карака, прищуривая глаза от яркого солнечного света и брызг вонючей крови зеленокожих с начала времён именуемых его народом мерзкими "Гроби". Когда-то его народ был един. Плечом к плечу сражались они и единой лавиной железа катилась волна смерти со склонов, стремительно побеждая дикарей. Вместе они пировали у очагов, отмечая очередную кровавую победу, в то время как их дети дремали за неприступными стенами крепостей, повторяя во сне подвиги отцов.

И остались те неукротимые воины, готовые сражаться до смерти не примирившись с потерями. Они где-то там, за Пустошью на востоке, среди хребтов Караз-Анкора и на севере, за землями людей Порубежных Королевств, в Карак-Норне, что зовутся пиками Серых гор. Пусть они закрылись в своих крепостях, пусть даже погибнут так и не собравшись в единую силу, но ни один гном не уступит там пяди своей земли, не пролив при этом своей или вражьей крови.

Но эта, жалкая горстка кланов гномов, сумевшая пережить те чёрные дни поражений и скорби, прозябала у бедного подножия гор Карак-Азум, обречённая на верную и позорную смерть от рук гроби или других тварей населяющих Старый Свет. Если судьба не решит иначе, если боги не потеряли веру в своих детей…

Тихий знакомый звук, донёсшийся из большого дома,