Мудрость в пыли. Книга вторая. Острая душевная недостаточность - Дмитрий Ничей

Мудрость в пыли

Книга вторая. Острая душевная недостаточность

Дмитрий Ничей

Я просто хотел, чтобы этот мир опомнился…

© Дмитрий Ничей, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Открыв глаза

Иди, Путник, иди… Некогда могущественный Легион давно истреблен, а народ твой тебя не примет. И теперь ты вечно бредущий сквозь пыль Путник, не мечтающий о старости…

Этот мир давно сошел с ума. Некогда покрывавшие едва ли не всю поверхность Земли, океаны высохли, превратившись в безжизненные пыльные пустыни. И казалось, можно сойти с ума от одного только осознания того, что бредешь по бывшему дну одного из них, то и дело попирая ногами высохшие останки больших и малых его обитателей.

Собаки, простые обычные собаки, когда-то единожды встав на задние лапы, уже не опускаются на все четыре, их походка становится всё прямее и прямее, а лай уже давно похож на речь. Морды их все больше принимают уродливые очертания человеческого лица, а глаза наполняются недобрым и вовсе не собачьим смыслом. И все чаще слышится от их стай леденящий душу издевательский хохот.

И только люди, сами себя повергшие в бездну лишений и страданий, все больше и больше становятся похожи на зверей…

И только пыль кругом, бескрайняя серая пыль… Но нужно идти вперед, навстречу раскаленному солнцу, все время вперед. Ведь где-то там далеко – море. Там, за этой не знающей дождей пыльной пустыней, бескрайнее синее море. С манящим шелестом набегающее на берег, дышащее свежестью и прохладой. Оно там, его просто не может не быть. И поэтому нужно идти…

– Он умер?

– Нет. Святой отец сказал – он все еще жив.

– А кто он?

– Разве ты не помнишь? Он приходил к нам как-то. С девочкой. Мы тогда показывали спектакль на площади. Они смотрели вместе со всеми. А после они переночевали и ушли.

– Девочка? Ах, да – вспомнил. Кто-то сказал, что она – гриб и он нашел ее в пустыне.

– Она не гриб. Так нельзя говорить. Так говорят только те, кто не прочь бы ее съесть. Илелео говорит: она – цветок.

Путник с трудом открыл глаза. В не сразу ставших ясными очертаниях он увидел грязный потолок в полумраке лачуги, на полу которой он лежал. Он попытался понять, где находится и что сейчас происходит, но тусклые проблески сознания, словно неяркие пятна света с размытыми краями беспорядочно плавали перед глазами, упорно не желая складываться в стройную картину…

– Цветок?

– Ну да, цветок. Илелео говорит: их мало таких людей. Пока мало. Но как раз они снова сделают нашу землю цветущей.

– Снова?

– Да, снова. Илелео говорит: раньше вся земля была цветущей. И воды было много. Очень много. И много всяких красивых существ. Все как в той книге с картинками, которую он иногда дает нам посмотреть.

– А он точно не умер? У него вся одежда в крови.

Путник снова усилием воли открыл глаза и повернул голову в сторону говорящих. Это были дети. Они сидели поодаль, у самой стены и деловито обсуждали происходящее. Заметив, что он пришёл в сознание, дети замолчали и с любопытством уставились на него.

– Где я? – пересохшими губами прошептал Путник и сам не услышал своего голоса.

– Он что-то сказал.

– Я вижу.

– Смотри – он снова что-то говорит.

– Я пойду, позову взрослых. Надо сказать, что он очнулся.

Ребёнок вскочил и побежал к выходу, только грязные маленькие пятки замелькали у самого лица Путника. И снова всё расплылось, теряя свои очертания, затем совсем потемнело и стало тихо…

Академия

В назначенное время он уже стоял у дверей Академии, задумчиво наморщив лоб. В одной руке он держал лист направления, в другой – сумку с вещами. Он задрал голову, чтобы еще раз удивиться огромным размерам здания, в котором теперь ему предстоит постигать нечто до того абсолютно неизвестное. Затем набрал в грудь воздуха и, толкнув массивную дверь, решительно шагнул вперед.

Внутри здание оказалось таким же огромным. Широкие стены сходились далеко вверху под куполом потолка, а видневшаяся в конце лестница неисчислимым количеством ступеней раздваиваясь и закручиваясь спиралью с каждой стороны уходила на верхний этаж. Изредка вокруг проходили хмурые озабоченные люди в белых халатах, спешащие по своим делам. Он огляделся по сторонам и направился к девушке за стойкой, так похожей на гостиничную.

– Здравствуйте, – сказал он, протягивая ей направление.

– Добрый день, – ответила девушка, изо всех сил стараясь придать собственному виду побольше значимости.

Она поправила тонким пальчиком очки на переносице и углубилась в чтение. Закончив, она удивленно подняла взгляд.

– Вы… К нам… На практику? – словно отказываясь верить, спросила она.

– Ну да, – он равнодушно пожал плечами в ответ.

Она задумчиво нахмурилась, словно от ее решения и в самом деле зависела вся его дальнейшая судьба.

– Ну хорошо, – наконец сказала она, – Вам на седьмой этаж. По коридору налево, почти до конца. Там возле двери обязательно или надгробие какое-нибудь стоять будет (она едва заметно передернула плечами) или еще что-то в этом роде. Так что не ошибетесь. Халат получите у дежурного на этаже после того, как отметитесь. Лифт там.

Она указала тонким пальчиком и вернула направление.

Он вышел из лифта, повернул налево и решительно направился в заданном направлении. Не пропустил нужную дверь он только потому, что внимательно читал таблички. Никаких надгробий рядом не было.

– Шутница, – с досадой подумал он, – Надо будет обязательно отплатить ей той же монетой.

Он немного постоял, пытаясь прислушаться к происходящему за дверью и, ничего не услышав, постучал.

– Да-да, – раздалось в ответ.

Он открыл дверь и увидел сидящего за столом мужчину в белом халате, неполных сорока лет. Может даже и помоложе. Он сидел, сдавив виски пальцами и напряженно о чем-то думая.

– Я к профессору…

Мужчина за столом отнял пальцы от висков и задумчиво закивал головой.

– Слушаю вас…

– Вы… профессор?

Мужчина в белом халате шумно втянул ноздрями воздух и так же шумно выдохнул. Было видно, что этот вопрос ему смертельно надоел.

– Извините… Вот…

Он прошел и протянул профессору направление. Тот внимательно прочитав, отложил его в сторону и отвернулся, нахмурившись.

– Ко мне на практику? – спросил он после некоторого раздумья.

– К вам… На практику.

– Но зачем? Вам это действительно интересно?

– Да.

Профессор непонимающе вжал голову в плечи, растопырил пальцы и застыл в такой позе. Наступила неловкая пауза.

– Хотя… – профессор отчаянно махнул рукой, – Парадоксы – это как раз наш случай. Но вы точно уверены? Если потом закапризничаете – практику я вам не подпишу.

– Да, конечно. Я уверен.

– В таком случае, – профессор привстал из-за стола и протянул вперед руку, – поздравляю. Вы приняты. Не знаю, зачем я это делаю… Но чем черт не шутит. Это даже любопытно.

Новоиспеченный практикант пожал профессору руку, широко улыбнувшись.

– Напрасно радуетесь, молодой человек, – одернул его профессор, – вы понятия не имеете во что ввязываетесь. Кстати, когда вы готовы приступить?

– Да я уже, собственно… прибыл.

– Замечательно, – сказал профессор тоном охотника, сделавшего удачный выстрел, – Сейчас я сделаю отметку в вашем направлении. Отдадите его дежурному, получите халат и возвращайтесь. Я разъясню вам ваши обязанности. Скучать не придется. Добро пожаловать в чистилище…

Первый легионер

Я часто думал о ней. Раньше я и представить не мог, что близкое существо может занимать так много места в человеческой жизни. И теперь, когда её не стало, некому и нечему было заполнить образовавшуюся пустоту. И я существовал в этом вакууме, проживая дни бесцельно и отрешенно, постоянно проваливаясь в ниши воспоминаний, где все было по-прежнему. Где она лежала у меня на груди, громко мурлыча и жмурясь в дремотной истоме. И мне тоже было легко и спокойно…

А потом у нас в доме появился дядя. Свое присутствие он обнаружил громкими шагами и раскатистым басом, нарушившими размеренный покой нашего дома. Честно говоря, я его не помнил. О его существовании мне было известно разве что по старым фотографиям из семейного альбома, на которых он держал меня на руках, совсем еще маленького. Дядя был офицер. Точнее, он был легионером. Его, все и всегда делавшего только правильно, мама постоянно ставила мне в пример, настолько часто, что я скоро перестал обращать на это внимание. И вот теперь он появился сам.

Дядя был одет в темно-серую форму легионера, увешанную на груди орденскими планками. Слова и жесты его были четкими и отрывистыми, рукопожатие твердым, а взгляд будто невидящим и прожигающим насквозь одновременно. Я почему-то сразу почувствовал, что сейчас меня будут воспитывать.

– Ну-с, молодой человек, и какие у вас планы на ближайшее будущее?