Опыты соединения слов посредством ритма (сборник) - Константин Вагинов

Константин Вагинов

Опыты соединения слов посредством ритма

«Под гром войны тот гробный тать…»

Под гром войны тот гробный татьСвершает путь поспешный,По хриплым плитам тело волоча.Легка ладья. Дома уже пылают.Перетащил. Вернулся и потух.     Теперь одно: о, голос соловьиный!     Перенеслось:     «Любимый мой, прощай».Один на площади среди дворцов змеистыхОстановился он – безмысленная мгла.Его же голос, сидя в пышном доме,Кивал ему, и пел, и рвался сквозь окно.И видел он горящие волокна,И целовал летящие уста,Полуживой, кричащий от боязниСоединиться вновь – хоть тлен и пустота.Над аркою коням Берлин двухбортный снится,Полки примерные на рысьих лошадях,Дремотною зарей разверчены собаки,И очертанье гор бледнеет на луне.И слышит он, как за стеной глубокойОтъединенный голос говорит:      «Ты вновь взбежал в червонные чертоги,      Ты вновь вошел в веселый лабиринт».И стол накрыт, пирует голос с другом,Глядят они в безбрежное вино.А за стеклом, покрытым тусклой вьюгой,Две головы развернуты на бой.

«Вблизи от войн, в своих сквозных хоромах…»

Вблизи от войн, в своих сквозных хоромахСреди домов, обвисших на полях,Развертывая губы, простоналаВозлюбленная другу своему:«Мне жутко, нет ветров веселых,Нет парков тех, что помнили весну,Обоих нас, блуждавших между кленов,Рассеянно смотревших на зарю.О, вспомни ночь. Сквозь тучи воды рвались,Под темным небом не было земли,И ты восстал в своем безумье тесномИ в дождь завыл о буре и любви.Я разлила в тяжелые стаканыСпокойный вой о войнах и волках,И до утра под ветром пировала,Настраивая струны на уа.И видел домы ты, подстриженные купы,Прощальный голос матери твоей,Со мной, безбрежный, ты скитался»«И тек, и падал, вскакивал, пенясь».

«И лирник спит в проснувшемся приморье…»

И лирник спит в проснувшемся приморье,Но тело легкое стремится по струнамВ росистый дом, без крыши и без пола,Где с другом нежным юность проводил.И голос вдруг во мраморах рыдает:      «О, друг, меня побереги.      Своим дыханием расчетным      Мое дыханье не лови».

«Как хорошо под кипарисами любови…»

Как хорошо под кипарисами любовиНа мнимом острове, в дремотной тишинеСтоять и ждать подруги пробужденье,Пока зарей холмы окружены.Так возросло забвенье. Без тревоги,Ясней луны, сижу на камне я.За мной жена, свои простерши косы,Под кипарисы память повела.

Психея

Спит брачный пир в просторном мертвом граде,И узкое лицо целует Филострат.За ней весна свои цветы колышет,За ним заря, растущая заря.И снится им обоим, что приплылиХоть на плотах сквозь бурю и войну,На ложе брачное под сению густою,В спокойный дом на берегах Невы.

«О, сделай статуей звенящей…»

О, сделай статуей звенящейМою оболочку,Чтоб после отверстого пленаСтояла и пела онаО жизни своей ненаглядной,О чудной подруге своей,Под сенью смарагдовой ночи,У врат Вавилонской стены.Для вставшего в чреве могилыСпокойная жизнь не страшна,Он будет, конечно, влюблятьсяВ домовье, в жену у огня.И ложным покажется ухо,И скипетронощный прибой,И золото черного шелкаЛохмотий его городов.

«Из женовидных слов змеей струятся строки…»

Из женовидных слов змеей струятся строки,Как ведьм распахнутый кричащий хоровод,Но ты храни державное спокойство,Зарею венчанный и миртами в ночи.И медленно, под тембр гитары темной,Ты подбирай слова, и приручай и пой,Но не лишай ни глаз, ни рук, ни ног зловещих,Чтоб каждое неслось, но за руки держась.И я вошел в слова, и вот кружусь я с ними,Танцую в такт над дикой крутизной,Внизу дома окружены зарею,И милая жена, как темное стекло.

«В одежде из старинных слов…»

В одежде из старинных словНа фоне мраморного хораСвой острый лик я погрузил в партер,Но лилия явилась мне из хора.В ее глазах дрожала глубинаИ стук сиял домашнего вязанья.А на горе фонтана красный блескЗаученное масок гоготанье.И жизнь предстала садом мне,Увы, не пышным польским садом.И выступаю из колоннМоих ночей мрачноречивых.Но как мне жить средь людных очагов,В плаще трагическом героя,С привычкою все отступать назадНа два шага, с откинутой спиною.

«Поэзия есть дар в темнице ночи струнной…»

Поэзия есть дар в темнице ночи струнной,Пылающий, нежданный и глухой.Природа мудрая всего меня лишила,Таланты шумные, как серебро взяла.И я, из башни свесившись в пустыню,Припоминаю лестницу в цвету,По ней взбирался я со скрипкой многотруднойЧтоб волнами и миром управлять.Так в юности стремился я к безумью,Загнал в глухую темь познание мое,Чтобы цветок поэзии прекраснойПитался им, как почвою родной.

Отшельники

Отшельники, тристаны и поэты,Пылающие силой вещества –Три разных рукава в снующих дебрях мира,Прикованных к ластящемуся дну.Среди людей я плыл по морю жизни,Держа в цепях кричащую тоску,Хотел забыться я у ног любви жемчужной,Сидел, смеясь, на днище корабля.Но день за днем сгущалось опереньеКрылатых туч над головой тройной,Зеленых крон все тише шелестенье,Среди пустынь вдруг очутился я.И слышу песнь во тьме руин высоких,В рядах колонн без лавра и плюща:«Пустынна жизнь среди Пальмир несчастных,Где молодость, как виноград, цвелаВ руках умелых садоводаБез лиц.В его садах необозримых,Неутолимы и ясны,Выходят из развалин парыИ вспыхивают на порогах мглы.И только столп стоит в пустыне,В тяжелом пурпуре зари,И бородой Эрот играет,Копытцами переступаетНа барельефе у земли».      Не растворяй в сырую ночь, Геката, –      Среди пустынь, пустую жизнь влачу,      Как изваяния, слова сидят со мною      Желанней пиршества и тише голубей.      И выступает город многолюдный,      И рынок спит в объятьях тишины      Средь антикваров желчных говорю я:      «Пустынных форм томительно ищу».Смолкает песнь, Тристан рыдаетВ расщелине у драгоценных плит:       «О, для того-ль Изольды сердце      Лежало на моей груди,      Чтобы она, как Филомела,      Взлетела в капище любви,      Чтобы она прекрасной птицей      Кричала на ночных брегах…»Пересекает голос лысыйИз кельи над рекой пустой:       «Не вожделел красот я мира,      Мой кабинет был остеклен,      За ними книги в пасти черной,      За книгами – сырая мгла.      Но все же я искал названий      И пустоту обогащал,      Наследник темный схимы темной,      Сухой и бледный, как монах.      С супругой нежной в жар вечерний      Я не спускался в сад любви…»Но, выступает столп в пустынеШаги из келии ушли.И в переходах отдаленных,На разрисованных цветах,Пространство музыкой светилось,Как-будто солнцем озариласьНевидимой, но ощутимой речь:      «Когда из волн я восходила       На Итальянские поля –       Но здесь нежданно я нашла       Остаток сына в прежнем зале.       Он красен был и молчалив,       Когда его я поднимала,       И ни кудрей, и ни чела,       Но все же крылышки дрожали».И появившись вдалеке,В плаще багровом, в ризе синей,Седые космы распустив,Она исчезла над пустыней.И смолкло все. Как лепка рук умелых,Тристан в расщелине лежит,Отшельник дремлет в келье книжной,Поэт кричит, окаменев.Зеленых крон все громче шелестенье.На улице у растопыренных громадОчнулся я. Проходит час весенний,Свершенный день раскрылся у ворот.

«Одно неровное мгновенье…»

Одно неровное мгновеньеПод ровным оком бытияСвершаю путь я по пустыне,Где искушает скорбь меня.В шатрах скользящих свет не гаснет,И от зари и до зариВенчаюсь скорбью, и прощаюсь,И вновь венчаюсь до зари.Как-будто скорбь владеет мною,Махнет платком – и я у ног,И чувствую: за поцелуй единыйЯ первородством пренебрег.

«Под чудотворным, нежным звоном…»