Избранные стихи Иегуды Амихая - Иегуда Амихай

Иегуда Амихай, один из ведущих современных израильских поэтов, родился в 1924 году в Вюрцбурге (Германия), в религиозной семье. У него было два родных языка — иврит и немецкий.

Вместе с родителями Амихай прибыл в Израиль в 1935 году. Закончил религиозную среднюю школу и в годы Второй мировой войны служил в Еврейской бригаде британской армии. В 1948 году во время Войны за независимость воевал в частях Пальмах.

Амихай изучал литературу и иудаизм в Еврейском университете. Преподавал во многих университетах и учебных заведениях в Израиле и за границей.

Широко известны стихи Амихая, переведенные на 33 языка. Он также автор двух романов, сборника коротких рассказов, трех книг для детей и нескольких пьес. Лауреат премии Бялика (1976) и премии Израиля по литературе(1982). В 2001 году его стихи включены в число 100 наилучших произведений современной еврейской литературы.

Тело — причина любви

Тело — причина любви,

а потом — крепость любви,

а потом — тюрьма любви,

но когда человек умирает,

любовь выходит из него на свободу,

и как много её,

словно сломалась машина удачи,

и враз посыпались из неё,

звеня, все монеты

всех поколений счастья.

Перевод А. Воловика

СЛАВА ТВОЯ

(Из песнопений к Дням Трепета)

В великом молчаньи я ниву свою пашу, и беззвучен мой крик.

Побывал я в огне и воды прошел, но мир остается велик.

Ни в Иерусалиме, ни в Риме Его не нашел. По-прежнему Он незрим.

Вряд ли Он прячется в Мекке, и тщетно взывать: Ау, Элохим!

Вот она — слава Твоя…

Создатель Всего лежит на спине, как механик, под этим Всем.

Он вечно занят срочным ремонтом какой-нибудь из систем.

Я мечтал увидеть Его лицо, в глаза заглянуть, но, увы —

вижу только подошвы сандалий вместо Его головы.

Вот она — слава Его…

Даже деревья (возможно, и камни) выбирают себе царя.

Тысячу раз начинал я сначала, но жизнь проходила зря.

В конце длинной улицы нас сортирует Некто в платье простом:

«Этот, и этот, и этот, и этот…», на всех указуя перстом.

Вот она — слава Его…

Мне в античных скульптурах нравится то, что они не имеют рук.

О. если б и я без подвигов жил, разорвав их порочный круг.

Желтую майку — кольчугу мою — сними, и утри мне пот.

Я сражался, как рыцарь, во всех боях, пока не иссяк завод.

Вот она — слава моя…

Дай отдохнуть своим мыслям, что бредут по моим следам.

Они устали, в них ценности нет, я задешево их отдам.

Но стоит тебе холодильник открыть… На тебя упадет его свет,

И как отблеск иного мира — твой мерцающий силуэт…

И это — слава твоя!

И это — слава моя!

И это — слава Его!

Перевод И. Розовского

ЧТО-ТО ВРОДЕ КОНЦА СВЕТА

Сидящий под смоковницей звонит человеку, что сидит под лозой виноградной:

"В эту ночь они могут прийти. То есть, это вполне вероятно.

Листья прикрой, и деревья, чтобы не было видно их вовсе,

Мертвых домой позови, и готовься. Готовься!"

Белая овца сообщает волку:

"Люди блеют так страшно, что сердце стучит без умолку.

Скоро они и на копьях начнут сражаться.

На следующей встрече мы с этим должны разобраться."

Гои, то есть – народы мира, подобно статистам, робко

к Иерусалиму начнут стекаться (может возникнуть пробка)

и, томясь до поры в предвкушеньи событий известных,

оборвут все цветы на холмах окрестных.

Перековали мечи на орала, затем – обратно.

И так без конца, а зачем – никому не понятно.

Впрочем, в ходе таких перековок может случиться,

что железо раздоров сотрется и в пыль обратится.

Перевод И. Розовского

Сын и отец

* * *

Четыре года мой отец был частью той войны.

Ее бесстрастный механизм – он убивал врагов.

А после боя собирал обрывки тишины,

Затем, чтоб выкроить меня из этих лоскутков.

Средь взрывов, крови и огня их трудно собирать,

Но он наполнил до краев свой старый вещмешок.

Там был пирог, что испекла ему в дорогу мать.

Все, что берег он – тишину и пирога кусок.

Он безымянным мертвецам смотрел глаза в глаза,

Чтоб до конца в себя вобрать их горечь и тоску,

Их смертный ужас, их любовь... Чтоб сыну показать –

Из чьих страданий скроен был моей судьбы лоскут.

Он думал – мне не суждено изведать их беду.

Но вот пришла моя война.

                                        И я иду.

Перевод И. Розовского

ОСТАНОВКА АВТОБУСА

Автобус, который доставит меня

к моему дому, тебя отвезет от него.

Мы никогда не увидимся.

Жестяная бирка,

на которой обозначен номер,

будет звенеть сквозь ветер,

словно сердце мое.

Перевод С. Гринберга

Мы любили...

Мы любили тут. Действительность была уловкой.

Как раненая, пресса издавала вой.

За буквами газетных заголовков

мы прятались вдвоём с тобой.

Из новостей передавали что-то

и будто в воду канули слова.

Рычавшие подались на охоту,

рыдавшие — на поиски родства.

Лихим достались лучшие места,

влюблённым оставалась их мечта,

в стаканы чайных дам закапала тоска.

Застыли в ожидании войска,

навек они захвачены войной

и не вернутся никогда домой.

Перевод Я. Лаха

КАПЛЯ МИЛОСТИ

Порой Иерусалим — город ножей,

Но, хотя надежды на мир слишком остры,

Им не разрезать тяжелейшей действительности,

И они притупляются или ломаются.

Церковные колокола изо всех сил вызванивают

Спокойные, легкие звуки,

Но они становятся тяжелыми,

Как если бы ломом дубасили по миномету.

Тяжелые, заглушенные, раздавленные звуки.

А хазан и муэдзин пытаются петь сладкими голосами,

Но в конце концов вырывается острый вопль:

Господь наш, один на всех, единый наш Боже,

Мир приумножь, нож, нож, нож…

Перевод В. Лазариса

Стихи в переводе А. Графова

В этом году я уезжал из Иерусалима...

В этом году я уезжал из Иерусалима,

чтобы издали увидеть его спокойным.

Ребенок успокаивается, когда его покачают, город — когда его покинешь.

Жил в чужой стране, тосковал, играл в шашки

на доске, что Иехуда Галеви придумал.

На ней всего четыре клетки: Я, МОЕ СЕРДЦЕ, ВОСТОК, ЗАПАД.

Слушал перезвон колоколов

над храмами современных религий.

Но в моей душе не смолкал тот вой, что раздается над Иудейской пустыней.

И вернулся в Иерусалим. Часто плачу.

Ночью горят звезды. А по утрам

я плачу, как новорожденный, глядя на россыпь домов под ярким солнцем.

С тех пор

Я пал в бою на подступах к Ашдоду,

и теперь, спустя тридцать лет,

мама говорит: «Ему — пятьдесят четыре».

И зажигает поминальную свечу, словно свечку на торте в день рожденья.

С тех пор многое изменилось: умер отец,

сестра родила и дала ребенку мое имя,

мой дом стал моей могилой,

а могила — моим домом, с тех пор, как я упал в мягкий песок под Ашдодом.

И с тех пор кипарисы,

став похоронной процессией, медленно движутся

от Негбы к Яд - Мордехай.

И все мои умершие предки

стали бездетны,

и все мои потомки, которых уже не будет,

осиротели;

все они, взявшись за руки, идут

нескончаемой демонстрацией против смерти — с тех пор как я ушел в бой под Ашдодом.

Тогда я нес на себе убитого друга,

и с тех пор на мне — груз его тела,

словно небосвод на плечах Атланта, — с тех пор? как мы с другом упали в песок Ашдода.

Я, национальный герой, не хочу,

чтобы за меня мстили —

ни люди, ни Бог, —

не хочу ничьей боли,

не хочу маминых слез.

С тех пор я воюю только против боли,

против своей памяти, которая и есть боль.

Я иду против памяти, как против ветра,

гашу ее, как пламя,

и обретаю покой — с тех пор? как я пал за независимость под Ашдодом.

Тонкие, незримые нити...

Тонкие, незримые нити.

Красавица ахнула: