Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор

Стивен Сейлор

Рим

Ливиус Титус, истории верный служитель,

известный теперь как Тит Ливий,

для нас сохранивший навеки предания Древнего Рима,

тебе посвящаю

Легенда настолько же исторична, насколько легендарна история.

Steven Saylor

ROMA: A NOVEL OF ANCIENT ROME

Copyright © 2007 by Steven Saylor

Published by arrangement with St. Martin’s Press, LLC

All rights reserved

© В. Волковский (наследник), перевод, 2016

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016

Издательство АЗБУКА®

Родословное древо

Римские месяцы и дни

При Ромуле год состоял из 10 месяцев, два дополнительных (януарий и фебруарий) введены, согласно преданию, царем Нумой Помпилием. После него год по римскому календарю состоял из следующих месяцев:

1. Януарий (Januarius) – в честь бога Януса.

2. Фебруарий (Februarius), «месяц очищения», – в честь обряда очищения.

3. Мартий (Martius) – в честь бога Марса (с него начинался год).

4. Априлий (Aprilis), «открывающий», – по времени раскрытия почек.

5. Май (Maius) – в честь богини земли Майи.

6. Юний (Junius) – в честь богини Юноны.

7. Квинтилий (Quinctilis), «пятый», – пятый месяц от начала года, впоследствии переименован в Юлий (Julius) в честь Юлия Цезаря.

8. Секстилий (Sextilis), «шестой», впоследствии переименован в Август (Augustus) в честь императора Августа.

9. Септембер (September), «седьмой».

10. Октобер (October), «восьмой».

11. Новембер (November), «девятый».

12. Децембер (December), «десятый».

Первое число каждого месяца именовалось «календы» (от лат. calare – «звать»). В древности великий понтифик, наблюдавший за сменой фаз луны, созывал в этот день народ, возвещая о начале нового месяца.

Иды (от лат. iduare – «делить») приходились на 15 мартия, мая, квинтилия и октобера, а также на 13-е число остальных месяцев.

Ноны (nonae) имели место за девять дней до ид.

Глава I

Привал На Соляном Пути

1000 год до Р. Х

Выйдя из-за изгиба тропы, тянувшейся вдоль реки, Лара увидела на вершине ближнего холма знакомый силуэт смоковницы. Погода стояла теплая, дни – длинные, и дерево было покрыто сочным зеленым убором, хотя плодов еще не было. Вскоре она заметила и другие знакомые вехи: известняковый выступ рядом с тропой, напоминавший человеческое лицо; болотистую заводь, по приближении к которой с воды взлетали встрепенувшиеся птицы; высокое дерево, похожее на человека с воздетыми к небу руками. Скоро им предстояло поравняться с речным островком – самым подходящим местом для привала. Именно на нем они и остановятся на ночлег.

За свою короткую жизнь Лара уже много раз ходила вверх и вниз по прибрежной тропе. Ее племя не прокладывало эту тропу. Кажется, она была здесь всегда, просто обутые в оленью кожу ноги и деревянные колеса ручных тачек хорошо уплотнили ее. Соплеменники Лары добывали соль и торговали ею, постоянные походы вверх и вниз по реке были неотъемлемой частью их жизни, обеспечивавшей пропитание.

В устье реки полдюжины родственных кланов добывали соль из больших, залегавших рядом с морем соляных пластов. Ее соскребали, просеивали и загружали в тачки. Когда они наполнялись, человек пятнадцать, самых крепких и деятельных, отправлялись по тропе в сторону верховьев реки. Все прочие оставались у моря, укрываясь среди скал и тощих деревьев.

Со своим драгоценным грузом соплеменники Лары пересекали приморскую низину и приближались к горам, но подниматься на них не было нужды. В предгорьях, среди лесов и зеленых лугов, было немало деревушек, жители которых приобретали их соль в обмен на сушеное мясо, шкуры, шерстяные ткани, глиняные горшки, костяные иголки со скребками и маленькие деревянные игрушки. Совершив обмен, Лара и ее соплеменники возвращались той же тропой к морю, а через некоторое время цикл повторялся.

Так было испокон веку, и другой жизни Лара не знала. Вновь и вновь ходила она вдоль реки вверх и вниз и не могла назвать какое-либо определенное место своим домом. Она любила морское побережье, где всегда можно было полакомиться рыбой и где по ночам ее убаюкивал мягкий шелест прибоя. Предгорья, в которых тропа становилась круче, ночи холоднее, а от просторов порой кружилась голова, нравились ей куда меньше, а в многолюдных деревнях она смущалась и робела. Пожалуй, лучше всего Лара чувствовала себя на самой тропе, где ей все было по нраву – и прохлада, которой тянуло от воды в жаркий день, и кваканье лягушек по ночам, и обильно росшая вдоль реки лоза с сочными, вкусными ягодами. Даже в самый знойный день закат приносил с реки освежающий бриз, посвистывавший среди камышей и высоких трав.

Из всех участков тропы Лара больше всего любила именно тот, к которому они приближались сейчас. Вообще-то, вдоль этого отрезка реки пролегала ровная низина, но вблизи от острова местность на восточной стороне походила на кусок скомканной ткани – холмы, гребни, лощины.

Среди имущества соплеменников Лары имелась деревянная колыбелька, переходившая из поколения в поколение и приспособленная для крепления к тачке. Островок, продолговатый, заостренный в направлении вверх по течению, где вода подмывала обе его стороны, очень напоминал по форме эту колыбельку. Остров был похож на колыбельку, а холмы на восточном берегу реки напоминали облаченных в просторные плащи старых женщин, пришедших взглянуть на лежавшего в колыбельке младенца, – так однажды описал эту местность Ларт, отец Лары.

Он вообще был склонен усматривать в предметах окружающего пейзажа образы чудовищ и великанов и обладал способностью ощущать обитавших на деревьях и в скалах духов – нуменов. Порой ему случалось слышать то, что они ему говорили, и даже разговаривать с ними. Река – его старая, верная подруга – подсказывала ему, где лучше ловить рыбу, ветер нашептывал, какая погода будет завтра. Неудивительно, что при таких способностях Ларт являлся вожаком группы.

– Мы близко от острова, правда, папа? – спросила Лара.

– Откуда ты знаешь?

– Холмы. Сначала мы видели их там, в отдалении. Потом они выросли, и наконец на вершине одного из них стал виден силуэт смоковницы. Значит, мы подходим к острову.

– Ты хорошая девочка! – улыбнулся Ларт.

Память и смекалка дочери порадовали Ларта, видного мужчину с проседью в черной бороде. Жена родила ему нескольких детей, но все они, кроме младшей дочери, умерли в младенчестве. Жена Ларта умерла при родах Лары, унаследовавшей от матери золотистые волосы. Поэтому дочь была дорога Ларту вдвойне – и как единственное дитя, и как память о жене. Лара уже округлилась в груди и бедрах – приближалось время, когда она сама сможет стать матерью, и Ларт больше всего на свете хотел дожить до появления внуков. Он знал, что такая долгая жизнь дается не каждому, но не терял надежды: отчасти потому, что никогда не жаловался на здоровье, отчасти потому, что умел ладить с нуменами.

Это было весьма важное умение, ведь от нуменов можно было ждать чего угодно. Речные нумены могли затянуть человека в водоворот и утопить, древесные – могли запутать ноги в корнях или уронить на голову тяжелый сук. Духи скал могли обрушить камнепад или просто подсунуть камень и злорадствовать, когда человек споткнется. Уж на что были далеки от людей духи неба, но и они, бывало, тыкали вниз огненными пальцами, отчего человек мог изжариться, как кролик на вертеле, или, хуже того, остаться в живых, но превратиться в безумца и калеку. Слышал Ларт и о том, что сама земля может разверзнуться и поглотить того, кто ей не угодил. Самому ему, правда, такого видеть не доводилось, но, как человек предусмотрительный, он не забывал каждое утро проявить к земле должное уважение и обратиться с просьбой разрешить ему по ней пройти.

– В этом месте есть что-то необычное, – сказала Лара, устремив мечтательный взгляд сначала на сверкающую реку, а потом на каменистые, усеянные деревьями холмы. – Как оно возникло? Кто его создал?

Ларт нахмурился. Вопрос был ему непонятен и, казалось, не имел смысла. Это место не было когда-то кем-то создано – оно просто существовало, вот и все. Конечно, со временем в нем что-то могло меняться – буря могла вырвать с корнями дерево и бросить в реку, валун мог с грохотом скатиться по склону и загородить тропу. Обитавшие здесь нумены проявляли себя, день ото дня привнося в детали что-то новое, но существенные признаки места оставались неизменными, они были всегда – холмы, небо, солнце, море, соляные залежи в устье реки.

Ларт пытался придумать, как объяснить эти мысли Ларе, но вдруг его внимание привлек встрепенувшийся при их появлении олень. Он метнулся от воды к зарослям, но, вместо того чтобы скрыться, уставился на них, и Ларт услышал слова, причем так отчетливо, словно они были сказаны вслух: «Съешьте меня». Олень предлагал им себя!