Упадок искусства лжи - Оскар Уайлд

Уайлд Оскар

Упадок искусства лжи

Диалог

Действующие лица: Сирил и Вивиан.

Место действия: библиотека загородного дома в Ноттингэмe.

Сирил (входя через открытую дверь с террасы): Друг мой, нельзя же целый день сидеть запершись в библиотеке в такую чудесную погоду. Воздух в лесу подернут дымкой, пурпурной, как сливовый цвет, и дышится изумительно. Можно посидеть на лужайке, покурить и полюбоваться природой.

Вивиан: Любоваться природой! Могу тебе с радостью сообщить, что я потерял всякую к этому способность. Утверждается, что Искусство пробуждает в нас любовь к Природе, открывает нам ее тайны, и что после внимательного изучения Коро и Констебля мы начинаем замечать в ней то, что ранее ускользало от нашего внимания. Мой же опыт показывает, что чем более мы изучаем Искусство, тем менее нас заботит Природа. Что Искусство воистину окрывает нам - это безыскусность Природы, ее забавную грубоватость, ее чрезвычайную монотонность и полную незавершенность. Природа полна добрых намерений, но, как сказал Аристотель, она не в состоянии их исполнить. Когда я гляжу на пейзаж, мне бросаются в глаза все его дефекты, и с этим ничего нельзя поделать. Нам, однако, повезло со столь несовершенной Природой, потому что иначе у нас и вовсе не было бы искусства. Искусство являет собой наш воодушевленный протест, нашу отважную попытку поставить Природу на свое место. Что же касается бесконечного многообразия Природы, то это чистый вымысел. Многообразие заложено не в Природе, а в самом воображении, причудах или изощренной слепоте зрителя.

С.: Ну, не смотри на пейзаж, если не хочешь. Можешь просто лежать на траве, курить и беседовать.

В.: Но Природа столь неудобна. На траве твердо, колко и мокро, и к тому же в ней полно кошмарных черных насекомых. Ведь даже мебель самого посредственного из ремесленников Морриса[1] удобнее, чем вся Природа вместе взятая. Природа меркнет перед мебелью с бульвара "что имя позаимствовал у Оксфорда", как преотвратно выразился столь любимый тобою поэт. Я вовсе не жалуюсь. Если бы Природа была удобна, человечество никогда не изобрело бы архитектуру, а я лично предпочитаю дома открытому пространству. В доме мы ощущаем собственную соразмерность. Здесь все подчинено нам, нашим вкусам и целям. Эгоцентризм, столь необходимый человеку для ощущения собственного достоинства, всецело порожден комнатной жизнью. Снаружи человек становится абстрактным и безличным, индивидуальность совершенно покидает его. И к тому же Природа столь безразлична и неблагодарна. Гуляя по парку, я чувствую, что не более важен для Природы, чем пасущийся на склоне скот или счастливый лопух в канаве. Совершенно очевидно, что Природа ненавидит Разум. Думать - самое вредное занятие на свете, и от этого умирают точно так же, как от любой другой болезни. К счастью, это не заразно, по крайней мере, в Англии. Наша нация обязана своим отменным телосложением исключительно собственной тупости. Можно только надеяться, что мы сумеем сохранить исторический оплот счастья нации для грядущих поколений; но я начинаю опасаться, что мы становимся чрезмерно образованными. По крайней мере, все, кто не способен учиться, уже занялись обучением, - вот до чего доводит увлечение образованием. А теперь, сделай милость, отправляйся к своей неуютной, занудной Природе и дай мне дочитать корректуру.

С.: Ты пишешь статью! Это весьма нелогично, после всего сказанного.

В.: Кому нужна логика? Только занудам и доктринерам, которые дотошно доводят свои принципы до печального воплощения, практического применения, что есть reductio ad absurdum[2]. Но только не мне. Над дверью моего кабинета следует, по примеру Эмерсона[3], выбить надпись "Прихоть". Кроме того, моя статья содержит крайне здравое и ценное предупреждение. Если к нему прислушаются, в Искусстве может наступить новое Возрождение.

С.: И какова же тема твоей статьи?

В.: Я собираюсь озаглавить ее "Протест против упадка искусства лжи".

С.: Лжи! Мне всегда казалось, что наши политики пекутся об этой традиции.

В.: Уверяю, что ты ошибаешься. Они никогда не поднимаются выше искажения фактов, и вдобавок еще опускаются до доказательств, обсуждений и споров. Сколь непохоже на истинного лжеца с его откровенными, бесстрашными заявлениями, его превосходной безответственностью и здоровым, врожденным презрением к доказательствам любого толка! Красивая ложь есть не что иное, как доказательство в себе. Если у человека настолько отсутсвует воображение, что он подкрепляет ложь доказательствами, то он с тем же успехом мог бы сказать и правду. Нет, политики не подходят. Адвокаты в чем-то приемлемы. Они окутаны мантией софистов. Их поддельное рвение и деланое красноречие восхитительны. Они могут выдать дурное за доброе, будто их только что выпустили из Леонтийских школ. Им иногда удается вырвать у прохладно настроенного суда присяжных желанный оправдательный вердикт для своих клиентов, даже когда те, как это зачастую случается, со всей очевидностью невиновны. Но они сильно стеснены прозой жизни и не стесняются ссылаться на прецеденты. Несмотря на все их усилия, правда вечно вылезает наружу. Даже газеты - и те деградируют. Их достоверность ощущается даже при беглом прочтении. И все происходящее, к тому же, совершенно нечитаемо. Мало что можно сказать в защиту адвокатов и журналистов. Но я, собственно, защищаю Ложь в искусстве. Прочесть тебе, что я написал? Для тебя тут найдется масса полезного.

С.: Непременно, только дай мне сначала сигарету. Спасибо. А в какой журнал ты собираешься это отправить?

В.: В "Ретроспективное обозрение". Я тебе, кажется, говорил, что избранные возродили его.

С.: Кого ты имеешь в виду под избранными?

В.: Ну, конечно, Утомленных Гедонистов. Я состою в этом клубе. При встречах мы должны носить в петлицах увядшие розы и поддерживать что-то вроде культа Домитиана[4]. Боюсь, тебя не примут. Ты слишком падок на простые радости жизни.

С.: Мою кандидатуру, по всей видимости, отвергнут по причине излишней жизнерадостности?

В.: Скорее всего. Кроме того, ты несколько старше, чем нужно. Мы не принимаем никого обычного возраста.

С.: Думается мне, вы порядком друг другу надоели.

В.: Конечно. Это одна из целей нашего клуба. Так вот, если ты пообещаешь не перебивать меня слишком часто, я прочту тебе статью.

С.: Я весь внимание.

В. (читает, очень внятно): "Протест против упадка искусства лжи". Одной из главных причин удивительной посредственности большей части современной литературы, несомненно, является упадок Лжи как искусства, науки и светского развлечения. Древние историки оставили нам замечательные художественные произведения, изложенные в форме фактов; современный же писатель преподносит нам сухие факты под видом художественных произведений. Blue-Book[5] все больше и больше становится его идеалом метода и стиля. Он обзавелся занудным document humain и жалким coin de la creation[6], и копошится в них с микроскопом. Его можно встретить в Национальной библиотеке или в Британском музее за бесстыдным изучением своего предмета. Его не хватает даже на то, чтобы воспользоваться чужими идеями, он желает черпать все прямо из жизни, и под конец его выносит на берег между энциклопедиями и личным опытом, с его героями, списанными с членов семьи или прачки, и таким количеством полезной информации, что она продолжает давить на его сознание даже в минуты глубокого созерцания.

Урон, приносимый литературе в целом этим лжеидеалом нашего времени, сложно переоценить. Люди, не задумываясь, говорят "прирожденный лжец" и "прирожденный поэт", и при этом вдвойне неправы. Ложь и поэзия - искусства, как было известно уже Платону, не независимые друг от друга, и заслуживают наиболее тщательного и беспристрастного рассмотрения. У них, несомненно, есть своя техника, так же как и у более материальных искусств - живописи и скульптуры, свои утонченные способы выражения цвета и формы, свои секреты и специальные художественные приемы. Точно так же, как узнают поэта по изящной музыке его стиха, можно узнать и лжеца по его богатой, размеренной речи, и ни тому, ни другому не хватило бы тривиального минутного вдохновения. Тут, как всегда, совершенство достигается практикой. Но в наши дни, когда стихосложение стало чересчур обыденным и, по возможности, не должно поощряться, искусство лжи, можно сказать, приобрело дурную славу. В юности многие обладают естественным даром преувеличения, и если эту наклонность развивать в благоприятной и доброжелательной атмосфере, или же путем подражания наилучшим образцам, то она может перерасти в нечто поистине замечательное. Но, как правило, все оканчивается ничем. Человек или впадает в небрежную точность...