Враг - Ли Чайлд

Ли Чайлд

Враг

Памяти Аделы Кинг

Глава 01

«Неужели сердечный приступ?» Возможно, именно такой была последняя мысль Кена Крамера, возникшая у него в голове ослепительной вспышкой страха, когда он перестал дышать и упал в пропасть. Он знал, что нарушил все правила. Ему не следовало находиться здесь с этим человеком, да еще имея при себе вещь, которую он должен был спрятать в более надежном месте. Но Крамер пренебрег этими правилами. Он решил сыграть и выигрывал. Он лидировал в игре. Наверное, он улыбался – до того самого мгновения, пока его не предал внезапный глухой удар в груди. И тогда ситуация повернулась на сто восемьдесят градусов. Успех превратился в катастрофу. И у него не осталось времени что-нибудь исправить.

Никто не знает, что чувствует человек, когда его настигает смертельный сердечный приступ. Нет выживших, которые могли бы рассказать нам об этом. Врачи говорят о некрозе, тромбах, кислородном голодании и закупорке кровеносных сосудов. Они предсказывают учащенное сердцебиение. Они используют термины вроде «инфаркт» или «фибрилляция», но эти слова не имеют для нас никакого значения. «Ты просто падаешь замертво», – следовало бы им сказать. Кен Крамер так и сделал. Он упал замертво и унес с собой все свои тайны, а проблемы, которые он оставил после себя, чуть не прикончили за компанию и меня.

Я сидел один в чужом кабинете, временно занятом мною. На стене висели часы без секундной стрелки – только часовая и минутная. Часы были электрическими и не тикали. Они хранили молчание, как и сама комната. Я внимательно следил за минутной стрелкой. Она не двигалась.

Я ждал.

Стрелка пошевелилась, перепрыгнув вперед на шесть градусов. Ее движения были механическими, затухающими, точными. Она дернулась разок, дрогнула и замерла.

Минута.

Одна прошла, другая началась.

Еще шестьдесят секунд.

Я продолжал следить за часами. Они долго, очень долго оставались в неподвижности. Затем стрелка дернулась еще раз. Новые шестьдесят градусов, новая минута, ровно полночь, и 1989 год превратился в 1990-й.

Я отодвинул стул и поднялся из-за стола. Зазвонил телефон, и я подумал, что кто-то решил поздравить меня с Новым годом. Но оказалось, что я ошибся. Звонил гражданский коп, чтобы сообщить, что в мотеле в тридцати милях от базы обнаружено тело военного.

– Мне нужен дежурный офицер военной полиции.

Я снова сел за стол и сказал:

– Это я.

– У нас один из ваших, мертвый.

– Один из моих?

– Военный, – пояснил он.

– Где?

– В мотеле, в городе.

– Как он умер? – поинтересовался я.

– Скорее всего, сердечный приступ, – ответил коп.

Я перевернул страницу настольного календаря с 31 декабря на 1 января и только после этого спросил:

– Что-нибудь подозрительное?

– Мы ничего такого не заметили.

– А раньше вы видели сердечные приступы?

– Сколько угодно.

– Ладно, – сказал я. – Позвоните на пост в штабе. – И назвал номер телефона. – С Новым годом.

– Разве вам не нужно сюда приехать?

– Нет, – ответил я и положил трубку.

Мне не нужно было туда ехать. Армия – большая организация, чуть больше Детройта и чуть меньше Далласа, и такая же несентиментальная, как оба этих города. В настоящий момент в ней насчитывалось около девятисот тридцати тысяч мужчин и женщин, представлявших все слои населения страны. Уровень смертности в Америке составляет примерно восемьсот шестьдесят пять человек на каждые сто тысяч, и в отсутствие продолжительных военных действий солдаты умирают не чаще и не реже обычных людей. В целом они моложе и здоровее, чем остальное население, но они больше курят и пьют, хуже питаются, переживают сильные стрессы, и им приходится делать разные опасные вещи во время учений. Так что уровень смертности в армии примерно такой же, как среди гражданских лиц. Иными словами, они умирают, как все. Произведите вычисления, сравнив процент смертности и состояние здоровья, – и вы получите двадцать два мертвых солдата в день: несчастные случаи, самоубийства, сердечные приступы, рак, инсульт, болезни легких, печени и почек. Результат такой же, как в Детройте или Далласе. Вот почему мне не нужно было туда ехать. Я не коп и не гробовщик.

Часы ожили. Стрелка дернулась, подпрыгнула и успокоилась. Снова зазвонил телефон. Кто-то захотел поздравить меня с Новым годом. Сержант из приемной перед моим кабинетом.

– С Новым годом, – сказала она мне.

– И вас тоже, – ответил я. – Вы что, не могли просто встать и просунуть голову в дверь?

– А вы не могли сделать то же самое?

– Я разговаривал по телефону.

– Кто звонил?

– Никто, – ответил я. – Какой-то тип не дожил до Нового года.

– Кофе хотите?

– Конечно, – ответил я. – Почему бы и нет?

Я снова положил трубку. К этому моменту я прослужил больше шести лет, и армейский кофе был одной из тех вещей, которые доставляли мне настоящее удовольствие. Без всяких вопросов он лучший в мире. А еще сержанты. Эта сержант родилась в горах в Северной Джорджии. Я познакомился с ней два дня назад. Она жила за пределами гарнизона на стоянке трейлеров, где-то среди холмов Северной Каролины. У нее был маленький сын. Она рассказала мне о нем, но о ее муже я не услышал ни слова. Она вся состояла из кожи и сухожилий и была жесткой, как клюв дятла, но я ей нравился. Я точно знаю, потому что она принесла мне кофе. Если ты кому-то не нравишься, он не станет носить тебе кофе. Вместо этого он с удовольствием вонзит тебе нож в спину. Дверь открылась, и сержант вошла с двумя кружками в руках – для меня и для себя.

– С Новым годом, – снова сказал я.

Она поставила обе кружки на мой стол и спросила:

– А он будет счастливым?

– Не вижу причин, чтобы ему не быть счастливым, – сказал я.

– Берлинская стена уже наполовину разрушена. По телевизору показывали. Там устроили грандиозный праздник по этому поводу.

– Рад, что у кого-то праздник.

– Там куча народу, огромная толпа. Все поют и танцуют.

– Я не смотрел новости.

– Это произошло шесть часов назад. Разница во времени.

– Они, наверное, еще празднуют.

– У них в руках были кувалды.

– Это не запрещено. Их половина – свободный город. Мы потратили сорок пять лет, чтобы он таковым оставался.

– Скоро у нас не останется врагов.

Я попробовал кофе. Горячий, черный, лучший в мире.

– Мы победили, – сказал я. – Разве это не хорошо?

– Нет, если ты зависишь от чека, который тебе выдает Дядюшка Сэм.

Как и я, она была одета в полевую военную форму, предназначенную для лесистой местности. Рукава были аккуратно закатаны. Нарукавная повязка с буквами «ВП» («Военная полиция») располагалась строго горизонтально. Наверное, сержант закрепила ее булавкой в незаметном месте. Ее ботинки сверкали.

– У вас есть камуфляжная форма для пустыни? – спросил я.

– Я никогда не была в пустыне, – ответила сержант.

– Они изменили рисунок. Теперь на форме большие коричневые кляксы – результат пятилетних исследований этого вопроса. Парни из пехоты называют свою форму «шоколадная крошка». Отвратительный рисунок. Его придется снова менять на прежний. Но им потребуется еще пять лет, чтобы это понять.

– И что?

– Если им нужно пять лет, чтобы изменить рисунок камуфляжной формы, ваш малыш закончит колледж прежде, чем они сообразят, что неплохо бы провести в армии сокращение. Так что вам не о чем беспокоиться.

– Хорошо, – сказала она, нисколько мне не поверив. – Думаете, он сможет учиться в колледже?

– Я с ним не знаком.

Она ничего не ответила.

– Армия ненавидит перемены, – сказал я. – А враги у нас будут всегда.

Сержант продолжала молчать. В этот момент снова зазвонил телефон, она сняла трубку и ответила за меня. Послушала примерно одиннадцать секунд и протянула мне трубку.

– Полковник Гарбер, сэр, – сказала она. – Из Вашингтона.

Она взяла свою кружку и вышла. Полковник Гарбер являлся моим начальником, и, хотя он хороший человек, я не мог поверить, что он звонит мне через восемь минут после наступления Нового года просто по дружбе. Это не его стиль. Некоторые офицеры любят по большим праздникам изображать из себя эдаких развеселых свойских парней. Но у Леона Гарбера даже в мыслях такого нет, он никогда и ни с кем не стал бы вести себя подобным образом, и уж тем более со мной. Даже если бы он знал, что я нахожусь здесь.

– Ричер у телефона, – сказал я.

На другом конце наступило долгое молчание.

– Я думал, ты в Панаме, – наконец заговорил он.

– Я получил приказ, – ответил я.

– Из Панамы в Форт-Бэрд? Почему?

– Я не задаю таких вопросов.

– Когда?

– Два дня назад.

– Удар ниже пояса, ты согласен? – сказал он.