Коммод - Михаил Ишков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неожиданно он сменил позу, засмеялся, хлопнул в ладоши:
– Это просто здорово! Кто бы мог подумать, что жизнь наградит меня чем-то подобным. Меня, мрачного, потерявшего надежду на личное счастье правителя. Мы тотчас сыграем свадьбу, Кокцея. Немедленно!
Он повернулся к двери и громко позвал:
– Клеандр!
Тот опять же появился мгновенно, словно стоял за дверью. А может, действительно стоял и подглядывал в щелочку? Мало ли?
– Готовь обряд бракосочетания, – затем Коммод спросил у удивленно смотревшей на него Кокцеи: – Маму позовем?
– Чью? – не поняла девушка.
– Твою, конечно. Моя умерла четыре года назад. Не выдержала разлуки с отцом. Тот после мятежа Авидия Кассия отставил ее от себя. Так как насчет мамы?
– Ты это серьезно?
– Вполне.
– Зови. И брата.
– Это само собой. Как себя чувствует Матерн? – спросил он у Клеандра. – Способен ли он принять участие в торжественном обряде?
Клеандр пожал плечами.
– Разбудим, посмотрим, приведем в чувство. Но, господин…
– Что там еще? – поморщился цезарь.
– Послы германцев, господин. Они ждут встречи с тобой.
– С ума сошел! В такой момент, когда герой нашел любимую и жаждет сочетаться с ней узами брака?! Размести их где-нибудь и больше не приставай ко мне с подобными глупостями. Также гони в шею всякого, кто прибудет от Сальвия, Помпеяна или Пертинакса. Все дела завтра, а сейчас – свадьба! Ты слышал – свадьба!.. Я сам оповещу всех, кто живет во дворце. Пусть все знают, что сейчас состоится свадьба цезаря Луция Коммода Антонина, Отца Отечества, победителя германцев и сарматов, великого понтифика, восемнадцатикратного трибуна, двукратного консула, трехкратного императора с девицей всаднического сословия. Кстати, ты девица?.. – поинтересовался он у Кокцеи. – Впрочем, не важно, сейчас проверим.
Девушка вспыхнула.
– Господин, я честна перед тобой. К тому же мы не всаднического сословия.
– Какая разница… С гражданкой Кокцеей Матерной. Ты ведь гражданка?
– Да. Отец при выходе в отставку получил римское гражданство.
Клеандр принялся строить гримасы, растягивать губы, пожимать плечами, всем своим видом выражая некое сомнение.
– В чем дело? – подступил к нему император.
– Свадьба – это прекрасно. Но зачем шум поднимать? Все-таки ночь на дворе…
– Действительно, – робко поддержала его из своего угла Кокцея. – Может, завтра?
Коммод задумался, начал расхаживать по комнате, при этом, словно разговаривая сам с собой, шевелил губами. Затем решительно возразил.
– Нет, сегодня, сейчас! Возлечь-то надо. Шум поднимать не будем. В самом деле, сбегутся родственники, Помпеяны, Юлианы, отцы-сенаторы. Все начнут советовать, учить. Маму тоже звать не будем, – строго заявил он, обращаясь к Кокцее, – обойдемся братом. И вообще следует поторопиться. Клеандр, одна нога здесь, другая там, чтобы немедленно собрал свидетелей. Очаг я как верховный жрец разожгу сам. Это входит в мою компетенцию. Сам же и благословлю молодых. Скорее, скорее! – заторопил он Клеандра, потом обернулся к невесте: – А ты, милая, переоденься. Позвать Клиобелу.
– Только не эту жирную свинью! – всплеснула руками Кокцея.
– Хорошо, пришли других рабынь, – приказал Коммод и вновь заторопил спальника: – Давай, давай, давай…
Император для скорости дал ему ногой пинка под зад. Клеандр стремглав бросился к двери.
* * *Среди ночи, когда молодой цезарь вволю натешился и, раскинувшись на ложе, захрапел, обессиленная, испытывавшая острую боль женщина осторожно спустила ноги на пол и только попыталась встать, как Коммод крепко схватил ее за руку.
– Куда? Лежать!..
– Я выйти хочу… – испуганно ответила Кокцея.
Император громко крикнул.
– Эй! Кто там, у порога?
Дверь отворилась, и в комнату вступил преторианец, выставленный у спальни повелителя.
– Здесь, господин, – откликнулся он.
– Проводишь ее, – Коммод ткнул пальцем в Кокцею. – Потом приведешь обратно.
Не глядя на женщину, он улегся на правый бок и, зевнув, разрешил:
– Ступай.
Глава 4
В конце апреля легат III Августова легиона Бебий Корнелий Лонг Младший прибыл в Виндобону. Вызвали его нарочным, срочно, без объяснения причин.
Добравшись верхами до Данувия, Лонг и сопровождавший его десяток чернокожих мавританцев переправились по наплавному мосту. На ходу Бебий с одобрением оглядел заметно обнажившиеся берега великой реки. Сушь стояла словно по заказу. Самое время выступать – горные реки обмелели, дороги просохли, так что трудностей с перевозкой метательных орудий не будет. Вообще двигаться в пешем строю в такой чудесный день, какой выдался сегодня, куда приятнее, чем маршировать под дождем, по грязи.
Бебий со дня на день ждал гонца с предписанием выступать, однако в претории, должно быть, еще не наговорились, решили, что еще один совет не помешает. А может, это инициатива молодого цезаря? Кто знает, что он там надумал во дворце? Слухи ходили разные. Кое-кто из приезжавших в лагерь трибунов утверждал, что молодой цезарь вовсе не помышляет о броске на север. Более того, вторую неделю не выходит из походного дворца, тешится с какой-то бабенкой. Кто-то поклялся, что император даже женился на ней. Все дела, мол, перепоручил своему зятю Помпеяну, начальнику над войсками Сальвию Юлиану и стареющему Пертинаксу, приказав им еще раз проверить обеспечение войск всем необходимым, а также возвести дополнительную переправу на Данувии возле Карнунта, но поднимать легионы не разрешил. Более-менее информированные люди, такие как, например, ближайший друг, легат XIV Марсова Победоносного легиона Квинт Эмилий Лет, отвечая на письмо Лонга, уклонился от прямого ответа, когда же в поход. Сообщил только, что послы, которых Бебий сразу после смерти Марка Аврелия отправил в ставку, как в воду канули. По слухам, они целыми днями пируют с молодым императором.
Подобная уклончивость заставила Бебия насторожиться. Прикинул так и этак – Лет не стал бы без причины таиться и если решил умолчать о своих соображениях, значит, решил дать знак давнему приятелю – держи ухо востро.
В последние дни и в самом легионе забеспокоились. Молодые центурионы позволяли себе вслух осуждать нерасторопность высшей власти, нерешительность «стариков», сетовать на задержку с началом кампании. Кое-кто из ближайшего окружения Лонга даже высказывался в том смысле, что молодой цезарь, дорвавшись до золотого лаврового венка, все никак не может утвердить себя. Более того, добавил тот же дерзкий, ему стало доподлинно известно, будто император ищет удобный предлог для возвращения в Италию.
– Это не нашего ума дело! – отрезал Бебий.
Теперь, оказавшись на правом – римском – берегу Данувия, легат невольно отметил немалое число взрослых мужиков, работавших в полях. Судя по выправке, все они служили в армии. Отчего же они не в лагере? Куда смотрят центурионы?
Фактик скользкий, мимолетный, малозначительный, однако жизненный опыт и уроки, даденные ему прежним императором, заставили собраться, обратить взоры не к небу, откровенно голубому и необъятному, не к живописно встававшему на северо-востоке девственной белизны облаку, не к изумрудным, покрытым лесом далям, не к милому сердцу семейству, проживавшему в столице, а внимательнее поглядывать по сторонам, примечать новенькое, которым обогатилась эта вечно юная, земная красота. Чем занимаются люди, где собираются толпы, почему в полдень, в самое рабочее время, в придорожной харчевне праздно сидят сложившие в угол доспехи и оружие легионеры?
Под ложечкой засосало, когда в виду военного лагеря, где размещались Пятнадцатый и Десятый Сдвоенный легионы, ему повстречался знакомый трибун, служивший при Помпеяне, и на вопрос легата насчет заседания претория ответил, что ни о каком заседании он не слыхал. По поводу же вызова Лонга трибун пожал плечами и только после некоторого раздумья признался, что краем уха слыхал, будто Бебия пожелал видеть сам император.
Сразу и день померк, и живописный пейзаж, какими всегда славились окрестности Виндобоны, обернулся самым удобным в мире местом для засады. Неужели Фортуна Примигения поддалась гневу и вновь открыла сезон охоты на людей? Особенно подозрительными показались ему стены военного лагеря.
Укрепленная, обнесенная двумя рядами стен обширная легионная стоянка располагалась неподалеку от Виндобоны и образовывала с этой крепостью единый оборонительный комплекс. На невысоких, осанистых, граненных башнях, на шестах, были вывешены штандарты и вексиллумы[10]. Повыше других трепетала на ветру вышитая на красном золотая волчица и играющие с ее сосками Ромул и Рем, символы Сдвоенного легиона, и синие козероги Четырнадцатого Марсова победоносного. Кое-где по стенам рисовались растянутые на поперечинах полотнища вспомогательных отрядов. Бебий невольно глянул на собственные флажки, под сенью которых он пустился в путь, – их несли всадники-мавританцы из вспомогательного конного отряда. На одном развевался крылатый Пегас, на другом – поднявший лапу ревущий лев.