Встреча выпускников - Дороти Сэйерс

В течение нескольких минут она шагала по дворику туда-сюда, слишком возбуждённая, чтобы идти спать. Пока она этим занималась, на глаза попался листок бумаги, который неопрятным пятном  двигался по аккуратному газону. Механически она подняла его и, увидев, что на нём что-то есть, понесла в Бёрли-билдинг для исследования. Это был лист обычной писчей бумаги, и всё, что на нём было, это детский рисунок, небрежно сделанный сильно нажимаемым карандашом. Это ни в коем случае не был приятный рисунок и совсем не похожий на рисунок, который ожидаешь найти во дворике колледжа. Он был уродливым и садистским. Он изображал голую фигуру с подчёркнуто женскими формами, осуществляющую дикие и оскорбительные действия над каким-то человеком неопределенного пола, одетым в шапочку и мантию. Это не было ни нормально, ни художественно, — фактически это были гнусные, грязные и сумасшедшие каракули.

Харриет некоторое время глядела на листок с отвращением, при этом в её уме сформулировалось несколько вопросов. Затем она взяла его наверх в ближайший туалет, выбросила и покончила с этим вопросом. Туда ему и дорога, вот и всё, но лучше бы ей не видеть этот листок.

3

Лучше всего поступают те, которые, если не могут противиться любви, отводят ей особое место и полностью устраняют от важных событий и дел, поскольку, если её хоть раз смешать с делами, она разорит мужчину так, что он не сможет свести концы с концами.

Как всегда утверждали в профессорской, воскресенье — это лучшая часть встречи бывших студенток. С официальным обедом и речами покончено, исчезли те выпускники, которые и сейчас продолжали жить в Оксфорде, а также те, кто слишком занят и смог выбраться только на один вечер. Люди начали как-то отсортировываться, и на досуге уже можно было поговорить с друзьями без того, что тебя немедленно схватят и затащат в общество, навевающее скуку.

Харриет нанесла официальный визит директрисе, которая устроила небольшой приём с хересом и булочками, и затем зашла в Новый дворик повидать мисс Лидгейт. Комната тьютора по английскому была украшена корректурами очередной работы, посвящённой интонациям в английских стихах от Беовульфа до Бриджеса. Так как мисс Лидгейт довела до совершенства или находилась в процессе доведения до совершенства (поскольку никакое научное исследование никогда не достигает статического совершенства) новой теории интонаций, для которой потребовалась новая и сложная система нотаций, включающая использование двенадцати вариантов различных типов, и так как почерк мисс Лидгейт было трудно прочитать, а её опыт работы с наборщиками был невелик, на сегодняшний момент существовало пять последовательных вариантов наборов на различных стадиях завершения вместе с двумя листами свёрстанной корректуры и приложением в виде машинописного текста, в то время как важное введение, которое давало ключ ко всему доказательству, всё ещё оставалось ненаписанным. И только когда готовность главы вышла на уровень свёрстанной корректуры, мисс Лидгейт окончательно пришла к выводу, что необходимо перенести большие абзацы доказательств из одной главы в другую, причём каждое такое изменение, естественно, потребует дорогостоящего изменения вёрстки и набора и удаления соответствующих частей в пяти уже просмотренных наборах. А уж когда дело доходило до перекрёстных ссылок, то обычно студентки или коллеги обнаруживали мисс Лидгейт, завёрнутую в своеобразный бумажный кокон и беспомощно ищущую авторучку в куче мусора.

— Боюсь, — сказала мисс Лидгейт, потирая голову, в ответ на вежливые вопросы Харриет относительно выдающегося произведения, — что я ужасно невежественна в том, что касается практической стороны создания книги. Я считаю всё это очень запутанным и совсем теряюсь в разговоре с наборщиками. Большая помощь, что мисс де Вайн здесь. У неё такой точный ум. Конечно, видеть её рукопись — это действительно урок, и, конечно, её работа гораздо сложнее моей: все эти мелкие записи из платежных ведомостей времён Елизаветы и так далее, причём всё прекрасно рассортировано и размещено в красивом и ясном доказательстве. И она понимает, как вставлять сноски в нужное место, чтобы они согласовывались с текстом. Я всегда сталкиваюсь с большими трудностями, и хотя мисс Харпер любезно берёт на себя всю печать, она знает гораздо больше о древнеанглийском языке, чем о наборщиках. Думаю, вы помните мисс Харпер. Она была двумя годами младше и взяла второе место по английскому, а сейчас живёт на Вудсток-роуд.

Харриет сказала, что всегда считала сноски утомительными и поинтересовалась, не может ли она увидеть хоть часть книги.

— Ну, если вам это действительно интересно, — сказала мисс Лидгейт, — но я не хочу нагонять на вас скуку. — Она извлекла несколько разбитых на страницы листов со стола, заполненного бумагами. — Не уколите пальцы той частью рукописи, в которой сидят скрепки. Боюсь, что там полно кружков со вставками и приписок, но, знаете ли, я внезапно поняла, что смогу значительно улучшить нотацию, поэтому пришлось всё переписать. Полагаю, — задумчиво добавила она, — что наборщикам это не понравится.

Харриет внутренне согласилась с ней, но в утешение сказала, что издательство Оксфордского университета без сомнения привыкло к расшифровке рукописей учёных.

— Я иногда задаюсь вопросом, являюсь ли я учёным вообще, — сказала мисс Лидгейт. — Знаете, в голове у меня всё довольно ясно, но я путаюсь, когда кладу это на бумагу. Как вы справляетесь с сюжетом? Все эти временные графики для алиби и так далее, — ведь ужасно трудно учесть всё.

— Я всегда путаюсь, — призналась Харриет. — Я ещё ни разу не преуспела в том, чтобы придумать сюжет по меньшей мере без шести больших ляпов. К счастью, девять читателей из десяти также запутываются, так что это не имеет значения. Десятый пишет мне письмо, и я обещаю сделать исправление во втором издании, но никогда не делаю. В конце концов, мои книги предназначены только для забавы и не похожи на исследование.

— Тем не менее, у вас всегда был академический ум, — сказала мисс Лидгейт, — и, надеюсь, что учёба вам хоть немного помогла. Я всегда считала, что вы могли бы избрать академическую карьеру.

— Вы разочарованы, что я так не поступила?

— Нет, ничуть. Я думаю, очень хорошо, что наши студентки заканчивают колледж и занимаются такими разными и интересными вещами, если только они делают это хорошо. И должна сказать, что большинство наших студенток делает чрезвычайно хорошую работу в своём собственном направлении.

— На что похож сегодняшний курс?

— Ну, — задумалась мисс Лидгейт, — у нас есть несколько очень хороших студенток, и они удивительно много работают, если судить по внешним действиям, которые им приходится совершать, только иногда я боюсь, что они переутомляются и не высыпаются. Все эти молодые люди, автомобили и вечеринки, — их жизнь настолько полнее, чем перед войной, и даже полнее, чем в ваше время. Боюсь, что наша старая директриса была бы очень-очень смущена, если бы увидела колледж сегодня. Должна сказать, что я иногда бывала немного шокирована, и даже декан, которая очень либеральна, думает, что бюстгальтер и трусы не совсем подходят для принятия солнечных ванн во дворике. Ладно там студенты-мужчины последнего курса — они к этому привыкли, — но, в конце концов, когда главы мужских колледжей приходят по приглашению директрисы, они должны иметь право ходить по территории, не краснея. Мисс Мартин пришлось настоять, чтобы они выходили в купальных костюмах, пусть с голой спиной, если им так нравится, но в настоящих купальных костюмах, специально предназначенных для этой цели, а не в обычном нижнем белье.

Харриет согласилась, что это кажется разумным.

— Очень рада, что вы так считаете, — сказала мисс Лидгейт. — Для нас, старшего поколения, довольно трудно сохранить баланс между традицией и прогрессом, если это, конечно, прогресс. Власти, как таковые, в настоящее время почти не пользуются уважением, и я полагаю, что в целом это неплохо, хотя и затрудняет управление любым учреждением. Уверена, что вы не откажетесь от чашечки кофе. Нет, в самом деле, я сама всегда пью в это время. Энни! — кажется, я слышу своего скаута в кладовой — Энни! Пожалуйста, принесите вторую чашку для мисс Вейн.

Харриет уже вполне насытилась и едой, и напитками, но вежливо приняла чашку, внесённую энергичной девицей, одетой в форму. Когда дверь вновь закрылась, она отметила большие усовершенствования в штате и обслуживании в Шрусбери по сравнению с днями её пребывания здесь, и вновь услышала похвалу в адрес новой экономки.

— Хотя, боюсь, — добавила мисс Лидгейт, — нам в нашем подъезде, наверное, придётся расстаться с Энни. Мисс Хилльярд находит её слишком независимой, чёрствой, и, возможно, немного рассеянной. Но ведь бедняжка — вдова с двумя детьми и, вообще-то, не должна была бы работать прислугой. Её муж занимал вполне приличное положение, но он сошёл с ума или что-то в этом роде, бедняга, и умер или застрелился — в общем, что-то трагическое — и оставил её в большой нужде. Поэтому она довольствуется тем, чем может. Маленькие девочки живут у миссис Джукс — вы помните Джуксов, в ваше время они были в Сейнт-Кросс-лодж. Сейчас они живут в Сейнт-Олдейт, таким образом, Энни может навещать их в выходные. Это удобно для неё и является небольшим дополнительным пособием для миссис Джукс.