Пообещай мне весну - Мелисса Перрон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да хватит уже прятаться, я все знаю. Вы влюблены друг в друга и думаете, что я стану вас осуждать? Да мне-то какое дело? Лично меня волнует, что вы мешаете Фридриху работать. Я хочу заботиться о себе, не доказывая вам, что больна. Да, моя болезнь невидима, но, если вам надо что-то конкретное, чтобы вы оставили меня в покое, я могу рассечь себе лоб, сломать ногу, ребро! Вы мне наврали – я вам наврала. Мы квиты. Ну и истории любви, вроде вашей, никого уже давно не шокируют, если вам нужно мое мнение.
Они сокрушенно переглянулись.
– Да что ты, Фабьена, ты ошибаешься. Мы не пара… Этьен – друг семьи, ты же знаешь, он мне как сын.
Я начинала раздражаться. Этьен кивнул матери. Они переговаривались с помощью взглядов, которые я не могла расшифровать.
– Ты помнишь, как мы познакомились? Каждую субботу после обеда я стриг у вас газон.
– Да, прекрасно помню. Ты хочешь, чтобы я нашла тебе работу? Хочешь стричь у меня лес?
Они не засмеялись.
– Аварии не было. Это я его нашел.
– Кого?
– Это я нашел твоего отца повешенным в гараже.
Переварить койота
– Ешь!
– Я не голодная.
– Положи кисточку. Никуда твоя картина не денется, пока ты ужинаешь.
Анна смотрела, как я ковыряюсь в тарелке. После поездки к матери я проводила дни и ночи наверху, у себя в мастерской, покрывая краской все попавшиеся под руку холсты. Это лучшее, что я могла сделать, чтобы голова не взорвалась. Сцена по кругу повторялась у меня в голове – рот Этьена, произносящий «это я нашел твоего отца повешенным в гараже».
И их лица, когда я закричала.
– Я переживаю за тебя, Фаб, – сказала Анна.
– Я на маяке среди леса и пишу картины. Может, это и странновато, но не опасно.
– Прекрати, ты знаешь, что я права. Прямо сейчас ты бросишь холсты и пойдешь со мной. Вьюге нужно прогуляться на свежем воздухе, да и тебе не помешало бы.
Это была моя первая настоящая прогулка в лесу после того вечера, когда я потерялась. Я смотрела, как Вьюга семенит по снегу, гоняется за белками, вынюхивает следы. Казалось, ее радует новая жизнь, и она демонстрировала это, широко улыбаясь и высовывая язык. Мы шли уже довольно долго, когда Анна прервала молчание:
– Ты написала пятнадцать картин за шестнадцать дней в стиле, полностью противоположном тому, что ты обычно делаешь. Рассеченная грудная клетка с висящим сердцем, женщина, которая кричит, держась за живот, людоеды, волки, много красного…
– Когда Этьен рассказал мне подробности смерти отца, он как будто заставил меня проглотить большого живого зверя. Вот что я пытаюсь сделать этой серией – переварить койота.
– Тогда делаем выставку.
– Выставлять переваренное? Это некрасиво…
Юмор был не очень, но мы обе засмеялись, и, кажется, я даже услышала, как где-то в лесу над нами смеялся поползень.
– Я разошлю приглашения, и мы сделаем выставку в ресторане.
– А твоя работа? Ты вроде скоро уезжаешь?
– Я решила сделать перерыв на год. Даже если быть стюардессой – мое призвание, сейчас я предпочитаю стоять обеими ногами на земле. Если хочешь, когда будешь готова, я стану твоим менеджером.
Я остановилась.
– Ты серьезно?
Она улыбнулась и обняла меня. Издалека сцена казалась идеальной: две женщины обнимаются, смеясь, посреди леса, а вокруг носится от радости большая собака соломенного цвета.
Наполнить голову цветами
Я вслушивалась в тишину маяка, сидя в ванне на верхнем этаже мастерской. Уже час моя кожа постепенно сморщивалась, пока я смотрела, как весна, больше похожая на начало зимы, рисовала идеальные звездочки на окне.
Фридрих был в ресторане, готовил нам что-то к ужину; Анна читала внизу. Иногда я слышала, как она разговаривает с Петрушкой, котом, который так и не ушел с маяка с того вечера, когда Фред пустил его укрыться от метели. Они с Вьюгой прекрасно поладили.
Я собиралась добавить горячей воды, когда увидела, как на парковку заезжает Этьен. Дорожка была укрыта снегом, но он затормозил так резко, что пыль и гравий разлетелись облаком вокруг машины. Как раз когда я вытащила пробку из ванной, он без стука ворвался на первый этаж.
Наверное, Анна аж подскочила, поскольку издала крик, от которого я застыла на месте.
– Где она?
– Успокойся! Что случилось?
– Что случилось? Госпожа Фабьена, королева лесов, мадам Депрессия, ни разу не объявилась после того, как я сообщил, что нашел ее отца мертвым. Это что, нормально? Осторожно, Анна, депрессивные, они такие: эгоисты, сосредоточены на себе, чертовы трусы!
Я обмерла, стоя в ванне. Я так себя и чувствовала – чертовой трусихой, потому что оставила Анну разбираться.
– Анна! Ты что, не замечаешь, что тут рядом большой дом, а она заставляет вас ютиться с ней вместе в мастерской? Разуйте глаза!
Он захохотал. Я ненавидела этот смех.
– Этьен, успокойся. Она никого не заставляет, и ты знаешь, что мы сейчас нужны ей.
– А я? Мне никто не нужен, да? Я уже двадцать лет храню эту тайну! Когда я ложусь вечером, я вижу его на веревке. Ты это знаешь? Вы это знаете? Она как отец, бессердечная, ни о ком, кроме себя, не думает! Где она?
У него срывался голос. Анна ответила:
– Она пошла гулять.
Я спустилась и стала за ними, с волос текла вода.
– Тут. Я тут, Этьен.
Они обернулись, и Анна вскрикнула, увидев, что я голая. Этьена это, кажется, не смутило. Мне вдруг стало его жалко. Внезапно я поняла его мучения, страх упасть, все маски, которые он надевал, чтобы призрак моего отца не захватил его.
– Я эгоистка? А как я могла помочь тебе? Вы скрыли от меня правду!
Пока Анна укрывала меня одеялом, Этьен порылся в карманах и швырнул мне в лицо бумажку.
– На. Сейчас поймешь, откуда твои театральные повадки. Ты только посмотри на себя – раздеваешься, чтобы привлечь внимание. Мне тебя попросту жаль. Да, конечно, ты не эгоистка, ты просто шлюха!
Он развернулся и так сильно хлопнул дверью, что Вьюга залаяла.
Мы с Анной замерли, разинув рты. Последнее слово он произнес на полном серьезе.
Я расправила пожелтевший листок.
Фабьена,
Как объяснить тебе?
У меня в голове черная дыра, она затягивает меня. Если с тобой такое случится, посади внутри цветы, пока дыра не разрослась. Затыкай луковицами малейшие ямки. Всегда наполняй голову цветами, Фабьена. Всегда.
Я думал, что я сильнее.
Я ждал слишком долго.
Прости.
Папа
Листок выскользнул у меня из рук вместе с краями одеяла, и я съежилась на полу.
Шок
– Давно она так?
– Два часа.
Я слышала, как Анна и Фридрих разговаривают между собой, но не могла издать ни звука. Я все еще сидела на полу. Волосы почти высохли, Анна снова укрыла меня одеялом. Я чувствовала себя будто в коконе, сжалась в комочек и тихо раскачивалась. Отчасти чтобы закружилась голова, но в основном чтобы утешиться. Вьюга тыкалась в меня носом – тоже просилась под одеяло.
– Я вызываю скорую.
Мне хотелось закричать, что не стоит, что я через несколько секунд встану, но говорить я не могла. И после двух часов, проведенных на полу в такой позе, я не чувствовала ног. Через несколько минут я услышала, как подъезжает скорая, и вспомнила, что, кроме одеяла, на мне ничего нет. Какая разница.
– Фабьена? Меня зовут Габриель. У вас что-то болит?
Я смогла показать на голову. Все затихли. Это была правда: голова болела. Внутри была буря, тревога, паника. Во мне был крик, и он никак не мог вырваться наружу.
– Мне кажется, у нее нервный шок, – предположила Анна.
– Что-то случилось?
– Приезжал друг в приступе ярости. А уходя, он швырнул в нее письмом, которое отец написал ей, перед тем как…
– Перед тем как?..
– Повеситься.
Я услышала, как Фридрих материт Этьена. Фельдшер пытался разобраться в ситуации.
– Погодите. Тут где-то мертвый человек? Где он?
– Нет, это было давно.
– Мы ее забираем, – сказал фельдшер.
Я не хотела, чтобы меня унесли на носилках. Я медленно встала, не разгибая спины, прижимая к себе одеяло, глядя в пол, чтобы не встретиться взглядом с Фредом и Анной. Габриэль открыл двери скорой, и я снова
