Сборник статей Иоанна Шаховского - Иоанн Шаховской

Миряние. Мне что-то все же странно, что вы говорите… Ведь монашество есть нечто «выделенное» из христианства.

Священноинок. Простите, не согласен. Не выделенное, но подчеркнутое. Монашество есть, собственно, «православное христианство». Почему мы именуемся «православными» христианами? Да потому же, почему монахи именуются монахами. Христианство расплылось по миру, явилась потребность, необходимость его выявить, как бы вновь проблаговествовать, уже не язычникам, но уснувшим христианам. Если бы все православили Бога, не надо бы нам называться православными; если бы все христиане благоговеинствовали пред Богом, не нужно было бы выходить из их среды и подчеркивать этот уход. Что такое, действительно, «православие»? Это – точное соответствие устроения жизни и веры новому Завету человека с Творцом – Евангельскому Откровению. Общение с Церковью святых, молитва за Церковь не очистившихся на земле людей – это все откровение, точно и явно соответствующее нашему общему родству душ человеческой семьи, нашей органической связанности единством творения. Эту связанность мы должны предельно ощутить и узнать. Она открыта нам в Евангелии и задана как урок временной жизни. Обеты монашества есть общий знаменатель всех христиан. Выделяя себя из «христианства», монахи связывают это «христианство» с Небесной Церковью.

Миряние. Действительно, можно понять монашество как ощущение этого единства Церкви… но все же немного смущает это подчеркивание «особого» пути, «иного» – «иноческого».

Священноинок. Вы сейчас высказали очень глубокую мысль, что монашество есть как бы «иной путь» и, вместе с тем, истинное ощущение единства Церкви. Вот это и есть широта узкого евангельского пути. Конечно, иночество есть ощущение единства во Христе, и, конечно, оно есть особый путь. Но особый, конечно, не от христианства, но от обмирщенного, обессолившегося, так называемого «христианства». С первых же веков земной истории Церкви истинные христиане, не мирящиеся с неправдой и лицемерием, стали уклоняться от средней церковной среды верующих: одни в настоящее иночество, другие в ложное иночество, в ложное ревнование о правде, в раскол, в сектантство. Так и продолжается доселе. Конечно, сейчас обстановка еще более усложнилась: в само иночество проник тот самый «мир сей», от которого оно бежало. Монашество в истории не избегло участи христианства. Оно по стопам «христианства» стало обладать миром и даже служить ему гораздо более утонченно, дружа с богатством мира, с его «сильными» и знатными, ходя в звездах и орденах, при пустоте молитвы и отсутствии любви и милосердия. Широкие рукава рясы сделались фарисейским воскрыльем. И чистые души стали с таким же омерзением отшатываться от такого монашества, как отшатываться от мира сего, стремясь к евангельской чистоте и простоте.

Миряние. Это очень справедливо, что вы говорите. Сам я, окаянный Миряние, но не мог без горечи и негодования смотреть на прейскурант (иначе не могу сказать) молитв одной современной нам иноческой обители, которая упростила обращение к жертвователям, дав денежную расценку разным срокам молитв, которые, конечно, в силу одного этого, не только ничего не стоили, но являлись мерзостью в очах Божьих. Простите, что я говорю так прямо.

Священноинок. Вы говорите соответственно Духу Евангелия, и потому эти слова ваши гораздо более иноческие, чем молитвы тех иноков. Надо всем ревновать о правде Христовой. не защищая ее в мире, мы не защитим ее в себе. Истинно, таксировать молитву – это хулить Духа Божия. А этот грех не прощается… И это параллельно упадку монашеской жизни начало восстанавливаться «белое монашество» (вот из таких порывов, каким вы в душе своей обличили монахов-сребролюбцев!) – белое, первовековое, мученическое в мире христианство, подлинное ученичество Христово. Перед всяким горящим сердцем, тоскующим по жизни небесной, теперь открываются три пути: путь черного иночества, облечения себя в одежду внешнего отделения от мира сего; путь белого иночества – облечения своего лишь сердца в одежду этого отделения, при формах жизни всех людей, и, наконец, третий путь – откол, отделение от единства церкви под тем или иным предлогом, – путь меньшей духовной любви к братьям, а значит, и к Богу. Это я говорю о «сектантах». И для чего отделяться? Хочешь гореть любовью к Богу, выбирай любой путь: белого или черного иночества… Сам Господь, Владыка наш, в Собственном Образе Своем Святейшем, оставил верным Своим эти пути. Он Сам совместил их в Себе, будучи Назореем-Странником в мире сем, принимавшим вино и евшим все, что едят все, – все дела рук своих. Апостолы уже были чистые белые иноки: и апостол Петр с женой, и апостол Павел – без жены.

Миряние. Я понимаю теперь вашу мысль! Она очень близка мне, и, в сущности, она проста. Только, думаю, согласиться с нею нам, светским христианам, будет очень трудно, ибо – надо же сказать то, что есть, – мы действительно привыкли смотреть на свое светское христианство, как на позволение жить по своим собственным заповедям, выбирая из Евангелия себе наиболее «общие» правила благоповедения; и если каждый из нас составил бы табличку, что он искренно считает для себя обязательным, то в этой табличке не было бы записано как раз то, что составляет существенную особенность истинной Христовой веры. И, конечно, там не была бы записана основа Евангелия: любовь к Богу от всего сердца, не была бы записана любовь к Богу от всего разума, от всей воли, от всего существа и пристрастия… И оказались бы эти таблички просто правилами честного языческого поведения… Удивительно, как Господь, провидя все, прямо указывает христианам: «Если вы будите любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ль делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?» (Матф. 5, 46-47).

Священноинок. Все это верно. В веках истории Церкви Христовой «черное иночество» было лишь внешним свидетельством любви к Богу, и только внешним свидетельством отрицания мира (не природы его, конечно, но греха, заразившего природу). Об этом ясно говорит Евангелие Пострига, в то время как апостол Пострига разъясняет дело этой любви и этого отрицания зла… Самое удивительное и умилительное то, что это внешнее свидетельство должно было изъявляться веками истории в далеких пустынях и «ущельях земли», куда уходили люди, которых «не был достоин весь мир» (Евр. 11, 38). Дано же Евангелие Христово людям, чтобы всех уверовавших сделать иноками – «иными», чем те, которые могут называться «своими» в этом мире.

Диалог второй

Миряние. Хочу с вами поделиться мыслями по поводу нашей вчерашней беседы. Я осознал вашу точку зрения.

Священноинок. Она – не моя. Она церковная… Я лишь выразил ее своими словами, своим языком.

Миряние. Как бы то ни было, но вопрос монашества теперь очень углубился для меня. Я не могу не чувствовать совпадения ваших слов со словами евангельскими о служении Богу в Духе и Истине. Действительно, все формы – лишь свидетельство духа. Отлетает дух – форма делается пустой оболочкой… Не знаете ли кого-нибудь из современных учителей Церкви, который бы на понятном для нас, мирян, языке и в наших понятиях говорил об этом же самом? Свв. Отцы первых веков немного… тяжелы для усвоения. Еще я их прочту, а вот моя жена и моя дочь их не прочтут… говорю откровенно вам.

Священноинок. Очень ценна ваша правдивость, но уверяю вас: в том, что вы сказали, нет никакой ереси. Учительство в Церкви никогда не прекратится, и во все века Церковь будет давать миру своих учителей, которые во все века будут иметь одного Духа Святого и говорить одну и ту же истину Слова Божьего, но в разных психологических формах, каждый раз в форме, наиболее понятной данной эпохе, данному обществу и народу. В церкви идет вечное, непрекращающееся благовествование Откровения, живое горение вечной Истины Евангелия. Золотые уста у Свв. Отцов, у Каппадокийцев, например, но, действительно, «тяжеловат» язык их для нашего времени; вы совершенно правильно это заметили. Литературные формы 4-го века мало способствуют усвоению святоотеческих мыслей в нашем веке. Нужны новые учителя Церкви. Они ничего не говорят нового, но обо всем они говорят по-новому. В наше время святоотеческая истина Православия удивительно ярко раскрылась в слове и творениях отца Иоанна Кронштадтского. Его дневник «Моя Жизнь во Христе» – «Белое Добротолюбие». Как 35 авторов «черного» пятитомного Добротолюбия составляют «иноческую библию», так тома Кронштадтского Дневника составляют подлинное руководство к жизни во Христе в миру. Всякий христианин, построивший свою жизнь сообразно Дневнику этому, достигает тех же результатов духа, каких достигает всякий монах, исполнивший учение Добротолюбия. И тот и другой окажутся точными исполнителями Заповедей Евангелия, и войдут в тот же «покой Господень» различными внешними путями своих жизней.