С ногами на подоконнике. Повести - Ольга Николаевна Калашян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но…
– Ля-ля-ля…
– Хорошо, хорошо. Твоя взяла. – Ты устало улыбнулся.
Мы зашли в бар, там было так шумно, что, казалось, надо было продираться сквозь звук, разгребая руками пьяные вскрики. Мы сели за столик, ты взял мне виски, а себе свежевыжатый сок. Ты всегда предпочитал здоровый образ жизни.
– Если ты думаешь отделаться сегодня одним виски – ты в глубокой жопе. – Я показала тебе язык.
– Отдыхай, как считаешь нужным.
– Вот и славно.
Мы сидели за качающимся тяжелым столиком, и я пыталась засунуть под одну из его ножек смятую салфетку, чтобы не так штормило.
– Что ты нашла в нем? Что ты нашла в своем парне?
Мне жутко не понравился твой вопрос, будто назойливая муха села на мой пудинг. Я не очень думала над ответом. Мне хотелось курить, есть и вообще уйти отсюда, а ты, как обычно, не соответствовал.
– Ну… – Я нервно почесала ногу. – Максим мужик (Максим? Его же звали Максим?..), сразу меня взял в оборот… У него квартира, машина, он оказался в тот момент, в который мне нужно было.
Ты округлил глаза, потом пощупал трубочку в стакане.
– Квартира? Машина?.. Ты серьезно?..
– Ну да.
Я допила виски и сделала знак официанту, чтобы он принес еще и выписал счет. Я совершенно так не думала, черт знает, что творилось в моей голове, что я так ответила. Я сказала полную ерунду, но она заставила тебя замолчать, и это меня вполне устраивало.
– Оу… Отличные штаны…
– Чего? – я рассеянно уставилась на мужика у бара.
– У тебя… У тебя отличные штаны, – уточнил ты.
– Спасибо, – я притворно-сладко улыбнулась.
Cтолько времени с тех пор утекло, а я только сейчас поняла, что ты спрашивал. И зачем. Кажется, я тебе нравилась тогда.
***
Это был один их тех серых питерских майских дней, когда нет зелени на деревьях, только слякоть кругом – большие грязные лужи.
Ты разбудил меня звонком, выслушал кучу ругани. Уж прости, по утрам я не ангел. И вытащил меня гулять.
– Это не очень хорошая идея – гулять по парку в такое время года.
– Гулять по парку всегда хорошая идея, – возразил ты.
– Ненавижу этот город весной. Да и зимой. Это сплошное затянувшееся дерьмо. Мне нужно солнце! Нужны эндорфины, в конце концов. Невозможно существовать только на том, что накопил за два паршивеньких дня лета.
– Все будет. Ну солнце будет точно, за эндорфины не могу отвечать, уж слишком ты сложная.
Ты шел – руки в карманы, отутюженные штаны, выбритое лицо, живые теплые глаза. В них я видела себя маленькой пацанкой, в кепке козырьком назад. Ведь мы такими познакомились. И такими до сих пор видели друг друга. Так?
Мы шатались, пока не начало темнеть. Ты затащил меня в какую-то булочную, накупил кучу пирожных, которые я все понадкусывала. Я смотрела на изуродованные сладкие половинки, а потом украдкой на твое отражение сбоку в зеркале. Ты не замечал. У тебя очень чувственные губы, ты это знаешь? Ровный плавный изгиб… И брови! Не дуга, а ровная прямая. Мы не говорили о Родионе, больнице, моей боли, будто и не было этого вовсе… Будто и не было.
Потом мы разъехались: ты в гостиницу, я домой.
***
Утро. Я начала вставать уже не от стука в дверь или будильника. Внутри меня появились собственные часы и режим! Я хотела получить свой круассан и кофе. Приходил ты. Я жевала свежеиспеченное великолепие, запивала горячим коричневым напитком – довольное лицо, картина «Девочка без персиков».
– У меня есть для тебя сюрприз. Только чтобы его получить, нам надо быть на Петроградке через полтора часа. Хорошо?
– Я не люблю сюрпризы…
Я недовольно запихала остатки круассана в рот и пошла одеваться.
Мы приехали в назначенное время. И обнаружилось еще одно условие – закрытые глаза. Я долго насмешливо фыркала, но ты все-таки завязал мне их и повел за руку… Пока мы шли, я отметила про себя приятные ощущения: темно, только твоя теплая рука и локоть, крепкая рука, ведет меня куда-то бережно.
– Еще долго?
– Потерпи, совсем немного.
Наконец ты снял с меня повязку:
– Ты говорила, что тебе не хватает солнца. Я привел тебя в солярий.
– Один из лучших в Питере, – заверила девушка-администратор.
Не знаю, что так рассмешило меня. Но мне захотелось хохотать.
– Это супер. Димка, спасибо огромное.
– На здоровье.
Ты довольно улыбался – я этого уже не видела, греясь в синих лампах, но точно знала. Чувствовала.
***
Я замечала часто, что ты смотришь на меня с какой-то беззащитностью, словно протягиваешь на ладони все свои мысли. Раньше я не утруждала себя заботами о том, как ты ко мне относишься. Ты был моим старым другом, близким человеком… И не более того. Я знала, как это, когда вспыхивает и жжет в груди, когда немеют веки, когда тонут друг в друге пальцы. С тобой этого не было, твое присутствие дарило мне лишь чувство покоя.
Сейчас же было иначе. Во мне проснулся странный интерес. Мне хотелось знать больше.
***
Тихий вечер, теплый вечер. Я лежала у тебя на коленях, пока ты ковырялся в новостях. Я перевернулась на живот, натянула повыше плед, уставилась на наше отражение в дверном зеркале и неожиданно для себя спросила:
– Ты меня любишь?
Почувствовала, как напряглись твои колени.
– Ты считаешь, что мужчина должен так в этом признаваться? Я представлял себе это по-другому… Не когда приперт к стенке вопросом.
Ты отложил ноутбук, снял очки. Внимательно и очень серьезно посмотрел на меня.
– Я люблю тебя всю жизнь.
– И как? Как можно любить человека, который всю жизнь не отвечает взаимностью?
– Как видишь, можно… Я знаю, что мы будем вместе. Когда-нибудь ты пошлешь все к черту, и мы будем вместе. Ты моя женщина, я это знаю.
Надо было срочно все переводить в шутку. Что я и сделала.
***
Настали выходные. Новой работы у меня все еще не было, а вот желание отмечать их почему-то было, как будто каждый мой день не был субботой.
Мы сидели у барной стойки, заказали выпить, музыка неприятно громко гремела, и я предложила пойти в другое место. Уже начала собираться, как почувствовала спиной что-то постороннее. Бывает такое ощущение, будто смотрит кто-то, причем чувствуешь это животом. Повернулась и почти уткнулась носом в грудь невысокого мужчины: руки в карманы, ноги широко разведены. В недоумении заскользила взглядом по лицу, но он не дал мне опомниться.
– Мила, – он
