Ржевский 4 - Семён Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ух ты. Я такого приёма не знал, надо взять на вооружение. И на поверхности вроде, а у нас не было.
— Я правильно понимаю? — здесь громко уточнить, чтобы вся площадь слышала.
Не сказать, что она прямо забита, но народ есть и достаточно плотными группами.
— Вы нашли мёртвое тело, — продолжаю. — И решили повесить его на меня? Без доказательств?
— Вы были последним, чей приход к нему зафиксирован официально, — снисходительно и свысока бросает граф через нижнюю губу.
А держится молодцом, несмотря на захват в исполнении Норимацу.
— Так может вы его в назидание другим сами добили, — парирую. — А на неугодного вам Ржевского пытаетесь свалить. Вопрос на засыпку: коллеги, Аппарат Наместника, городская администрация, начальство оставляют у него зафиксированные следы приёма?
В воздухе виснет напряжённая тишина.
— Это логичный ответ, — соглашается граф. — Но Ржевский, есть ещё один нюанс. Совпадение.
— Какое?
— С Растопчиным вы тоже ссорились накануне. Начали по магосети, есть свидетели, беседа зафиксирована. Будете смеяться, но и он убит — обнаружен застреленным после вашего ухода от него. Вы же в здании на Центральной у него были?
Тут момент действительно скользкий. Я прокручивал в голове авансом подобный разговор, посмотрим, как аргумент сработает.
— Я никого из них не убивал, слово Ржевского. Мордой в стол прорядил — было дело и было, за что. Но не убивал, — качаю головой, глядя в глаза аристократа.
Хотя, в принципе, я тоже аристократ. И рангом не ниже.
— Ах, если бы все было так просто, — ухмыляется Воронцов. — Дал честное слово — и тема закрыта. Знаете, Ржевский, если б такой механизм работал, в стране и суды не нужны!
— А я очень хорошо знаю, что делать и с вашим нечестным судом, — безмятежно парирую.
— Иногда прав тот, у кого больше силы, — снисходительно бросает граф. — Понимаете намёки?
— Ага. — Достаю из кармана Шу свой связной амулет (на мне только трусы, некуда положить) и перехожу на речь Залива. — Не в службу, а в дружбу. Мадина можешь сделать одолжение?
— Да, если не касается твоего детородного органа.
Тьху ты. Сговорились они, что ли. Что за навязчивые идеи что у Норимацу, что у Наджиб?
А кстати, интересно. То, что Шу обещала сиськи показать — это тонкий намёк на возможность варианта? Или её обычная прямолинейность, у которой двойного дна отродясь не бывало?
Чёрт, и ведь не спросишь в лоб.
— Что сделать надо? — спрашивает менталистка.
— Порталом из моего дома, знаешь, какого, мне нужен хлыст.
— Тот, который у тебя на гербе? На котором шляпа висит?
— Да. Только шляпа в банковской ячейке, а вместо хлыста там муляж. Оригинал дома, в подвале. Вот он мне сейчас очень нужен, маяк с браслета дам.
— Приняла. Сейчас буду.
* * *
Мадина Наджиб, дублёр-двойник Её Величества Далии аль-Футаим.
Было чертовски интересно, как кое-кто собирался использовать фамильный хлыст.
В принципе, она предполагала, но с парадоксальной изобретательностью блондина никогда нельзя быть уверенной: говоря цинично, провернуть ствол в жопе Растопчина он пообещал при ней. Без колебаний, непринуждённо.
У хлыста же оголовье так и вовсе… стоп, подальше от таких размышлений, скомандовала сама себе менталистка. А то он даже материться пытается перестать, а ты словно решила в него превратиться. Предыдущего.
Дмитрий подхватил её, когда она споткнулась на выходе из портала: по земле катались и стонали более десятка подстреленных сотрудников Аппарата Наместника, один из них неудачно прикатился ей под каблук.
— Я не специально! — попечитель молниеносно сообразил, что обеими руками держит её за сиськи.
Даже дисциплинированно отдернул руки, поставив её на ноги.
— Без проблем, лица всё равно никто не видит, — она была одета по канону. — Я оценила, — скупо улыбнулась она, целуя воздух под вуалью.
Никому незаметно, Ржевский точно рассмотрит. Женские организмы он каким-то образом обозревает даже под одеждой, занятно.
— Не отвлекайся, — напомнила Мадина, протягивая фамильный артефакт, обернутый в бумагу. — А то у тебя даже лицо изменилось, как за грудь взялся. Сейчас забудешь, что делать хотел.
— А? Да, спасибо. — Блондин вынырнул из размышлений и развернул хлыст.
Примерился, рассёк воздух.
— Шу, можешь подержать его спиной вверх?
— Усс. — Японка подсекла графа Воронцова, как опытный табунщик лёгким жестом стреноживает очередного коня.
Руководитель местного аппарата внутренней разведки завозмущался и задергался, прижатый щекой к асфальту.
Ему на шею давило колено Норимацу, сама она как-то хитро загнула его кисть и пальцы — крепкий здоровый мужчина даже пошевелиться не мог в хрупких девичьих руках.
— Спасибо, — поблагодарил попечитель на нихонго, затем перешёл на русский. — Граф, возвращаясь к нашему разговору о силе.
— Что вы задумали⁈ — чиновник побледнел и занервничал.
— Дим, он тебя арестовывать по беспределу пришёл, — разумеется, менталистка первым делом выпотрошила все три верхних слоя сознания Воронцова.
Говорила она речью Залива, чтоб никто не понял. Реакция зевак её удивила: никто даже не дёрнулся защитить государева человека (раненые подручные не в счёт).
По правде сказать, Мадина вышла из портала и заопасалась: Ржевский — маргинал ещё тот. Противостоят ему «правоохранители-соотечественники» (по крайней мере, формально), а в союзниках — иностранцы, ещё и женщины.
А что если простые люди займут сторону Воронцова?
На удивление, народ предвкушал и излучал исключительно позитив: все без исключения мозги, до которых она наскоро дотянулась, поддерживали мысленно потомка гусара, против его спутниц-иностранок тоже ничего не имели.
Занятные развороты у местного менталитета, озадачилась Наджиб. Есть над чем подумать в будущем.
Были бы с узкоглазой мужиками — поймали бы негатив, этот момент менталистка видела чётко. А вот девицами (стройные и аппетитные формы которых угадывались даже через её одежду) народ только восхищался.
Параллельно не испытывая ничего положительного в адрес Воронцова сотоварищи.
Может, так и выглядит недовольство властью⁈ Мадина решительно скользнула в ускоренный режим и принялась снимать и сохранять на браслет все ментальные слепки, которые только могла.
Лишней информации не бывает. Разобрать и добросовестно проанализировать дома.
— ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ⁈ — Воронцов тем временем окончательно наплевал на свой апломб и бессильно задёргался в руках хрупкой на вид японки.
Ж-ЖАХ! Орудие усмирения лошадей вошло в плотный тактильный контакт с попой аристократа.
— Провожу воспитательную работу, граф, — вздохнул Ржевский.
Ж-ЖАХ!
— Ай! Немедленно прекратите!
— Не могу. Если прекращу до того, как разъясню вам всю пагубность вашей позиции, вы останетесь без урока.
Ж-ЖАХ!
— Ой!.. Ай!.. Не надо!..
— Надо, Серёжа, надо.
Хлыст поднимался в воздух и опускался, поднимался и опускался.
Закончив с ментальными слепками революционно настроенной толпы, Мадина на рефлексе целителя бросила скан на Воронцова:
— Дим, он в шоке.
— БОЛЕВОМ⁈ — артефакт поручика застыл в верхней точке и пропустил удар.
— Нет, в психологическом. Он чувствует себя беззащитным и не понимает, как подобное могло произойти С НИМ.
— Можешь повторить эту фразу по-русски⁈ — заинтересовано уцепился Ржевский. — Чтоб поняли окружающие⁈
— Без проблем. — Мадина повторила.
— Посеешь ветер — пожнёшь бурю, — веско прокомментировал блондин басом на всю площадь. — Воронцов, не сочти за недостойное личное сведение счётов. Люди на площади свидетели: я не тебя сёк только что.
— А кого? — простодушная Норимацу очень убедительно сыграла дурочку.
Или не сыграла.
— Я только что призывал часть городских властей к конструктивному диалогу, — блондин веско поднял вверх указательный палец, затем обратился к азиатке. — Всё, можешь отпускать.
Японка плавно перетекла на два шага назад.
— Воронцов, единственная мораль из случившегося, — Ржевский обратился к севшему на асфальте оппоненту. — И послание всем вам, в твоём лице… Давайте оставаться в рамках действующего законодательства и существующего общественного договора!
Народ молча захлопал.
— В следующий раз простреленными коленями и выпоротой жопой может не ограничиться, — завершил краткую нотацию попечитель. — Можешь считать моим обещанием. — Затем он попросил её языком Залива. — Пожалуйста, портал.
— И чё, вот так уйдём⁈ — Мадина пошла на поводу у собственного заигравшего пониже спины детства, надула и громко лопнула пузырь жвачки.
— Я сейчас не в том виде, чтобы задерживаться, — на редкость здраво рассудил опекун. — Сменную одежду взять негде, а в трусах и с неприкрытыми пистолетами я себя чувствую несколько дискомфортно.
Дикой кобылой заржала Норимацу, которой пассаж почему-то показался весьма смешным.
