Акамие. В сердце роза - Алекс Гарридо

— Но это вздор! — возмутился Эртхиа. — Я только сейчас вошел в долину, а гонца встретил раньше, еще в Аттане. В чем моя вина?

— Судьбе безразлично, за какой конец потянуть. Нить-то одна. «Раньше» и «позже» ничего не говорят о причине и следствии. То, что произошло позже, может оказаться причиной для предшествовавшего. Ты осужден не за то, что сделал это. Ты был осужден за то, что сделаешь это. Довольно тебе знать, что все случилось из-за тебя. Спорь с этим, если хочешь, но ты ничего не можешь изменить.

— Кто ты? — требовательно спросил Эртхиа.

— Я — Сирин.

Эртхиа отшатнулся.

— Ты не можешь быть им, потому что он — добр. А ты…

— Никогда Сирин не был добр, как не бывает добра Судьба. Если ты принимаешь ее и подчиняешься ей — нет нужды тебя понукать, отнимать украденное и вырывать из рук добытое обманом. Если твоя жизнь нужна Судьбе — Сирин отнимет тебя у самой смерти. Что такое доброта? Я не знаю ее. Я — раб Судьбы, любимый ее раб. Я делаю то, что она велит. Я здесь, чтобы сказать тебе об этом. А ты зачем пришел?

— Но брату моему, но мне самому ты говорил другое! Ты говорил: дерзай, иди вперед, не бойся — и победишь!

— Кого? — холодно удивился встретивший его на пороге Храма. — Судьбу? Разве и в твоей победе — не Судьба? Ты побеждаешь, но это победа Судьбы. Все твое — Ее. Нет ничего твоего. Царствуй, если Судьба дала тебе царство. И помни: потому и позволено было тебе жениться на Ханнар, а Ханису взять Атхафанаму, что Судьбе угодно прервать род Солнечных богов. Их больше не будет. Уже пора.

Эртхиа покачался с носка на пятку, поправил отягченный оружием пояс.

— Ну так. Мы что-то задержались на пороге. Я пришел в долину — я войду в Храм. Слышал я, что там можно встретиться лицом к лицу со своей судьбой. Очень я этого хочу…

Встретивший его на пороге печально покачал головой.

— Это тебя не обрадует.

— Я войду.

— Ты об этом пожалеешь.

— Нет! — крикнул Эртхиа и кинулся внутрь, оттолкнув пытавшегося заступить ему дорогу.

Внутри было темно, но все видно. Коридор полого катился вниз, ноги на каждом шагу погружались в синеватый туман. Под ним было твердо, и звоном отдавались шаги. Туман пеленой облепил и стены, из него настороженно глядели каменные лица с самоцветами в глазницах. Самоцветы слабо светились. Пелена колебалась, потревоженная быстрым движением, и казалось, что лица вздрагивают от каждого шага.

Впереди замаячил свет. Эртхиа ускорил шаги, нащупал рукоять меча. Свет двигался, кто-то шел ему навстречу. Кто-то в белом, отливающем радугой, рассыпающем по стенам легкие блики. Туман вскипал у его ног, расходясь кругами. И лицо было то же.

— Я ждал тебя. Не думал, что ты будешь медлить столько времени. Вот и ты. Ты пришел. Я знал.

— Сирин!

— Это я.

— А тот?

Сирин сделал неопределенное движение пальцами.

— Я знаю, зачем ты пришел. И все возможно. Но будет трудно достичь желаемого. Ты оставил Аттан в тяжелое, страшное время. И когда вернешься, многих не застанешь. И тех, кто дорог тебе.

— Я вернусь немедленно, сейчас! И умру с ними.

— Может быть, тебе повезет, и ты даже умрешь первым. И женщины твои оплачут тебя, а потом у них на руках будут умирать твои дети… А ты оставишь их одних. Этого ли ты хочешь, Эртхиа?

— Но как же иначе? Раз я не могу спасти их.

— Здесь — не можешь. Но мир больше, чем Аттан и Хайр, больше, чем земли вокруг долины Аиберджит. Как мост держится на многих опорах, так и мир… Тебе нет дороги в Аттан, тут уж мы с тобой ничего не сделаем. Ты нарушил равновесие, явившись сюда незваным…

— Но ты же сказал, что ждал меня!

— Незваного. Я не сомневался в тебе.

— И за это — кара?

— Так уж все устроено. Ты должен был придти. И должен был придти самовольно. Потому что ты — это ты, а судьба человека соответствует его свойствам. Но то, что сделано против воли Судьбы, хотя бы и с ее попущения…

— Если Судьба — это все, что бы со мной ни случилось, как я могу сделать что-то против ее воли?

— Ее воля в том, чтобы уступить тебе и покарать твое своеволие. Часто только своеволием и карой за него движется жизнь.

— Ты — кто?

— Я Сирин. Разве я назывался когда-нибудь вестником радости? Я только объясняю, что нужно делать, а выбор — за тобой. Спроси своего брата. Он кое-что знает об этом.

— Я спрошу его. Но ты — объясни мне, что я должен, что я могу сделать, если известно уже, что мои любимые умрут, и дети мои умрут, и царство мое поразит мор, и где я должен быть в это время, и куда мне идти?

— Я объясню, но ты помни: на эту дорогу ты вышел сам, никто не гнал и не манил тебя. А вышел, так иди. Помнишь свой сон об огне и тени?

— Ты знаешь?

— Я сам сочинил его. Он сбудется, не знаю — как. Но это — помощь тебе в дорогу. Судьба не оставит тебя. Иди и помни: пока ты в пути, ничего не совершится окончательно. Где-то очень далеко, отсюда даже я не увижу, стоит другая опора моста.

— Хотя бы скажи, в какую сторону мне идти?

Сирин покачал головой.

— Это мне неведомо. Даже здесь, сейчас, я не могу направить тебя. Это — Храм тысячи врат. Два человека не вошли и не вышли отсюда одной и той же дорогой.

— Благослови меня… — Эртхиа в изнеможении опустился на колени. — Я…

— Да, ты уезжал из дома ненадолго, и не простился со своими так, как надо прощаться навек. Ну, считай это хорошей приметой.

Сирин положил ладони ему на голову.

— Теперь иди.

— Ты совсем другой в этот раз, — прошептал Эртхиа.

— Я совсем другой, — согласился Сирин, убирая руки. — Иди.

Эртхиа поднялся.

— Это важно, каким путем я выйду из Храма?

— Важно.

— Но здесь только один коридор.

Сирин всплеснул рукавами. Туман, взвихрившись, клубами пополз вниз, открывая стены, и Эртхиа увидел между каменных лиц черные провалы.

— Храм ведь не всегда такой, — догадался он.

Сирин кивнул.

— Ну, я пойду, — приказал себе Эртхиа и скользнул в ближайшую к нему щель в стене. Не успел он сделать и нескольких шагов, как стены прянули в стороны, и перед Эртхиа открылся залитый золотым светом многооконный зал. Окна, широкие, от пола до потолка, исходили светом, как будто прямо за ними, за каждым, стояло отдельное солнце.

Эртхиа зажмурился, а когда открыл глаза, увидел радужные сполохи, окружавшие высокую фигуру у дальнего окна. Человек обернулся.

— Сирин?! — вскрикнул Эртхиа.

— Сирин — это я.

И двинулся навстречу, прямой, высокий, непреклонный.

— Не слушай его. Утешитель… Что он наговорил тебе? Что все будет хорошо? Знаю, он всегда говорит одно и то же. То, что ты хочешь услышать.