Лабиринты надежд - Мила Бояджиева

- Скучный заезд был. Директор в Москву уехал... Ну, естественно, упились и разгулялись.

- Теперь грандиозные планы. Юрий Кузьмич сказал, что прямо над баром помост сделают. Мы на нем будем петь, после того, как вы из волн появитесь.

- Хочет шеф выпендриться. Гости, вроде, важные ожидаются. А у нас катер барахлит, лыжа у меня клееная-переклееная...

- Да вы и на пятке по воде проедете! - Засмеялась Анжела. - Наши отдыхающие все меня про вас расспрашивают, очень интересуются. Говорят, "ходячий Голливуд". А я прямо их кипятком ошпариваю: "Двое детей и жену обожает".

- Молоток, лапуся! - Он чуть прижал кончик носа Анжелы. - Что не гудишь-то? Раньше гудела.

- Би-и-п! - Пискнула Анжела. Сергачев вздохнул. - Идет время, девочка, ох, как идет...

До праздника Нептуна оставалось всего три дня.

*Глава 4

И вот долгожданный день наступил. С утра боялись за погоду - небо хмурилось, над холмами собралась армия тяжеловатых туч, грозя захватить беззаботно-голубой небосвод над морем. Местные жители знали - такие набеги облаков со стороны континента зачастую оказывались безрезультатными. Вот если облака наползут с моря и закачаются отголоском далекого шторма пологие редкие волны, жди настоящей непогоды с дождем и ветром.

- Черт! - Сидя на катере, Антон Сергачев прилаживал облачение царя морской стихии - латунную корону с резинкой под подбородком и непромокаемую мантию из золотого шуршащего пластика. Катер подбрасывало. Если волны зачастят, завернутся барашки в порывах резкого ветра, с шиком выкатить на гальку будет непросто. - Сделаешь пробный заход, Паш, - крикнул Сергачев сидевшему за рулем парню и сжал в левой руке трезубец. - Хорошо, хоть эту хреновину выкрасили, а то с плавок вся "чешуя" так и сыпется.

- Да нашим девочкам все равно, что у тебя на плавках. Их больше интересует, что под ними. Ты бы уж голышом к ним выкатил. Глянь, на берегу как на Красной площади во время парада. И "мавзолей" едва не ломится. Павел пронесся вдоль "спутниковского" пляжа.

Сергачев не слышал, он стоял на сидении, гордо потрясая трезубцем. Потом уселся и, чертыхаясь, достал починенную кое-как монолыжу.

На пляже гремел оркестр. Из динамиков лился бодрый марш Дунаевского, под который идут по Москве праздничные колонны в кинофильме "Весна". На помосте, возвышающемся за крышей бара, в полной готовности стоял ансамбль "Радуга" - все в парчовых серебряных костюмах. Расположенная чуть ниже трибуна для гостей, образованная рядом сплошь сдвинутых кресел и чайных столиков - тоже не пустовала. Здесь уже сидели человек восемь солидных товарищей, одетых по-летнему, но без излишней распущенности: мужчины в сорочках с коротким рукавом и галстуках, две полные дамы из горкома и исполкома - в кримпленовых платьях строгой расцветки.

Все остальные, толпящиеся, вопящие, жующие, орущие, валяющиеся на лежаках - тихий ужас. Полуголые, обвешанные кое-как пальмовыми листьями, простынями, полотенцами и, наверняка, что-то уже принявшие на грудь, полные серьезных намерений превратить культурное мероприятие в разнузданную гулянку. Начальственные взгляды стыдливо избегали толпу. Распоясались бы так свои, отечественные недоумки, на них управу бы быстро нашли. А здесь дело тонкое: изображая либерализм и терпимость к молодежным настроениям, суметь удержать их в рамках благопристойности.

Команде "чертей" и "русалок" из состава собственных служащих пищеблока и спорткомплекса предстояло справиться с серьезной задачей. Они, конечно, станут бузить, создавая видимость бешеного карнавала, но сумеют приглушить нежелательные эксцессы. На пляже уже приготовлены две огромные бочки с грязью (глину комсомольские вожаки размешивали с водой всю ночь) и ящики "игристого". Имеются и две колоды пластиковых бутафорных карт - ими "черти" и "пираты" будут играть на животах плененных дам.

Юрий Кузьмич Овсеенко объяснил традиции праздника прибывшему с Паламарчуком иностранцу. Американский коммунист оказался белым, достаточно зрелым крепышом, проявившим интерес к происходящему. Он даже кое-что кумекал по-русски, восполняя недостаток понимания жестами и эмоциональными выкриками "Вери вел! Хрошье!"

- Господин Гудвин, позвольте познакомить вас с гостьей из солнечной Болгарии. Королева красоты этого года. - Сообразительный Овсеенко счел такое знакомство взаимовыгодным. Пусть американцы знают, что и в соцлагере проводятся конкурсы на лучшую девушку. А уж сама девушка даст ихним десять очков форы.

Снежина, конечно, имела эффектные тряпочки на случай бального торжества. Может, её костюм что-то и означал, но ясно одно - королева и есть королева. Золотое узкое платье до полу из обтягивающего трикотажа. Сверкающая корона на высоко поднятых смоляных кудрях и килограмм бижутерии - даже на щиколотках. Рядом, с маленькой камерой на боку, маячил фотограф. Гудвин мастерски поцеловал руку девушки и усадил её рядом. Беседа перешла на оживленный английский.

Овсеенко в облегчением вздохнул. Теперь он мог сосредоточиться на Паламарчуке, с которым давно мечтал перевести отношения на дружескую ногу. Случай улыбался - празднество и ужин в тесном кругу способствовали сближению. Но Роберт Степанович выглядел несколько рассеянным, осматривая пляжи и пеструю толпу молодежи.

- Хорошо подготовились, - одобрил он подсевшего рядом директора. - Но почему не играет "Радуга"? Солистка заболела?

- Да тут Градова, тут! Хорошие ребята, ваши выдвиженцы. На высоком уровне культмероприятия держат. А солистка должна появится в самый торжественный момент. Эта девушка, как вы знаете, - наш местный цветок. Думаю, если конкурсы вроде болгар затеем, может претендовать на титул.

- Пока распоряжений нет. Возможно, будут проводится соревнования под лозунгом "Мисс Море", из контингента отдыхающих. У вас ведь отдыхает Лара Решетова?

- Отличная девушка! Потрясающая идея! - Директор напрягся.

Из динамиков грянул марш из кинофильма "Цирк", катер, сделав разворот, рванул к берегу, за ним, перескакивая с волны на волну несся сам Нептун! Развевалась на ветру мантия, сверкали в лучах проглянувшего сквозь тучи солнца корона и победно вздетый трезубец. Сергачев ухитрился держаться за трос одной правой рукой, а стоял не хуже, чем отлитая из бронзы статуя на мраморном постаменте. Не дрогнув, перескочил прибрежные барашки и выехал в сопровождении восторженного визга толпы на облизанную волной гальку. По обе стороны Владыки морей выросла свита, оттесняя толпу и обеспечивая проход Нептуна к центральной трибуне. Здесь, у микрофона, в наступившей тишине Нептун громким голосом оповестил начало своего праздника и призвал подданных к подчинению. Русалки и черти отвечали стихотворными репризами, все выглядело весьма эффектно. Затем Нептун пожелал выбрать Королеву, для чего оглядел толпу и объявил конкурс. Владыке морей поднесли трон. Ансамбль "Радуга" врезал по инструментам. Загремела популярная "западническая" песенка из кинофильма "Человек-амфибия".

- "Эй, моряк, ты слишком много плавал..." - вопила с подвыванием прильнувшая к микрофону Анжела. Она постаралась выглядеть ярко, вырядившись то ли в портовую шлюху, то ли в звезду капиталистического шоу-бизнеса. Бюстгальтер, усыпанный блестками, обтянутые в бедрах и сильно расклешенные книзу брюки из красно-серебряной тафты. Рыжий хвост подвязан развевающимся на ветру, как языки пламени, нейлоновым шарфом - тоже вызывающе блестящим и ярким.

Юрий Кузьмич уже собрался отпустить по поводу солистки критическое замечание, но заметил взгляд Паламарчука, загоревшийся горячим интересом.

После бурных оваций, завершивших выступление Градовой, "русалки" вывели на сцену Снежину. Отпираясь и хохоча, та все же взяла микрофон и пошептавшись с музыкантами, спела куплет популярной песенки из репертуара Лилли Ивановой. Чтобы не испытывать терпение рвущихся к действию зрителей, Нептун торжественно взял Снежину за руку и объявил Королевой праздника. Здесь наступила очередь "чертей", должных окунать в бочки с грязью всех "неверных" - боящихся морской стихии. Девушки с визгом разбегались, парни же, наоборот, желали быть вымазанными, чтобы потом гоняться за другими, заключая их в глинистые объятия.

Пламен снимал бурный разгул. Лара держалась рядом, делая вид, что помогает фотографу. Ей вовсе не хотелось оказаться вымазанной - на туалет ушло два часа. Коротенькое платье из крупного белого гипюра на атласном чехле шилось для выпускного вечера. При участии Снежины Лара перерезала его пополам маникюрными ножницами и оторвала подкладку. Гипюровый лиф, голый живот и кусок кружев на бедрах выглядели, конечно, очень вульгарно, но и соблазнительно. "Мама не одобрила бы", - решила девушка, оглядев законченный туалет "рабыни", дополненный белой "паранджой" из чьей-то фаты, найденной в клубном реквизите, и сандалиями с перекрещивающимися ремешками до самых колен из чемодана Снежины. А уж косметики, цветов, жемчуга! Хватило бы на десятерых.