Ракушка на шляпе, или Путешествие по святым местам Атлантиды - Кружков Григорий Михайлович

Королевский сын — это побочный сын короля, носивший имя Генри Фицроя, графа Ричмонда. Они были ровесники, и графа Сарри неспроста выбрали товарищем его отроческих лет — сын герцога Норфолка, он и сам был королевской крови, причем и по мужской, и по женской линии.

В 1536 году, вскоре после казни Анны Болейн, граф Ричмонд неожиданно умер при подозрительных обстоятельствах — видно, само существование бастарда Генриха VIII, которого король мог в любой момент сделать своим законным наследником, не устраивало какую-то из борющихся за власть придворных партий. «Воспоминания в Виндзорском замке», посвященные памяти друга, замечательны и описаниями их юношеских «забав», и общим элегическим настроением:

Дубрава, отряхнувшая с плеча Осенний плащ, где, скакуна пришпоря, Чрез пни и рвы мы гнали рогача, Дав захлебнуться лаем гончей своре; Опочивальни нашей строгий вид, Простые и неубранные стены, Как нам спалось вдали от всех обид И горестей, как были сны блаженны! Как безоглядно доверяли мы, Как в дружбу верили, как ждали славы; Как избывали скучный плен зимы, Придумывая шутки и забавы! Припомню — и отхлынет кровь от щек, От вздохов разорваться грудь готова; И, не умея слез унять поток, Я сетую и вопрошаю снова: «Обитель счастья! Край, что столько мук Принес мне непостижной переменой! Ответствуй: где мой благородный друг, Для всех — любимый, для меня — бесценный?» ………………………………………………

Граф Сарри, один из талантливейших поэтов английского Возрождения, прожил всего тридцать лет. Последние годы он воевал во Франции, где показал себя храбрым солдатом и талантливым полководцем. Был тяжело ранен при Монтрё, руководил защитой Булони, участвовал в дерзких вылазках, а погиб в результате дворцовых интриг. Генрих VIII в последние годы жизни сделался еще более жестоким и подозрительным. Этим воспользовались борющиеся придворные партии. Против герцога Норфолка и его сына был затеян суд по обвинению в государственной измене, и оба были приговорены к казни. Отцу как-то удалось ее отсрочить и тем самым уцелеть, а сына казнили. Девятнадцатого января 1547 года — всего за несколько дней до смерти короля.

Ракушка восьмая Лондон, Тауэр

(Уолтер Рэли)

Тауэр я посетил во время первого своего приезда в Лондон — как же туристу без Тауэра? О тамошних воронах и гвардейцах в мохнатых шапках я читал еще в детстве, они меня не слишком интересовали. Так же, по обязанности, я посетил выставку драгоценностей Короны в Белой Башне. Самым сильным моим впечатлением стал домик Уолтера Рэли — почти сразу, как входишь в крепость, по правую сторону. «Домик Рэли» — так я сам его назвал, и так запомнилось, а на самом деле, этот «домик» называется Кровавая Башня: по легенде, в ней умертвили двух малолетних принцев, законных наследников английского престола.

Сэр Уолтер Рэли — фигура легендарная. Родом из небогатых девонширских дворян, он бросил университет на первом году, пять лет добровольцем воевал во Франции на стороне гугенотов, а вернувшись, сделал головокружительную карьеру: стал фаворитом королевы Елизаветы I, капитаном дворцовой гвардии, одним из самых могущественных людей в государстве. Опытный моряк и славный воин, заклятый враг Испании, сыгравший важную роль в разгроме Великой Армады и в английской колонизации Америки, автор увлекательного «Плавания в Гвиану», он был также философом и историком, физиком, химиком, ботаником и изобретателем. И еще блестящим поэтом, тяготевшим — как и Томас Уайет за полвека до него — к прямому и неукрашенному стилю (plain style).

Что наша жизнь? Мистерия страстей, Любой из нас — природный лицедей. У матери в утробе мы украдкой Рядимся в плоть для этой пьесы краткой. А небеса придирчиво следят: Где ложный жест, где слово невпопад, Пока могила ждет развязки в драме, Чтоб опустить свой занавес над нами. Все в нас — актерство, до последних поз! И только умираем мы всерьез.

Первый раз он попал в Тауэр еще в 1592 году, тайком женившись на одной из королевских фрейлин, Элизабет Трокмортон (в тот момент уже ждущей от него ребенка), что было вопиющим нарушением придворных правил и притом личной обидой стареющей и ревнивой монархине. В тюрьме он написал поэму «Океан к Цинтии», которую вряд ли можно назвать покаянной. То есть начинает он с раскаяния и сожаления, но, одушевляясь все больше и больше, как актер на сцене, пишет потрясающие стихи о погибшей любви, в которых его отношения с королевой преображаются почти неузнаваемо…

Стенания бессильны пред Судьбой; Не сыщешь солнца ночью в тучах черных. Там, впереди, где в скалы бьет прибой, Где кедры встали на вершинах горных, Не различить желанных маяков, Лишь буйство волн и тьма до горизонта; Лампада Геро скрылась с берегов Враждебного Леандру Геллеспонта. Ты видишь — больше уповать нельзя, Отчаянье тебя толкает в спину. Расслабь же руки и закрой глаза — Глаза, что увлекли тебя в пучину. Твой путеводный свет давно погас, Любви ушедшей жалобы не внятны; Так встреть же смело свой последний час, Ты выбрал путь — и поздно на попятный!..

Евгений Витковский, намереваясь вставить мой перевод в двуязычную антологию английской поэзии, внимательно сверил его с оригиналом и поразился. «Да это же коллаж!» — воскликнул он. Да, это действительно был коллаж, но смею думать, искусный коллаж. Я выпустил много строф, сократив поэму в два с половиной раза, стремясь к большей сжатости и выразительности. В итоге 250 строк оригинала ужались у меня до ста. Не так ли делал и Пушкин, ужимая в переводе всё, что казалось ему длинным и водянистым?

Конечно, я помнил и слова Эдгара По, что ни слишком краткое, ни слишком длинное стихотворение не сможет максимально взволновать душу читателя: слишком краткое не успеет, а длинное утомит, ибо «сильные волнения, по необходимости физического порядка», не могут длиться долго. Оттого-то его знаменитый «Ворон» состоит ровно из 108 строк — примерно так и было заранее задумано.

Впрочем, о великих образцах я вспомнил уже a posteriori, а сначала сработала интуиция — и лень. Всем известно, что лень — мать изобретения; но не его одного. Она также мать качества, потому что излишнее трудолюбие вредит обдуманности, той созерцательной стадии сочинения, когда целое выстраивается в голове и перестраивается, стремясь к наибольшей симметрии и гармонии.