Божья коровка. Книга 2 - Дроздов Анатолий

Кабинет, как и прочие в этом коридоре, представлял собой комнату со скудной мебелью – грубым столом и прикрученными намертво к полу табуретами. Все покрыто толстым слоем краски, как и стены – голые, без плакатов и портретов. Даже столь любимого милицией изображения Дзержинского не наблюдалось. Вид из единственного зарешеченного окна открывается во двор СИЗО.

Ждать пришлось недолго. Скоро дверь открылась, и в кабинет вступил подследственный. Только здесь он опустил руки, до этого сведенные за спиной.

– Присаживайтесь, гражданин Коровка, – сказал Мурин, указав на табурет напротив их стола, и добавил, когда тот подчинился: – Приступим…

Часом позже с той же папочкой в руках он вышел из СИЗО довольный. Процедура предъявления «двухсотки»[14] прошла без затруднений. Для начала Мурин представил Коровке адвоката и испросил его согласия на назначение Когана защитником. Тот не возражал. После чего папка с уголовным делом перешла в руки адвоката. Тот стал ее листать, периодически спрашивая подзащитного об обстоятельствах случившегося. Тот все отрицал, утверждая: «Меня подставили». Коган что-то помечал в принесенной с собой тетради. Мурин, не теряя времени, вел необходимый протокол. Когда беседа завершилась, Коган его молча подписал и посоветовал сделать то же и Коровке. Тот слегка поупирался, но защитника послушал. После чего Коган попросил следователя оставить их наедине. Лейтенант не возражал. Вложив подписанный сторонами прокол в папку с делом, забрал его и удалился. И вот сейчас, шагая к остановке, думал, что расхваленный Коган не такой уж и страшный. Ходатайств он не заявлял. С подследственным повел себя как обыкновенный адвокат, назначенный по делу в приказном порядке. Затруднений с ним, скорей всего, не будет – особенно, если предпринять намеченные меры. Суд вынесет Коровке приговор, а Мурин после будет всем рассказывать, как расследованное им дело не смог порушить даже сам великий и ужасный Коган…

– Коровка – на выход! Без вещей, – велел заглянувший в камеру надзиратель.

Борис встал с нар и направился к двери. Надзиратель отвел его в кабинет, где за столом сидели знакомый ему следователь Мурин и немолодой человек в костюме. На пиджаке его виднелись орден и медаль.

– Здравствуйте, Борис Михайлович, – сказал он, когда его представил Мурин. – Меня назначили вас защищать в суде. Вы согласны?

– Да, – вежливо кивнул Борис, с трудом заставив себя подавить прихлынувшую к горлу радость. Не нужно, чтоб следак ее заметил.

Дальнейшее его немного охладило. Коган задавал ему вопросы спокойно, без эмоций, а, расспросив, без возражений поставил подпись под проколом, подсунутым ему следователем. Когда тот предложил Борису сделать то же, он уперся, но Коган рекомендовал не возражать. С неохотой Борис все же расписался в протоколе. Когда следак ушел, Коган улыбнулся:

– Теперь поговорим, как развалить состряпанную милицией фальшивку. Семейство Щербаченей просило передать вам привет и их уверенность, что скоро встретитесь.

– Спасибо, Матвей Моисеевич! – обрадовался Борис, догадавшись, что адвокат в присутствии Мурина разыгрывал неведомую ему роль. – Благодарю, что согласились стать моим защитником.

– Не стоит благодарности, – улыбнулся Коган. – Давайте для начала подпишем договор об адвокатской помощи. Таков порядок.

Он достал из портфеля и положил на стол несколько листков и авторучку. Не шариковую – перьевую, с золотым пером.

Борис присел и подписал, почти не глядя. Глаз зацепился лишь за сумму в договоре. Копейки…

– Я заплачу вам больше, – сказал, вернув листки и ручку. – Сколько скажете.

– Не нужно, – отказался Коган. – У меня к вам будет просьба. У Щербачени мне сказали, что это вы изобрели протезы из титана с шарниром на ступне. Это правда?

– Я только предложил идею, – Борис пожал плечами. – Протезы сделали другие люди. Но в авторском свидетельстве я значусь.

– Я держал в руках протез сына Павла Леонидовича, – вздохнул защитник, – хочу себе такой. Это сказка! Легкий и красивый, ходить с ним можно не хромая.

– Как я могу помочь? – спросил Борис.

– Их изготавливают в Комсомольске-на Амуре. Открыли мастерскую при авиазаводе. Но слух уже прошел – там очередь на годы. Знакомых в Комсомольске-на-Амуре не имею – там никого не защищал. Москва и Минск, Ленинград, Махачкала – везде есть благодарные мне люди. В Комсомольске нет. Я попрошу вас написать на завод ходатайство. Изобретателю, да еще Герою не откажут.

– Конечно, напишу, – Борис пожал плечами. – И без того не отказал бы. Вы ветеран войны.

– Там в очереди тоже ветераны, – сообщил защитник. – Разумеется, я попрошу у вас ходатайство, когда покончим с этим делом, и вы выйдете на свободу.

– У нас получится? – спросил Борис.

– Понимаю, сомневаетесь, – улыбнулся Коган. – Против нас играют большие люди. Фамилии произносить не нужно! – упредил Бориса. – Тем более, в суде. Но у нас есть преимущество. Закон вы не нарушили, а они пытаются. В таких делах опасаются огласки, а мы ее им обеспечим. Да так, что вздрогнут! – Коган сжал кулак. – Ладно, при Сталине беззаконие творили, но чтоб сейчас? Состряпать обвинение на ровном месте? Посадить в тюрьму Героя? Обнаглели. Окоротим. В те непростые времена людей мы тоже защищали – и вполне успешно: им выносили оправдательные приговоры. Сейчас тем более добьемся. Для начала расскажите мне подробно, как было дело…

Коган слушал, помечая что-то у себя в тетради, а когда Борис умолк – спросил:

– Вы о своих наградах милиционерам сообщили?

– Они не спрашивали, – Борис развел руками. Почему сам им не сказал? Менты бы не поверили. В ответ на просьбу привезти удостоверения только похихикали бы. В их глазах он более чем клоп – мелкий и вонючий. Скоты в погонах…

– И не нужно говорить, – сказал защитник. – Пусть будет им сюрпризом. О том, что вы инвалид, следователь в курсе?

– Нет.

– Замечательно! – Коган радостно потер ладони. – Теперь я попрошу вас встать и снять рубашку.

Борис послушался.

– Досталось вам, – вздохнул защитник, разглядев отметины на теле подзащитного. – Война… Одевайтесь. Когда осматривали вас в СИЗО, шрамы в карточку внесли?

– Наверное. Врач вопросы задавал: откуда у меня и где их получил.

– А следствие не озаботилось на карточку взглянуть, – хмыкнул Коган. – Им же хуже. Значит так, Борис Михайлович. Понадобятся ваши документы на награды, еще – об инвалидности, свидетельства на изобретения. Где они?

– В квартире, в шкафу на верхней полке. Ключи у Валентины Алексеевны, она директор гастронома.

– В милиции их нет?

– Не брал с собой, – Борис впервые за беседу улыбнулся. – Подозревал, что могут задержать, и не хотел, чтоб шарили в квартире. Дознаватель, кстати, очень злился, когда ключей при личном обыске не оказалось. Наверное, собирался привести супругу, чтоб показать квартирку, которую намерился отжать.

– Ну, это меньшее из зол, – заметил Коган. – Могли и документы-то прибрать. С них бы сталось.

– Отморозки, – сказал Борис.

– Интересное словечко, – улыбнулся Коган. – Запомню. Но поступили вы предусмотрительно. Валентина Алексеевна даст мне ключи?

– Я напишу записку.

Забрав ее, Коган встал со стула и протянул Борису руку. Он ее пожал.

– Прощаюсь до суда, – сказал защитник. – Он будет скоро. Свидания мне больше не дадут. Я отыщу свидетелей – настоящих, а не тех, что в деле, и заявлю ходатайство в суде, чтоб их допросили. Потерпите, ждать недолго…

Выйдя из СИЗО, адвокат подошел к ждавшему его такси. Водителя он попросил подъехать через два часа, и тот послушался: Когана он знал давно и работал с ним охотно – адвокат хорошо платил. Защитник попросил отвезти его улицу Седых, где зашел в гастроном и обратился к продавщице с просьбой отвести его к директору. Представился ей и сообщил:

– Я виделся с Коровкой, только от него.