Шекспировские чтения, 1977 - Уильям Шекспир

Где б ваши знанья вы ни почерпнули,

Я ими заклинаю вас, ответьте.

Пусть даже ваш ответ принудит вихрь

Сраженье с колокольнями затеять,

Валы - вскипеть и поглотить суда,

Хлеба - полечь, деревья - повалиться,

Твердыни - рухнуть на голову страже,

Дворцы и пирамиды - до земли

Челом склониться, чтоб, опустошив

Сокровищницу сил своих безмерных,

Изнемогла природа, - отвечайте!

(IV, 1, 50-60)

Ответная речь ведьм опять становится лаконичной и приподнятой:

1-я Ведьма

Спроси!

2-я Ведьма

Задай вопрос.

3-я Ведьма

Ответ дадим.

(1, 61)

И даже начало заклинания ("В воду лей, в огонь струи // Пот убийцы, кровь свиньи, // Съевшей собственный приплод" - I, 4, 64-67), которое возвращает нас к началу сцены, не уничтожает полностью мрачного ореола "вещих сестер". Они вызывают духов, приказывают Макбету молча слушать предсказания этих призраков и насмешливо утешают, когда вид кровавой тени Банко приводит его в ужас.

В круг, сестры! Мастерством своим

Мы дух его возвеселим.

Заставлю воздух я для вас

Запеть, а вы пуститесь в пляс,

Чтоб за неласковый прием

Нас не корил король потом.

(IV, 1, 127-132)

Мы видим, что фигуры ведьм двойственны. Изображая их, Шекспир объединил две разновременных традиции. Придерживаться одной из них он не мог. "Вещие сестры" из хроники Холиншеда, хотя и соответствовали бы общему колориту мрачной истории Шотландии, северной страны, где пережитки язычества были сильнее, чем в Англии, на английской сцене казались бы менее правдоподобными, чем привычные восприятию зрителя ведьмы. С другой стороны, ведьмы вроде тех старух, что фигурировали на процессах, не смогли бы соблазнить такого доблестного героя, как Макбет. Если в первом случае нарушилось бы внешнее правдоподобие, то во втором - внутреннее, психологическое. Именно этим, вероятно, и объясняется то, что в прологе и в сценах с Макбетом на первый план выступает демоническая сила ведьм в ее величии, а не их разнузданное уродство, привнесенное христианством в языческие представления.

В шекспироведении стало общим местом утверждать, что не ведьмы соблазнили Макбета, а его собственное честолюбие. Однако не следует забывать, что ведьмы столь же органично участвуют в действии этой трагедии, как Призрак в "Гамлете".

Об этом прежде всего свидетельствует ее общая атмосфера, которая возникает в первой же сцене. Гром, молния, безлюдная степь - именно в такой обстановке появление ведьм кажется естественным. Очень важное значение для создания атмосферы имеет время действия: в ряде наиболее драматических сцен (I, 7; II, 1,2; III, 3, 4; V, 1) это ночь. Ночь, которую освещает не луна, а факелы, подчеркивающие темноту. В тексте трагедии девять раз указывается время - настоящее, когда происходит действие, и будущее, когда должны будут произойти те или иные события, и все девять раз называется ночь либо близкие к ней часы.

Гонец приносит весть леди Макбет, что "король здесь будет к ночи" (I, 5, 29). Макбет в точности повторяет эту фразу, заменив в ней лишь одно слово: вместо "король" он говорит "Дункан" (эта замена означает, что в глубине души он уже не считает Дункана королем). Сам же повтор имеет особый, роковой смысл, который раскрывается в последующих репликах:

Леди Макбет

А когда уедет?..

Макбет

Завтра поутру {*}.

Леди Макбет

Вовеки

Не будет утра для такого "завтра"!

(I, 5, 56-58)

{* В подлиннике "предполагает завтра".}

И дальше она предлагает мужу:

И положись всецело на меня

В великом деле предстоящей ночи,

Чтоб наслаждаться властью и венцом

Все дни и ночи мы могли потом.

(5, 65-68; здесь и далее курсив наш. - И. Е.)

Время ночного убийства Дункана приближается. К этому зрителя подготавливает диалог Банко и Флиенса:

Банко

Который час, мой мальчик?

Флиенс

Месяц сел,

Но я не слышал, сколько прозвонили.

Банко

Садится он в двенадцать.

Флиенс

Нет, сейчас

Уже за полночь.

Банко

Возьми мой меч. На небе

Скупятся: там погашены все свечи.

(II, 1, 1-6)

Точное определение времени создает внутреннюю напряженность: Дункану осталось жить совсем мало.

Такие же временные указания связаны и с убийством Банко. Уезжая из королевского замка в тот день, когда Макбет замыслил его убить, он предупреждает:

...Я вернусь лишь к ужину, не раньше,

А если конь к тому же притомится,

Придется мне у ночи час-другой

Занять.

(III, I, 24-27)

Зритель еще не знает замысла Макбета, но намек уже есть: ночью ехать небезопасно. Макбет назначает ужин на семь часов и просит Банко к этому времени вернуться (в этот час его уже будут подстерегать убийцы). Слуга леди Макбет подтверждает, что Банко к ночи вернется (III, 2, 2). Макбет ждет вечера:

...прежде чем зареет

Под сводом храмов нетопырь и жук

Навеет дрему жесткокрылым звоном,

На зов Гекаты черной в ночь летя,

Свершится то, что всех повергнет в ужас.

(III, 2, 40-44)

Ему не терпится, и он замечает: "Тускнеет свет, и ворон в лес туманный // Летит" (2, 50-51). Убийца, сидя в засаде, как бы вторит Макбету: "Закат полоской узкой догорает" (3, 5); он тоже напряженно ждет темноты. Совершенно спокойно звучит фраза Банко, подходящего к замку: "А ночью дождь пойдет" (он ничего не подозревает); тем драматичнее реплика убийцы: "Уже пошел!" (III, 3, 16), т. е. что Банко не доживет до ночи и что кровь уже льется. После ужина и появления призрака Банко Макбет спрашивает жену: "Который час". Она отвечает: "Уж ночь и утро спорят, кто сильнее" (III, 4, 126-127). Страшная бесконечная ночь кончается, но Макбет не видит рассвета. Все эти временные указания свидетельствуют не только о том, что ночь в ее астрономическом значении преобладает над днем, но что она ассоциируется с мрачными злодеяниями и сама становится символом зла. Это подчеркивают и персонажи трагедии. Иногда они ограничиваются тем, что дают определение той ночи, когда совершилось убийство Дункана: Ленокс, еще не зная, что король убит, называет ее "неспокойной" (11, 3, 47), Макбет "бурной" (54), Старик - "жестокой" (II, 4, 3).

Но большей частью речь идет вообще о ночи как о пособнице преступления; особенно на этом настаивают главный герой и героиня.

Леди Макбет, замыслив убийство Дункана, восклицает:

Ночь глухая.

Спустись, себя окутав адским дымом,

Чтоб нож не видел наносимых ран,

Чтоб небо, глянув сквозь просветы мрака,

Не возопило: "Стой!"

(I, 5, 48-52)

Точно так же призывает ночь и Макбет перед убийством Банко:

Ослепитель мрак,

Закрой глаза участливому дню

И кандалы, в которых дух мой чахнет,

Порви рукой кровавой и незримой.

. . . . . . . . . . . . . . . .

Благие силы дня уснули.

Выходят слуги ночи на добычу {*}.

(III, 2, 46-49, 52-53)

{* В подлиннике обращение к ночи леди Макбет и Макбета почти идентично. Она говорит "приди, темная ночь", он - "приди, ослепляющая ночь".}

Ночь, по словам преступного Макбета, рождает "злые сны", "обманывающие спящих" (II, 1, 50-51), и "гнусные мысли", по словам разумного и честного Банко (II, 1, 8).

Особенно отчетливо выражено символическое значение ночи в тираде Росса:

Гляди: смутясь деяньями людскими,

Кровавый их театр затмило небо.

Часы показывают день, но тонет

Во мгле светило. Ночь ли всемогуща

Иль стыдно дню, но, лик земли скрывая,

Мрак не дает лучам лобзать его.

(II, 4, 5-10)

То же и в реплике Малькольма:

Теперь Макбет созрел, и провиденье

Уже взялось за серп. Смелей вперед!

Как ночь ни длится, день опять придет.

(IV, 3, 238-240)

В тираде Росса выражается представление, что природные силы вмешиваются в человеческие дела. Это представление, восходящее к средневековому сознанию, для которого макро- и микрокосм нераздельны, звучит во всей трагедии. В ней принимают участие стихии, а также птицы, животные, насекомые, они предупреждают о готовящемся злодеянии, по-своему откликаются на него. Чтобы ввести их в действие, Шекспир использовал ряд народных примет (заметим, однако, что все они относятся только к гибели Дункана, очевидно, потому, что со смертью короля, так же как в "Гамлете", нарушается природный ход жизни и воцаряется кровавый хаос, а смерть Банко лишь - одно из его проявлений). Некоторые приметы непосредственно связаны с ночью: в час убийства Дункана леди Макбет слышит, как "кричит сова (ночная птица. - Н. Е.), предвестница несчастья, // Кому-то вечный сон суля" (II, 2, 3-4); когда Макбет выходит из спальни Дункана, она повторяет, что слышала "крик совы да зов сверчка" (15).

Другие - не приурочены к определенному времени: "Охрип, // Прокаркав со стены о злополучном // Прибытии Дункана, даже ворон" (I, 5, 36-38); за несколько дней до убийства Дункана "был гордый сокол пойман и растерзан // Охотницею на мышей совой" (II, 4, 12-13); "кони короля... взбесились в стойлах, // Сломали их и убежали, словно // Войну с людьми задумали затеять" (14-18).

Две последние приметы фактически превращаются в знамения, но самое развернутое знамение отнесено все-таки к ночи: