Гольф с моджахедами - Валериан Скворцов

Нагоев не стал никуда писать. Ахмат имел людей и на Лубянке. Или, что ещё вероятнее, лубянские сами к нему ходили. Эти, если нужно или приказано, перекрестятся хоть копытом.

Пайзулла Нагоев, сказавшись больным, вернулся из Москвы в Серноводск, после которого были Новороссийск, Грозный, снова Новороссийск, опять Чечня, - и круг замкнулся: Серноводск в составе лотинской мотовольницы...

- Комбат, - сказал Нагоев "батяне" Лотину, - о гибели участкового уполномоченного следует составить протокол.

- На конном дворе? Обратил внимание, как повешенный местность-то оживляет? Ребята с этим пейзажем сфотографироваться хотели...

- Там фанерка про эф-эс-бе. Ты в уме? Скажут, что мы же и нашалили, капнут комитетчикам или прокурорам... Думаешь, у тебя стукачей нет?

- Мент и есть мент. Правильно рассуждаешь... Составляй протокол, подпишу.

В тот день Пайзулла Нагоев наконец-то исчез с лица бренной земли в результате зверской расправы через бандитское повешение. Засвидетельствовано протоколом от такого-то числа за номером таким-то, что печатью такой-то части и подписями таких-то должностных лиц скреплено.

По совпадению, наверное, тогда же пропал без вести капитан, про которого в батальоне думали, что он - капитан, только не Нагоев, а... как его там? Да разве всех чурок упомнишь? Свои же мешок на голову одели и в подвал отволокли на продажу, или подстрелили из-за угла. Чечня... Сидел бы дома, служака! Паспорта собирает, протоколы пишет!

Учитель физкультуры Хаким Арсамаков, в которого перевоплотился капитан Пайзулла Нагоев, с первой чеченской войны вынес ценный трофей - пять с лишним килограммов выморочных документов. Вынес с расчетом распродать в Грозном, где Арсамаков в июле 1996 года поселился в гостинице "Арена", самой прикрытой, поскольку несколько номеров занимала канцелярия мэрии.

В августе списки сотрудников и агентов грозненского управления ФСБ через агентуру Ахмата попали из Москвы в Департамент государственной безопасности - ДГБ - Чеченской Республики Ичкерия.

За шесть часов до того, как спецгруппы ДГБ ринулись по адресам с ночными зачистками, в номер к Арсамакову пришел серноводский земляк и предложил за документы, какие только у него есть, трехкомнатную квартиру на Профсоюзной улице в Москве.

Видимо, Москва не успевала или не могла выручить своих. А может, не хотела?

Гость отобрал подходящие ксивы - в основном, паспорта и воинские удостоверения. С подменой фотографий, сказал человек, проблем не будет, главное - документы. Адрес московской квартиры Хаким Арсамаков записывать отказался. Гарантий не существовало. Стоило ли тратить время?

- Если хоть сколько вас выберется, - сказал он земляку, - встретимся однажды, тогда и рассчитаетесь. Через год, полтора или два... сколько получится... пройдитесь по частным охранным предприятиям в Сочи. Или в Адлере... В общем, в тех краях. На побережье. Мое будет называться "Серноводск", под прикрытием, скажем, курортного квартирного бюро... Если, конечно, тоже выберусь.

Человек, обещавший квартиру на Профсоюзной, пропал. Но за добро воздается. Объявился Шлайн. Пайзулла через несколько минут разговора с заказчиком, возжелавшим его охранных услуг, понял: крупное дело, которого Нагоев ждал, - вот оно...

Предавшийся Аллаху полагается на его волю. Это она повела Хакима Арсамакова осенью 1996 года по пути, который в 2001 году пересекся с дорогой нынешнего клиента, посаженного с приборами инструментальной разведки между компостными кучами.

Хаким Арсамаков, он же Пайзулла Нагоев, творил второй из пяти дневных намазов на милицейской камуфляжной фиолетово-серой куртке, которую, сняв, расстелил под ореховым кустом. Рассеянность на молитве отвращает заботу создателя, но капитан ничего не мог с собой поделать. Вид гор завораживал... Заснеженный косогор пестрел красными ягодами шиповника. Чуть дальше шел дубняк. А на расстоянии пяти шагов, за иссохшими от холода жилистыми порослями облепихи, рокотал родничок, выбивавшийся из-подо льда. Прошедшая ночь оказалась не теплой. Почти одиннадцать утра, солнце высоко, хрусткая же пленка сверкает, таять не собирается.

В таких местах обычно водятся лисы. И хорошо устраивать засады.

Серая с подпалинами псина в ней и засела, привлеченная запахом человека и его амуниции. Залегла на кромке молодого ясенника, с подветра. Подняв острую морду с клыками, оттягивавшими нижнюю губу, поводя черным носом, трепетала ноздрями, втягивая ветер, и нервно ширкала хвостом по насту. Волк бы не шелохнулся.

Ублюдок, помесь с собакой, подумал Нагоев и щелкнул пальцами. Псина нехотя поднялась и слилась с подлесником. Такие не брезговали и человечиной...

С час назад Арсамаков видел возвращавшийся ночной патруль "Гунима". И, затаившись, пропустил его. Свои, но - в данный момент и не свои. Железное правило Пайзуллы Нагоева гласило: всегда и всюду - только один клиент. Укатит чужак - по всем признакам, городской, - тогда он, Хаким Арсамаков, и предложит свои услуги людям Хаджи-Хизира: выслеживать этого чужака. Опять, как и всегда: клиент один.

По понятиям капитана Нагоева, именно в этом заключалась суть нейтралитета.

Однако следовало закончить намаз.

- Бисмилляхир рахманир рахим, - тихо зашептал Пайзулла и огладил ладонями безбородое лицо. - Во имя Аллаха милостивого, милосердного...

Аллах пребывает между предавшимся ему и его сердцем, говорится в Коране. Во второй суре "Корова" сказано: "Я - близок, отвечаю призыву зовущего, когда он позовет Меня".

Нагоев звал искренне.

2

Про удачу принято говорить: случайность.

Удачи Ефима Шлайна считались случайными на сто процентов. Возможно, потому, что последние десять лет командование его конторы привыкало к постоянным неудачам.

Впрочем, некоторые удавалось выправлять. Везунчику Шлайну.

В Таллине он вытащил проваленную операцию по спасению генерала, которого неуемные дурь и самомнение занесли в Эстонию на переговоры с немцами. В Сингапуре выловил из финансовых глубин сто с лишним миллионов долларов, затонувших у перехитривших самих себя директоров финансового холдинга "Евразия". В Алматы, говоря бильярдным языком, дуплетом от борта вкатил два шара в одну лузу: разладил отстирку черной выручки от нефти и наркотиков по обе стороны российско-казахстанской границы, да ещё выкрал компру на перекупщиков славного российского оружия.

Случай, конечно, - это только возможность, но поддается она лишь умеющим ею воспользоваться. И тогда она - уже не случай, а шанс. Кто из великих сказал такое? Не суть. Главное - разглядеть возможность.

Не всякий, правда, захочет её увидеть. Инициатива в казенной конторе наказуема. Стоит ли вылезать? Выслуга и без того идет. Кроме того, незыблемо, подобно ньютоновскому закону земного притяжения, срабатывает основополагающее правило: действовать следует из-за спины или чужими руками. То есть добавляется интрига, а в бюджетных учреждениях беднеющей страны обстановка и без этого - как в хиреющем зоопарке... Блохи пожирают львов.

Когда в январе 2001 года жена Севастьянова Ольга позвонила Шлайну в Москву из Парижа и спросила, не известно ли Ефиму, где её муж, Ефим не представлял, какую гнусность подсовывает судьба-злодейка. Знал бы - не поднял трубку. И собственных передряг накапливалось с лихвой. Развод, обмен квартиры, не сложившаяся - учитывая возраст, видимо, уже навсегда - личная жизнь, да и карьера...

- Лева неделю назад улетел в Сочи через Стамбул. Отдохнуть, - сказала Ольга. - Звонил. Сообщил, что присмотрел дачу в Головинке... между Сочи и Лазаревским, кажется. Был весел. И с тех пор - ни звука... А обычно замолкает, когда наваливаются дела. Он не в Москву перекочевал?

- Возможно, - осторожно соврал Ефим.

- Тогда я перезвоню?

- Договорились. Завтра вечером мне домой.

- Спасибо, Ефим Павлович...

И спохватилась:

- Как Эрика? Все хорошо? Привет ей.

Ефим сделал вид, что не услышал вопроса, и повесил трубку.

Формально Лев Севастьянов не относился к шлайновскому подразделению экономической контрразведки. Несколько лет назад Ефим использовал севастьяновское назначение в Сингапур - или, точнее говоря, особенности характера выезжающего в командировку финансиста - в собственных, разумеется, служебных, целях. В сущности, он манипулировал этим человеком. Отчего бы и нет, если на пользу, громко говоря, национальным интересам?

Последние три года Лев Севастьянов работал во Франции, что называется, на собственном коште. Шлайн предполагал, что помеченный им однажды атом пригодится за границей - с расчетом, когда придет нужда, запустить его в некую деловую среду, в которой этот меченый атом и обозначит собой, как изотопом, искомую цель...

Нужда действительно пришла, но не та, которая предполагалась. Довольно постыдная.

Год назад, так же зимой, в разгар оперативных мероприятий казахстанское дело оказалась подвешенным без финансирования. Ефим смирил гордыню и протянул руку побирушки - поинтересовался севастьяновскими фондами.