Современный шведский детектив - Пер Валё
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да. И почти сразу мне все стало ясно. Версия напрашивалась сама собой.
— Самоубийство?
— Вот именно.
— Каким способом?
— Покойник выстрелил себе в сердце. Пуля осталась в тораксе.
— Он попал в самое сердце?
— Почти. А точнее, в аорту. — Она помолчала. Потом спросила не без яда: — Я выражаюсь достаточно понятно?
— Да.
Мартин Бек постарался возможно тщательнее сформулировать следующий вопрос:
— У вас большой опыт работы с огнестрельными ранами?
— Полагаю, вполне достаточный. К тому же данный случай представляется не таким уж сложным.
Сколько убитых огнестрельным оружием довелось ей вскрывать? Троих? Двоих? А может быть, всего лишь одного?
Словно угадав его невысказанные сомнения, она дала справку:
— Я работала в Иордании во время гражданской войны два года назад. Там хватало огнестрельных ран.
— Но вряд ли было много самоубийств.
— Это верно.
— Так вот, самоубийцы редко целят в сердце, — объяснил Мартин Бек. — Большинство стреляют себе в рот, некоторые — в висок.
— Не спорю. Но все равно он далеко не первый. В курсе психологии сказано, что самоубийцам как раз присуще побуждение направлять оружие в сердце. Особенно это касается лиц, которым самоубийство представляется романтичным. А таких достаточно много.
— Как повашему, сколько мог прожить Свярд с таким ранением?
— Очень мало. Минуту, от силы две или три. Внутреннее кровоизлияние было обширным. Я бы сказала — минуту, и вряд ли я намного ошибусь. Это играет какуюнибудь роль?
— Может быть, и не играет. Но меня интересует еще один вопрос. Вы исследовали останки двадцатого июня.
— Да, двадцатого.
— Как вы считаете, сколько дней прошло тогда с его смерти?
— Ну, как вам сказать…
— В заключении этот пункт сформулирован не совсем четко.
— Это довольно затруднительный вопрос. Возможно, более опытный патологоанатом смог бы ответить точнее.
— А выто как считаете?
— Не меньше двух месяцев, но…
— Но?
— Все зависит от условий в помещении. Температура и влажность воздуха играют большую роль. Например, если было жарко, срок мог быть и меньше. С другой стороны, как я уже говорила, процесс разложения зашел достаточно далеко…
— Что вы скажете о входном отверстии?
— На этот вопрос трудно ответить по той же причине.
— Выстрел произведен в упор?
— Помоему, нет. Но учтите, что я могу ошибаться.
— И всетаки, вы как считаете?
— Помоему, он застрелился вторым способом. Если не ошибаюсь, основных способов известно два?
— Совершенно верно, — подтвердил Мартин Бек.
— Либо дуло приставляют вплотную к телу и спускают курок. Либо держат пистолет или другое оружие в вытянутой руке, дулом к себе. В этом случае, насколько я понимаю, курок спускают большим пальцем?
— Верно. И вы склоняетесь к этой версии?
— Да. Правда, это не окончательный вывод. Когда налицо такие изменения в тканях, трудно определить, произведен ли выстрел в упор.
— Понятно.
— Выходит, одна я такая непонятливая, — небрежно произнесла девушка. — К чему столько вопросов? Неужели вам так важно знать, когда именно он застрелился?
— Похоже, что да. Свярда обнаружили мертвым в его квартире, окна и двери были заперты изнутри, он лежал рядом с электрокамином.
— Вот вам и причина разложения, — оживилась она. — Тогда достаточно было и месяца.
— Правда?
— Ну да. Оттого и трудно определить, был ли выстрел произведен в упор.
— Ясно, — сказал Мартин Бек. — Благодарю за помощь.
— Что вы, не за что. Звоните, если чтонибудь еще будет непонятно.
— До свидания.
Он положил трубку.
Здорово она все объясняет. Этак скоро лишь один вопрос останется невыясненным.
Правда, вопрос весьма заковыристый.
Свярд не мог покончить с собой.
Какникак, чтобы застрелиться, надо иметь чем.
А в квартире на Бергсгатан не было обнаружено огнестрельного оружия.
VII
Мартин Бек снова взялся за телефонную трубку.
Он хотел разыскать полицейских из патрульной машины, которая выезжала на Бергсгатан, но их не было на дежурстве. Немало времени ушло на то, чтобы выяснить, что один из них в отпуску, а другого вызвали в суд свидетелем по какомуто делу.
Гюнвальд Ларссон гдето заседал, Эйнар Рённ ушел по делам. В конце концов Мартин Бек нашел сотрудника, который переправил дело из участка в городскую уголовную полицию. Однако долго же он раскачивался — только в понедельник двадцать седьмого оформил отправку… Мартин Бек счел нужным осведомиться:
— Это верно, что заключение судебного врача поступило к вам еще в среду?
— Ейбогу, точно не знаю. — В голосе сотрудника сквозила неуверенность. — Во всяком случае, я прочитал его только в пятницу.
И так как Мартин Бек молча ждал объяснения, он продолжал:
— В нашем участке только половина людей на месте. Елееле управляемся с самыми неотложными делами. А бумаги все копятся, что ни день — только хуже.
— Значит, до пятницы никто не знакомился с протоколом?
— Почему же, начальник оперативного отдела смотрел. В пятницу утром он и спросил меня, у кого пистолет.
— Какой пистолет?
— Которым застрелился Свярд. Сам я пистолета не видел, но решил, что ктото из полицейских, которые первыми приехали по вызову, обнаружил оружие.
— Передо мной лежит их донесение, — сказал Мартин Бек. — Если в квартире находилось огнестрельное оружие, они обязаны были упомянуть об этом.
— Я не вижу никаких ошибок в действиях нашего патруля, — защищался голос в телефоне.
Старается выгородить своих людей… Что ж, его нетрудно понять. За последние годы полицию критикуют все острее, отношения с общественностью резко ухудшились, а нагрузка почти удвоилась. В итоге люди пачками увольняются из полиции, причем уходят, как правило, лучшие. И хотя в стране растет безработица, полноценную замену найти невозможно. А кто остался, горой стоят друг за друга.
— Допустим, — сказал Мартин Бек.
— Ребята действовали правильно. Как только они проникли в квартиру и обнаружили покойника, они вызвали следователя.
— Вы имеете в виду Гюставссона?
— Совершенно верно. Он из уголовной полиции, ему положено делать выводы и докладывать обо всем, что замечено. Я решил, что они обратили его внимание на пистолет и он его забрал.
— И умолчал об этом в своем донесении?
— Всякое бывает, — сухо заметил сотрудник.
— Так вот, похоже, что в комнате вовсе не было оружия.
— Да, похоже. Но я узнал об этом только в прошлый понедельник, когда разговаривал с Кристианссоном и Квастму. И сразу переслал все бумаги на Кунгсхольмсгатан.
Полицейский участок и уголовная полиция находились в одном и том же квартале, и Мартин Бек позволил себе заметить:
— Не такое уж большое расстояние.
— Мы действовали, как положено, — отпарировал сотрудник.
— По правде говоря, меня больше интересует вопрос о Свярде, чем о промахах той или иной стороны.
— Если ктонибудь допустил промах, то уж во всяком случае не служба охраны порядка.
Намек был достаточно прозрачный, и Мартин Бек предпочел закруглить разговор.
— Благодарю за помощь, — сказал он. — Всего доброго.
Следующим его собеседником был следователь Гюставссон, основательно замотанный, судя по голосу.
— Ах, это дело, — вспомнил он. — Да, непонятная история. Что поделаешь, бывает.
— Что бывает?
— Непонятные случаи, загадки, которые просто нельзя решить. Безнадежное дело, сразу видно.
— Я попрошу вас прибыть сюда.
— Сейчас? На Вестберга?
— Вот именно.
— К сожалению, это невозможно.
— В самом деле? — Мартин Бек посмотрел на часы. — Скажем, к половине четвертого.
— Но я никак не могу…
— К половине четвертого, — повторил Мартин Бек и положил трубку. Он встал и начал прохаживаться по комнате, заложив руки за спину. Все правильно. Так уж повелось последние пять лет, все чаще приходится для начала выяснять, как действовала полиция. И нередко это оказывается потруднее, чем разобраться в самом деле.
Альдор Гюставссон явился в пять минут пятого.
Фамилия Гюставссон ничего не сказала Мартину Беку, но лицо было знакомо. Худощавый брюнет лет тридцати, манеры развязные и вызывающие. Мартин Бек вспомнил, что ему случалось видеть его в дежурке городской уголовной полиции и в других, не столь достославных местах.
— Прошу сесть.
Гюставссон опустился в самое удобное кресло, положил ногу на ногу и достал сигару. Закурил и сказал:
— Муторное дельце, верно? Ну, какие будут вопросы?
Мартин Бек покрутил между пальцами шариковую ручку, потом спросил: