Карнавал Флетча - Грегори МакДональд

Жители каждой фавелы весь год готовятся к параду. Сначала пишется и многократно правится песня. Затем каждый уик-энд и частенько вечером по будням идут репетиции. Песню поют, играют, маршируют под нее по улицам. Параллельно создаются и шьются костюмы, для мужчин и женщин, более красивые, чем даже свадебный наряд. Идет также строительство главной платформы школы самбы, огромной, как дворец. Каждая свободная минута и каждый лишний крузейро уходят на подготовку парада, ибо все фавелы стремятся к тому, чтобы именно их школа поразила воображение.

И судейство, разумеется, очень и очень строгое, хотя и частенько противоречивое.

Вслушиваясь в дискуссию чечеточников о приближающемся Карнавальном параде, о том, у кого лучшие костюмы, платформы, барабанщики, танцоры, о том, кто победил в прошлом и позапрошлом годах, а кто мог бы победить, Флетч улавливал имена и отрывки песен, которые звучали сейчас везде; на улицах, радио, телевидении. За месяцы до начала Карнавала песня каждой фавелы представлялась всей Бразилии как символ всей кампании, а затем пропагандировалась, как политическая программа или реклама нового продукта. Чечеточники обсудили все школы самбы, от самой старой, из фавелы Манжейра, до появившейся в последние годы, из Империу ди Тижука, от одной из самых традиционных, Сальгейру, до славящейся громом барабанов Мосидади Индепендент де Падри Мигель. Тонинью стоял на том, что в прошлом году пальму первенства следовало отдать фавеле Портела исходя из представленных песни и костюмов. Орланду больше нравилась песня фавелы Империатрис Леуподиненси. Титу соглашался с Тонинью. Норивал выпил пива, рыгнул и вынес собственный вердикт: «Бейжа-Флор».

Флетч вытирал с тела пот свернутой в комок тенниской.

Тонинью посмотрел на него в зеркало заднего обзора и перешел на английский.

— Флетч, ты должен надеяться, что в этом году победит Сантус Лима.

— Как скажешь, — Норивал наклонился вперед и повернулся к Флетчу. — Но почему?

— Потому что когда-то ты жил там. Это твой дом. Там жил Жаниу Баррету. Там его и убили.

На мгновение в салоне машины повисло неловкое молчание. А затем Орланду начал насвистывать мелодию новой песни Империу ди Тижука.

— Орланду! Тонинью!

Тенистая горная дорога вывела их на ярко освещенную площадку перед старинным домом, в котором когда-то жил владелец кофейной плантации.

Тут же на веранде появилась женщина невероятных размеров, весом не менее трехсот фунтов. Она раскинула руки, приветствуя чечеточников, точь-в-точь как Христос Искупитель.

— Святой боже, — выдохнул Флетч, увидев ее через окно.

Орланду и Тонинью уже выскочили из машины и открыли задние дверцы.

Норивал, похоже, потерял всякое представление о том, где он и с кем он. Флетч ступил на землю. Горный воздух холодил кожу. Но и солнце жгло нещадно.

Из-за угла появилась худенькая девочка-подросток, одетая лишь в шортики.

— Титу! — воскликнула женщина.

Титу, улыбаясь, вылез из кабины.

С другой стороны машины Норивал с трудом слез с заднего сиденья и затрусил к близлежащим кустикам, чтобы облегчиться.

А потом из-за огромной женщины, изображавшей статую Христа Искупителя, выступила настоящая статуя, мулатка, девушка ростом в шесть футов и четыре дюйма, с идеальной фигурой. Широкие плечи, узкая талия, длинные ноги. Большие, полные груди. Глаза, каждый размером с кулак и чернее безлунной ночи. Длинные волнистые черные волосы. Кожа цвета расплавленной меди. В шортах с разрезами по бокам и босоножках на высоком каблуке. Эта удивительная девушка, ожившая статуя, улыбнулась им.

Флетч шумно проглотил набежавшую слюну.

— Вы привезли мне новенького, — по-английски закричала толстуха. — Он североамериканец? И какой красавчик!

— У него особые проблемы, дона Журема, — рассмеялся Тонинью. — И нужно ему нечто особенное.

— Мой бог, — выдохнул Флетч. — Где я?

Титу ущипнул Флетча за бицепс.

— В небесах, хотя и на земле.

ГЛАВА 12

— Обманули, — жаловался Флетч. — Маленькое местечко в горах. Вы привезли меня в бордель.

Он и Тонинью, в полотенцах, обмотанных вокруг талии, сидели в шезлонгах у плавательного бассейна. Сзади дом плантатора выглядел еще более обветшалым, чем с фронтона. Краска потрескалась и кое-где облупилась. Дверь черного хода скрипела. За цветочными клумбами давно уже никто не ухаживал. В бассейне плавали водяные лилии.

— Здесь можно отдохнуть и расслабиться. Как я и обещал, — ответил Тонинью.

— С какой стати любимым всеми чечеточникам понадобился публичный дом?

— Каждому из нас необходим укромный уголок, где все просто и естественно, не так ли? Чтобы расслабиться.

Перед тем как войти в дом, каждый из них попал в жаркие объятия доны Журемы, с вулканическим смехом, от которого ее жирное тело колыхалось, как гигантская медуза. Ева, улыбаясь, стояла у двери. Они прошествовали через холл, пахнущий блевотиной бальный зал, превращенный в таверну, и вышли через дверь черного хода.

Вновь оказавшись под ярким солнцем, каждый из чечеточников скидывал шорты и плюхался в бассейн. Поощряемый кивками доны Журемы и улыбкой Евы, Флетч последовал их примеру.

Пять белых полотенец ожидали их на кромке бассейна. Шорты аккуратной стопкой лежали на столике у двери черного хода.

Худенькая девочка-подросток принесла поднос с пятью стаканами кашасы и сахарницей.

Норивал выпил кашасу залпом, попросил повторить и застыл в шезлонге.

Титу все еще плавал. Орланду скрылся в доме.

— Сейчас модно говорить о взаимовлиянии, — продолжал Тонинью. — Взаимовлияние порой утомительно, особенно с женщинами. Здешним женщинам ничего этого не нужно.

Дона Журема вышла из двери черного хода и осторожно опустилась на ступеньку.

— Как хорошо, что ты приехал, Тонинью. Девочки, правда, еще не встали. День сегодня жаркий, да и вчера они работали допоздна. Но мы уже готовим вам ленч.

— У этого человека, — Тонинью положил руку на предплечье Флетча, — специфические запросы.

Журема просияла, повернувшись к североамериканцу.

— Не верится, чтобы у него возникали какие-то трудности в отношениях с женщинами.

— В этом трудностей у него нет, — ответил Тонинью. — Не так ли, Флетч?

— Трудности у меня только с кашасой, — и он поставил стакан на выжженную солнцем траву.

— Ты, Журема, без сомнения, сможешь удовлетворить его запросы, какими бы специфическими они ни были.

Дона Журема пожала плечами.

— Мои девочки — мастерицы на все руки. Вот, к примеру, генерал авиации…

— Тонинью, — подал голос Флетч, — у меня нет специфических запросов.

— Есть, — возразил Тонинью. — Весьма специфические. Я — твой друг. Для меня важно, чтобы ты получил все, что тебе нужно.

— Мне нужно поспать, — Флетч откинулся на шезлонг и смежил веки.

— Я знаю, что тебе нужно, — Тонинью повернулся к доне Журеме. — Моему другу нужен труп.

Глаза Флетча широко раскрылись. Он вскинул голову.

— Что?

— Я же сказал, тебе нужен труп. Для совокупления, — он обратился к Журеме. — Мой друг испытывает потребность в половом акте с трупом.

Журема не рассмеялась. Тонинью она ответила по-португальски. По выражению ее глаз, лица, голосу чувствовалось, что она настроена на серьезное обсуждение возникшей проблемы.

— Потому что, — пояснил Тонинью, — мой друг — труп. Частично труп. Эта его часть не знала женщины уже сорок семь лет. Ясно же, что мы должны разбудить вселившуюся в него душу, если хотим, чтобы он сказал нам правду о своей смерти.

— Тонинью! — воскликнул Флетч.

— Я не шучу, — заверил Журему Тонинью.

Журема подошла к шезлонгу, на котором сидел Флетч. Наклонилась. Положила руки ему на грудь, перенеся на них часть своего веса. Сильно надавила, затем ее руки соскользнули вниз, на живот под полотенце. Потом она подняла руки и расхохоталась.

— Мне кажется, он живой. Если другая его часть такая же здоровая…

Флетча словно обдуло холодным ветром. Он поправил полотенце.

— Ты видишь, как все непросто, — Тонинью нахмурился. — Так как же ты сможешь помочь моему другу?

— Тонинью, перестань. Это уж чересчур.

— Труп для моего друга. Молоденькую, симпатичную покойницу.

— Тонинью, это не смешно.

— Возможно, во вторник, — ответила Журема. — Во время Карнавала кто-то обязательно умирает.

— Подбери хороший труп, — напутствовал ее Тонинью.

Журема вперевалочку направилась к дому, что-то сказала Тонинью по-португальски, неожиданно наклонилась и вырвала какой-то сорняк, затем поднялась по ступенькам и скрылась за дверью.

— Во вторник, — пояснил Тонинью. — Во вторник для тебя будет труп молоденькой девушки.

— Тонинью, я надеюсь, это еще одна из твоих шуток.