Храмовый раб (СИ) - Чайка Дмитрий

Сам того не зная, Макс поставил все немалое храмовое хозяйство на грань бунта. Поварихи демонстративно плевали в кашу провинившимся. Говночисты и землекопы при виде Макса показывали известный всем жест, заключавшийся в поперечном движении ладони по горлу. В общем, все было так плохо, что вышло на уровень самого эну Нибиру-Унташ-Лагамара.

В том же самом кабинете, опустив головы вниз, стоял эну Халти и получал законный нагоняй. Высокое начальство ело его глазами и держало паузу. По спине Эну Халти текла предательская струйка пота, создавая самое мерзкое ощущение.

— Как ты мог это допустить? — соизволил спросить эну Нибиру.

— Простите, господин. Мне и в голову не могло прийти, что этот мальчишка превратит всех женщин в своих наложниц. Я ведь даже радовался сначала, господин.

— Радовался? Чему?

— Наши ткани стали пользоваться просто безумным спросом. Фактически, мы продали все запасы, а купцы заказали больше, чем мы можем сделать за год. И готовы платить вдвое.

— Почему???

— Наши златошвейки стали делать такие узоры, каких мы никогда в жизни от них получить не могли. Это что-то невероятное, господин. Я специально разбирался в этом. Этот пацан переспал с сорокалетней вдовой и сказал ей, что ее глаза достойны Иштар, а та на следующий день соткала платок с птицей немыслимой красоты, который мы потом продали вавилонскому купцу по весу в серебре. Таких случаев было много, господин. Одной он сказал, что ее лицо, как полная луна. Другой, что за ее улыбку подерутся боги. Третьей, что ее брови, как крылья волшебной птицы. И он ни разу не повторился. Бабы просто сошли с ума, господин, а я упустил ситуацию. Прошу простить меня.

— Зачем он спал с сорокалетней вдовой? — спросил совершенно сбитый с толку эну Нибиру, — ему молодых мало?

— Да его уже особо не спрашивают, господин. Бабы все решили за него. А на прочих мужиков не обращают внимания или требуют такого же обращения. Те, конечно, так не умеют, и начали звереть. Нашего раба избили, бабы злятся, и вся ситуация может взорваться в любой момент.

— Мардук, помоги мне, — простонал эну Нибиру. — Я мог догадаться, что от этого раба будут неприятности. Как он справляется с работой, Халти?

— Выше всяких похвал, господин. Мы не понимаем, как он это делает, но хранитель может отчитаться не то, что за каждый мешок, а за каждое зернышко. Он дико боится этого парня, помня участь Римуша.

— Может, евнухом его сделать? — задумчиво сказал эну Нибиру, — это решило бы все вопросы.

— Простите, господин, прошу не делать этого. Ткачихи, поварихи и танцовщицы стоят за него горой. Мы просто можем не справиться с ситуацией.

— Тогда отошли его.

— Куда, господин?

— В храмовую школу, пусть учится. Грамотный раб стоит примерно в пятьдесят раз дороже неграмотного. Будет создавать проблемы, продадим в Ассирию и кастрируем на прощание. На знание математики это не повлияет.

Самым страшным для Макса в этой ситуации было то, что с чувством юмора у жрецов высшего звена было плоховато. Евнухи в Месопотамии были делом обычным, а некоторые должности занимали только они. Поэтому возможность лишиться мужского естества повисла над Максом, как Дамоклов меч. Но, к счастью, он пока об этом не подозревал.

Глава 8, где Макс узнает, почему в часе шестьдесят минут

Как-то раз, эну Халти вместо того, чтобы послать Макса считать зерно, отвел его на другой конец города в храмовую школу. На прощание жрец сказал ему:

— Слушай во все уши и смотри во все глаза. Тогда, может быть, твоя жизнь изменится к лучшему. А если будешь молиться Иштар с прежним рвением, то твоя жизнь тоже изменится, но к худшему. И Халти сделал характерный жест двумя пальцами, имитируя ножницы. Макс похолодел.

— Да что ж такое? Не трахаешься-плохо, трахаешься-тоже плохо. Ну что за гадская жизнь? — грустно подумал он.

Эну Халти передал его главе школы, который, в свою очередь, позвал старшего раба, который, в свою очередь, скупо улыбаясь, вручил Максу метлу и отправил его убирать территорию и классы. Местность была пустынная, песка ветер приносил много, а жрецы любили чистоту.

Так началась новая жизнь Макса. Он убирал классы, прислуживал за обедом и сидел за спинами учеников, выполняя роль «подай-принеси». Считая себя очень продвинутым, парень пришел в полное недоумение, когда узнал, что местная математика основана на шестидесятиричной системе, отчего у него случился натуральный заворот мозга. Зато теперь он понял, почему в часе шестьдесят минут, а в круге триста шестьдесят градусов. Древние вавилоняне постарались, а потом всем лениво менять было. Все было кратно трем, двенадцати и шестидесяти, что было очень странно для человека, привычного к десяткам и сотням. Тем не менее, местные грамотеи умудрялись умножать, делить, возводить в степень и извлекать корни. Более того, они тут квадратные уравнения решали. Если бы Макс был настоящим попаданцем, то, сковав булатный клинок и отоварив всех местных эльфийских принцесс, он непременно, по законам жанра, должен был бы внедрить десятеричную систему на основе арабских цифр. Ибо так единственно верно. Но наш герой давно уже жил реальной жизнью и понимал, что выдавливать клинышки на мокрой глиняной табличке гораздо удобнее, чем попробовать что-то написать на ней. Тем более, что бумаги и чернил тут в помине не было, а глины как раз было завались. Ну и на десерт, письменность и науку вообще, людям даровал великий бог Энки, а потому попытка пошатнуть основы тянула на обвинение в богохульстве. А тут почти все статьи уголовного кодекса заканчивались словами «он должен быть убит». Причем казней было около тридцати видов, и они назначались, исходя из настроения судьи и потребностей горожан в шоу. Что самое странное, так это то, что за взлом чужой двери казнили, а за убийство крестьянина — штрафовали. Ну и правило «око за око» и «зуб за зуб» было не красивой фразой из Библии, а прямой цитатой из законов царя Хаммурапи, которые тут копировали все, кому не лень, признавая за эталон мудрости. Авторитет этих законов был так высок, что в одном из походов эламиты утащили из Вавилона черный камень с клинописным сводом в Сузы, где его позже откопали археологи и выставили в Лувре (вниз по лестнице и налево до конца, если кому нужно почитать в оригинале). С эламской письменностью было понятней. Она была слоговой, и всего в ней было около ста сорока знаков. Средний аншанский шкет осиливал эту науку за четыре года, а потом лихо тыкая палочкой в мокрую глину, давал повод мамке гордиться продвинутым сынулей. Ибо знание грамоты тут было покруче, чем красивая прическа. Это был билет в сытую жизнь. Данную несложную истину Макс понял мгновенно, как понял из загадочных слов Халти, что его сюда не сослали полы мести, а дали реальный шанс. Поскольку посадить за парту (тут не было парт) взрослого лба с рабской прической рядом с детьми уважаемых горожан было немыслимо, ему пришлось крутиться самому. Весь свой крошечный досуг Макс тратил на повторение увиденного, и месяцев через шесть он осилил местный алфавит и уже мог что-то накарябать на глиняной табличке, тыча в нее стилусом. Благо грамматики как таковой, запятых и деепричастных оборотов тут вообще не было. К мелочам никто не придирался, написано понятно, и ладно.

Еще одним фактом, убедившим Макса в том, что рождение в двадцать первом веке не делает его автоматически умным, было знание языков. Какой-нибудь наемник-перс, вроде знакомого ему Ахемена, помимо родного наречия обязательно знал эламский и аккадский язык, на котором говорило все Междуречье. Аншанский купец, водивший караваны, вдобавок к этим двум, говорил на арамейском (языке Христа), языке урартов (предков армян) и индусов-дравидов с юга современного Пакистана. Все это человеку, закончившему среднюю российскую школу, где за десять лет можно было выучить только фразу «Ландон из зе кэпитал оф грейт Британ», понижало самооценку до уровня плинтуса.

И Макс старался. Старался изо всех своих невеликих сил. Четырехлетнее пинание на факультете политологии он теперь вспоминал, как один непрерывный праздник, впрочем, как и все свое прошлое существование. Тут была простая и понятная жизнь с практически полным отсутствием социальных лифтов. Выбиться в высшее общество обычному человеку можно было только немыслимым чудом. Например, спасти царя в бою. Ну а что, это же обычное дело. Вопрос был только в том, как вообще рядом с царем оказаться. Стать кем-то заметным в местной иерархии можно было только по наследству, принадлежа к определенным семьям, которые шли к своему статусу столетиями, опутывая друг друга сетью родственных связей. Макс много раз вспоминал прочитанные книжки про попаданцев, которые, провалившись в незнакомую вселенную, тут же получали бонусом знание языка, а если вселенная была магическая, то и нехилые способности к волшебству. Ну, или сразу же становились великими воинами и полководцами, завоевывая континенты, будучи до этого прыщавыми задротами восьмидесятого уровня. Все это, в текущих реалиях жизни жесткого сословного общества, казалось таким абсурдом, что становилось тошно. Пока что из серой массы рабов-говночистов его выделило только знание четырех правил арифметики, что в общем-то для той среды считалось чем-то из ряда вон выходящим. Именно свои невеликие познания в математике и способность быстро считать в уме и в столбик, наш парень и собирался монетизировать по максимуму. Вцепившись в предоставленную возможность намертво, он грыз гранит науки, как одержимый.