Флоренция — дочь Дьявола - Иоанна Хмелевская

Зигмусь кивнул головой, сел в седло и поехал. Флоренция ему не подчинилась и прыгнула широкой свободной дугой через барьерчик возле арки. Всякую другую лошадь Зигмусь смог бы без труда удержать и заставить сменить направление, но у него не хватило духу рвать губы этой кобыле. Рот у неё был мягок, как шёлк, она реагировала на каждое движение удил, но сдерживать свои прихоти Флоренция не привыкла, и это нельзя даже было назвать дурным норовом. Она любила прыгать. Не было ни малейшего повода, по которому она должна была бы отказывать себе в этом удовольствии. Она охотно подчинялась воле наездника в вопросах направления и даже темпа, но упустить случай взять препятствие она никак не могла. Теперь она с лихвой возмещала себе те долгие месяцы, когда боялась соломинок и веточек.

Зигмусь развернулся и поскакал к арке с другой стороны. На лужайке Гонсовских было расставлено все, что надо. Несколько столбиков с жердями имитировали ограду, гротескное подобие стартового бокса могло даже похвастаться дверями, которые в момент старта открывались перед грудью лошади. Методом ласкового убеждения Моника научила Флоренцию входить в эту тесную клетку и ждать знака, хотя дверцы здесь были без пружины и просто раскачивались перед нею. Потребовались два месяца, но лошадь твёрдо усвоила: чтобы свободно скакать, сперва надо пройти через бокс.

Четыре раза приблизившись к арке, Флоренция четырежды преодолела барьер прекрасным прыжком. Зигмусь подъехал к Монике.

— И что? — неуверенно спросил он. — Заставить её?

Моника покачала головой.

— Принуждением ничего не сделаешь. Она всеми силами станет протестовать. С ней можно только уговорами. Или хитростью. Я-то думала, что ты её как-нибудь ласково уговоришь. Подожди, сам увидишь, как она входит в бокс…

Флоренция потянулась губами к карману джинсов Моники и вытащила носовой платок. Она уронила платок на траву и снова к нему потянулась. Зигмусь, однако, задумал показать ей, что надо все-таки слушаться. Он осторожно, но решительно подобрал поводья, стянув их плавным, уверенным движением. Флоренция замерла, словно немного задумалась, а потом, видимо, согласилась, что уверенной руке надо подчиняться. Она оставила в покое карманы Моники и подняла голову. Зигмусь подъехал к подобию стартового бокса, стоящему на краю луга. Он пытался сделать это исполненным достоинства шагом, но ясно чувствовал, что задние ноги кобылки пляшут польку-галоп. Флоренция пробовала ускорить шаг. Он крепко держал её, и они вошли в бокс. Флоренция проделала это просто с восторженной готовностью. К его удивлению, войдя, она по доброй воле остановилась. На миг она застыла как вкопанная.

— Старт!!! — крикнула Моника.

Толкнув дверцы, Флоренция пулей рванула с места. Не могло быть речи ни о каких арках, она пролетела над барьерчиком и понеслась на противоположный край лужайки, причём Зигмусю даже не потребовалось ею управлять. Она роскошным прыжком перемахнула ручеёк, не уменьшая скорости, не спотыкаясь, выполнила прекрасный плавный поворот и помчалась обратно. В конце она слегка изменила направление, чтобы оказаться возле барьерчика и в своё удовольствие его перепрыгнуть.

— Мать честная, чтоб я сдох и не дома ночевал, а в вытрезвителе до конца дней своих! — сказал Зигмусь, просто захлёбываясь противоречивыми чувствами. — И что она с этими прыжками?!.. Может, не надо было тогда её через солому заставлять? Но летит, паршивка, как ангел, а как она этот поворот взяла! Всегда так берет?

Прислонившись к стартовому боксу, Моника тяжело вздохнула.

— Поворотом она уже овладела на сто процентов. Её можно пускать одну, она сама регулирует темп и шаг. А что касается прыжков, так ты посмотри, какие у неё бабки! Может быть, ты не заметил, а я с самого начала углядела. Такое расстояние между копытом и пястью редко встречается, тут мощнейший рычаг. Он даёт ей такой прыжок вверх, что она без труда побьёт все рекорды. И знаешь, не хочется мне от этих прыжков её отучать, потому что я на самом деле думаю про Большой Пардубицкий стипль-чез. Все Большие Пардубицкие требуют прыгучести и большой выносливости. А уж сколько у неё сил, ты себе даже не представляешь.

Флоренция снова тянулась зайти в бокс, нетерпеливо переступая задними ногами.

— Ну что, ещё раз попробовать? — предложил Зигмусь.

Ситуация повторилась без малейших изменений. Флоренция прошла уже полторы дистанции для дебютирующих двухлеток, но все ещё рвалась в галоп. Смущённый Зигмусь ломал голову, что ему делать с таким подарком судьбы.

— Надо, наверное, забрать её на ипподром, — неуверенно предложил он. — Вонгровская ждёт, у неё для Флоренции уже денник есть. Мне кажется, она мчится к этому ручейку, чтобы его перепрыгнуть, а на ипподроме никакого ручейка нет. Там она скорее привыкнет.

— Мне тоже так кажется, — согласилась Моника. — Для меня так будет даже лучше. Я стала учёбу запускать, потому что провожу тут по три дня в неделю. С Агатой я уже разговаривала, она ждёт. Ладно, перевезём её на будущей неделе…

По чистой случайности мне пришлось наблюдать странное явление. Я как раз стояла возле буфета, обе буфетчицы что-то делали в подсобке. Ждала я довольно долго, мне это наскучило, поэтому я встала спиной к прилавку и пыталась рассмотреть табло, на котором вот-вот должны были появиться суммы выплат по выигрышам. У столика возле прохода сидело общество, состоявшее главным образом из конюхов. Они мрачно молчали, потому что никто из них не угадал победителей. Пришли фуксы, и как раз совершенно немыслимый фукс закончил квинту, а на фуксов никто миллионы не поставит. Меня это не потрясло, у меня квинта сломалась уже на первой лошади, и я сразу на неё плюнула. Куда хуже было тем, у кого все получалось в течение четырех скачек. Они питали ослепительные надежды, а тут в пятой скачке все коту под хвост! Компания за столиком являла собой картину отчаяния и безнадёги, наверняка они здорово проигрались.

Я на минутку оторвала от них взгляд и посмотрела в сторону окна, потому что там как раз атмосфера была полна совершенно противоположных чувств.

— Есть! Есть! Есть у меня это Фигляр! Я им заканчивал квинту!

— И что, выиграли? — недоверчиво спросил Юрек.

— Да нет, она у меня сломалась уже на второй скачке, но Фигляр у меня был, вот, пожалуйста…

— И что вам с того, позвольте поинтересоваться? — заметил Вальдемар. — За то, что вы его написали, вам не заплатят.

— Моральное удовлетворение, дрошс пана! Экран наконец показал выигрыши, за квинту заплатили больше шестидесяти девяти миллионов, почти семьдесят. Типы за столиком смотрели на табло с явным отвращением, только один из них вздрогнул, покраснел так сильно, что залился краской по самую шею, потом полез в карман и стал выгребать оттуда билеты…

Вот то-то и оно, что не выгреб. Он сидел ко мне в профиль, я отлично видела этот жест, этот карман, он начал вынимать руку, и я увидела край розового картонного прямоугольничка. Но вдруг он замер, словно опомнился, совладал с чувствами, кипевшими в нем, как в котле, вот только убрать усилием воли краску с лица не получилось. Бледнел он медленно.

Он возбудил во мне любопытство. Эта маленькая сценка оставила такое впечатление, словно тот тип угадал квинту, обрадовался, что получил такой большой выигрыш, но решил скрыть этот факт. В нем взыграло ретивое при виде суммы выигрыша, но он твёрдо решил не признаваться в своём везении, в карман полез машинально, но вовремя остановился. Редкое явление, обычно каждый выигравший во весь голос визжит про своё счастье направо и налево, а этот осторожный — явное исключение в достойном племени игроков. Если только я правильно истолковала его поведение…

Появились буфетчицы, так что я выкинула из головы этого типа и занялась пивом, потому что надо было отметить триплет Марии и Мети, тоже неплохой. Выиграли они его в складчину. Я угадала последовательность, это было неплохим финансовым утешением, так что заодно я могла отметить и собственные успехи.

Мрачное молчание после генерального проигрыша сменилось страшным скандалом. Выплата выигрыша за квинту вызвала всеобщее изумление.

— Нет, вы только посмотрите, посмотрите, что творится, я же говорю!! Такие дикие фуксы пришли, что должны были быть сумасшедшие деньги! — скандалил пан Вольдемар. — Кто-то знал и поставил на них!

— Ну и пожалуйста! — сердился Юрек. — Должно было быть как минимум сто пятьдесят миллионов! Смотрите, указано, что выиграли трое! Я, как полный идиот, выкинул одну из этих лошадей, решил, что дорого!

— Хитрый вдвойне теряет…

— Раз уж у тебя нет этой лошади, тебе лучше, наверное, радоваться, что заплатили меньше, а не больше…

— Ведь приходило мне в голову поставить на Фигляра, но мне показалось, что это невозможно, — жалела пани Ада. — Эх, сейчас имела бы свои семьдесят тысяч, а тут все, сама себе испортила…