Подземный рейд - Игорь Подгурский

Военные сами знают, как им сподручнее справиться с поставленной задачей. Патрульные и решили ее со свойственным им радикализмом.

Николай Трофимович Колесник набрал на коммутаторе номер командира городского гарнизона.

– Полковник Катасонов, слушаю, – буркнула трубка.

– Решительно приветствую, Виктор!

– Категорически, Трофимыч!

Офицер и каэсэсовец были знакомы давно и даже немного приятельствовали семьями, изредка заходя друг к другу в гости. Но основное общение сводилось к служебным делам. При этом старые служаки не упускали случая подковырнуть собеседника.

– Заглубленный командный бункер на станции метро «Советская» – твоя вотчина? – вкрадчиво поинтересовался Колесник.

– Предположим, – тертый жизнью и службой полковник не считал перестраховку чем-то постыдным. – А тебе какая разница?

– На твоей территории сатанисты или кто-то из этой шатии-братии оборудовали в бункере храм и приносят ритуальные жертвы. Заметь, человеческие. Проморгали патрульные.

– На нашей территории, – командир гарнизона слово «нашей» выделил интонацией.

– Мои парни отвечают за мутантов, люди – это твоя юрисдикция. Я к тебе в штаб отправил проводника. Один из тех, кто обнаружил эту дрянь. Разберись.

– Принято!..

– Конец связи…

Через несколько минут командир батальона клятвенно пообещал полковнику Катасонову «сделать все возможное и невозможное», чтобы положить конец этой вакханалии. А в конце разговора поклялся «самым дорогим на свете – здоровьем Президента России, что задачу выполнит».

Военные решили не действовать кавалерийским наскоком. Проще простого было бы заварить все входы в подземный командный пункт – и дело с концом. Но тогда любители человеческой кровушки воздвигли бы новый алтарь своей черной богине уже в другом месте. Благо укромных мест под землей хватало. Часового в каждом тоннеле не поставишь.

Поэтому военные сняли с подземных маршрутов подвижные патрульные группы, чтобы не спугнуть ненароком служителей культа. Бункер обложили плотным кольцом на дальних подступах. Военные рассредоточились и затаились в нетерпеливом ожидании в узких норках вспомогательных тоннелей. В скрытном и бесшумном передвижении им не было равных. Многодневные изматывающие рейды по мрачным подземельям города приучили спецов в погонах к выдержке и терпению. Потянулись томительные часы в засаде. На исходе вторых суток патрульные были вознаграждены. По одиночке и группами по два-три человека в бункер стали стекаться люди, одетые в черные хламиды с капюшонами. Через некоторое время человеческий ручеек иссяк. Из-за бронедвери послышалось монотонное пение с позвякиванием невидимых колокольчиков. Звук нарастал, ввинчиваясь в темноту.

У развилки тоннелей и на изгибе прохода, ведущего к бункеру, а ныне капищу, сектанты предусмотрительно выставили часовых. Похоже, в вопросах личной безопасности они не во всем могли полагаться на четырехрукое божество.

Потянуло пряным запашком зажженных благовоний.

Бойцы безмолвными тенями заскользили по темным проходам, сжимая кольцо вокруг бывшего командного пункта. Они заранее разблокировали два запасных выхода, о которых сектанты не знали.

В темноте патрульные бесшумно подкрались и сняли часовых. Один в последний момент, почуяв неладное, успел развернуться и бросился бежать ко входу в бункер, нечленораздельно мыча на бегу. Но на него навалились сразу двое верзил в камуфляже и, вогнав штык в легкое, бережно уложили на пол. Сегодня пленных не брали и в переговоры вступать не собирались. Милосердие было оставлено на поверхности за ненадобностью.

Легкая возня и бульканье, вырывающееся из глотки сектанта, потонуло в ритмичном пении. Гимн, славивший черную богиню, сыграл злую шутку с ее поклонниками. Патрульные могли не таиться. На пост выставили безъязыких послушников. Сектанты руководствовались логикой, непонятной атеистам. Часовые были верующими, убежденными, что каждому, принесшему в жертву Кали свой язык, при жизни обязательно явится сама богиня. Так это или нет, они уже не смогут рассказать. Еще теплые тела остывали на холодном полу, а души уже стремительно мчались на долгожданное рандеву с кровавым божеством. Место встречи изменить нельзя: там очень жарко и сильно пахнет серой.

Дальше события развивались молниеносно, как в ускоренном кино. Пленку проматывал комбат. Сегодня командир был вместе с подчиненными. Он доверял своим бойцам, но сейчас проводилась не рядовая операция. Никто не должен был вырваться в верхний мир живым. Офицер не любил ни человеческие жертвы, ни когда «шалят» на его территории. А может, его душевное равновесие нарушили вопли полковника? Командир гарнизона не утруждал себя этикетом и не баловал подчиненных подбором нормативной лексики, устраивая им выволочку.

Патрульные дружно навалились на бронированную дверь, обмотанную красной тканью. Их не ждали. Жрецы и рядовые сектанты распевали бхаджаны и киртаны – индуистские религиозные гимны, славя богиню.

Первым в дверной проем рванул комбат с огнеметом за плечами. Вообще-то офицер должен руководить операцией, а не ломиться вперед в первой волне атакующих. Но командир точно знал: если хочешь хорошо сделать дело, делай сам. Да и здоровье Президента, которым он поклялся, – не шутка.

По краям бункера в чугунных подставках горели факелы, коптя стены и потолок. Брошенного взгляда хватило, чтобы оценить обстановку. Офицера волновало одно: это рядовой сходняк или очередное жертвоприношение? Вроде на заклание сегодня никого не приготовили. Комбат щелкнул кнопкой пьезоподжига на ствольной форсунке.

«Загадили бункер! Ничего, почистим!»

Струя пламени с тихим шорохом вырвалась из огнемета. Справа налево и обратно. Это стало сигналом для бойцов, затаившихся у запасных выходов бункера… Горб огнемета отозвался послушным урчанием. Заработала турбина, нагнетая давление в баллонах огнесмеси. Будто стальной кот урчит, ластясь к хозяину.

Дуга пламени стала сигналом остальным. Солдаты ворвались в зал. Огненные бичи захлестали по мечущейся толпе. Мрачные одежды раскрасились языками пламени. Патрульные, как опытные погонщики, аккуратно управляли с трех сторон стадом живых факелов, чтобы ненароком не зацепить товарищей. Запахло горелым.

Тени молчаливо плясали и кривлялись на стенах под крики мечущихся и катающихся по бетонному полу горящих сатанистов. Ритуальное пение превратилось в безумный танец огнепоклонников.

Открытые двери создали поддув свежего воздуха, превратив бетонную коробку в импровизированный крематорий.

Комбату показалось, что в неверном свете скачущих языков пламени скульптура богини Кали злорадно ухмыляется. Похоже, массовое огненное жертвоприношение пришлось ей по вкусу. На черную голову заползла исполинская кобра, спасаясь от жара пламени. Преданный страж не желал расставаться с хозяйкой. Пора было ставить последнюю точку в операции. Офицер не пожалел огнесмеси. Второй баллон он полностью выпустил по статуе. Исполинская фигура расцвела огненным цветком под бетонными сводами. Вспыхнувшая богиня, собранная из пластиковых частей, корчилась в жарких объятиях огня, как живая. Пламя облизывало Кали со всех сторон, горящий пластик потек. С громким треском начали лопаться перекаленные человеческие черепа ожерелья. По лицу богини, как черные слезы, покатились потеки. Прежде чем сверзиться с пьедестала, Кали подмигнула на прощание офицеру. Иллюзия, но слишком уж реалистичная. Офицер сглотнул загустевшую от гари и смрада слюну. Захотелось побыстрее на поверхность, глотнуть свежего воздуха. Дело сделано. Приказ выполнен. Комбат подал команду «уходим», подняв вверх руку, сжатую в кулак.

В бункере осталась россыпь догорающих угольков. Кое-где пробегали огоньки остатков огнесмеси. В центре застывала лужа черного пластика. Вот и все, что осталось от капища.

Любой мегаполис немыслим без граффити, которыми раскрашивают скучный городской пейзаж свободные художники. Адепты уличной культуры без спроса вторгаются в запретные зоны. Осуществляют символический захват территории, пометив ее своими картинами. Нелегалы от искусства рисуют везде, точнее, там, куда удается добраться. Свободные художники всегда бунтуют против законов. И сейчас стритарт перешел в андерграунд в буквальном смысле этого слова, то есть спустился в подземелья.

Стены тоннелей запестрели чем-то ярким и непонятным. У патрульных прибавилось головной боли – гоняться за экзальтированными нарушителями.

В споре о том, что есть граффити – искусство или вандализм, последнее слово всегда было за патрульными или за мутантами. Первые ловили, вторые жрали. Еще неизвестно, чего больше боялись утонченные натуры: клыков или унижения. От тварей всегда есть шанс уйти, а от стаи охотников в камуфляже – нет.