Искатель, 1997 № 09 - Журнал «Искатель»
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда два года назад следственная группа приехала ка место преступления, стояла дождливая осень, земля раскисла. В ямах, где лежали убитые, стояла вода. Бандиты отправили на гот свет семерых — четырех мужчин и трех женщин. Двум из них еще не исполнилось и восемнадцати Теперь Алабин услышал урчание мотора совсем рядом. И в этот момент перед ним открылась поляка. Солнце стояло еще слишком низко и лучи не пробивались сквозь густой лес. Поэтому прелесть ее как-то стушевалась. Но все равно поляка выглядела очень живописно. Горел небольшой костерок. Его дым, словно туман, стлался низко над нескошеной травой. У костра на большой охапке лапника полулежали двое мужчин. Завтракали.
Алабин помнил, что за поляной дорога снова уходит в лес и километров через пять заканчивается у деревни Названия деревни он не помнил. И ехать в ту сторону не собирался. Костер горел справа, почти ка самой дороге, а подполковник свернул влево, в густую траву. Машину стало кидать ка кочках.
Из леса выскочила машина преследователей. Наверное, водитель «рено» успел заметить, как мотает «запорожец» на колдобинах и не погнался следом, а прибавил газу и рванул по дороге, где горел костер. Алабин не видел, как отпрыгнули в сторону от несущихся на них машины закусывающие мужики. Он увидел их минутой позже, когда «рено», резко вывернув ему наперерез, засела в торфяной жиже.
Один из бритоголовых выскочил из машины в густую зеленую траву и тут же оказался по колено в грязи. Испугавшись, что может утонуть, он схватился обеими руками за дверцу и выронил автомат.
Алабин, сделав круг, добрался до старой колеи, ведущей в сторону шоссе. Он въехал в лес, когда ударила автоматная очередь. На «запорожец» посыпались, срезанные пулями еловые ветки. Но кроме автоматной очереди, подполковник услышал гулкий дуплет из охотничьего ружья. Он притормозил на секунду, обернулся назад. Один из мужиков перезаряжал охотничий обрез.
Алабин, осторожно объезжая пеньки и лужи, выбрался из леса, пересек по зыбкой колее луговину и, поддав газу, выскочил на асфальт. Шофер-дальнобойщик промчавшегося мимо камиона, погрозил кулаком и гуднул резко и зло.
Корнилов проснулся в восемь — в запасе оставался час, чтобы побриться, позавтракать и придти к открытию почты. Алабин уже был на службе.
— Привет, дружок! — сказал Корнилов. — Жив-здоров?
— Бог милует, — по тому, как Василий произнес эти два слова, Игорь Васильевич понял: Алабин знает, чем вызван его звонок, и дает понять, что все разрешилось благополучно. Расспрашивать Корнилов не стал. Нынче время такое — никогда нельзя быть уверенным в том, что тебя не слушает чужое ухо.
— А я оказался рядом с телефоном, решил узнать, не выберешься ли в наши края? Давно не навещал, — на всякий случай сказал генерал.
— Выберусь. Разгребу текущие дела и выберусь.
— Текущие дела еще никому не удавалось разгрести. Они потому и текущие.
— Точко! — Алабин засмеялся. — Не успел в кабинет зайти, звонок из Гатчины. На Киевском шоссе разборка — погибли два мафиози. Один из тамбовской группировки, другой, судя по документам, питерский. Черный «рено» нашли около Поддубья. Сушков сказал, что у них два «Калашникова» было и по «беретте».
Сушков руководил гатчинским уголовным розыском.
«А с иномаркой я не ошибся», — удовлетворенно подумал Корнилов. Он повесил трубку, расплатился с заспанной телефонисткой и вышел на улицу.
Ночной поезд в Петербург
В одиннадцать вечера Москва казалась вымершей. Навстречу Фризе попадались лишь одинокие прохожие. Только у подъездов ресторанов можно было встретить компании молодых людей. Одни из них еще собирались вкусить прелестей ночной жизни, другие уже отчаливали к дому. Фризе давно заметил — нынче людей покидавших ресторан никак нельзя отнести к категории «погулявших». Не слышалось пьяных выкриков, громких песен, шумных объяснений в любви. Чуть возбужденные голоса дам, да неясное бормотание их спутников, вызывавших по радиотелефону автомобили — и все. Ушла в прошлое фигура недобравшего пьяницы, покупающего у швейцара втридорога бутылку спиртного. Если уж возникал шум у ресторана, то это были выстрелы из «Калашникова» или «Макарова».
На Мясницкой в двух бромных окнах над фирменным магазином «Чай-кофе» горел яркий свет. Стройная девица разгуливала голышом из комнаты в комнату, время от времени останавливаясь у огромного зеркала и прикладывая к груди очередную блузку. Почему-то они ей не нравились, и девица, швырнув блузку в сторону — наверное, на невидимую Фризе кровать, — отправлялась за следующей. Владимир остановился и с минуту следил за девицей, гадая, на чем же остановит свой выбор привереда. Но, похоже, запас блузок был большим, а до отхода поезда оставалось всего сорок минут.
«А что же Рамодин? — подумал Фризе. — Неужели не сдержал слово?» Всю дорогу он шел не оглядываясь, а когда увидел стройную эксгибиционистку над «Домом чая», не удержался — бросил быстрый взгляд назад. Рамодина он не заметил, Да и никого другого тоже — улица была пустынной.
— Ну, вот, хоть один земляк попался! — Порадовалась проводница. — Весь вагон японцы оккупировали. А в вашем купе ихняя переводчица. Красотка — загляденье!
Проводница посмотрела на Владимира игриво. Как будто это она устроила ему поездку в одном купе с красивой переводчицей.
Фризе вспомнил, как года три или четыре назад уезжал из Хельсинки, с конгресса криминалистов. Почти все его коллеги летели самолетом, а Владимир решил ехать поездом. Компанию ему составила пожилая дама, профессор уголовного права из университета.
Распорядитель конгресса пообещал билет в вагон СВ. А накануне отъезда предстал перед Фризе слегка смущенным.
— Нет билетов?
— Есть. Но…
— На другой поезд?
— На тот, на который заказывали. Но… Один билет первого класса. Другой — в четырехместное купе.
— Не велика беда. Дама поедет в первом классе, а я во втором. — Легко согласился Фризе.
— Но… — Финн опять вздохнул. — Ехать в четырехместном купе придется даме. У нас строго следят за тем, чтобы в двухместном не попали незнакомые мужчина и женщина. Представляете себе скандал, если мужчина окажется сексуальным маньяком?!
— А женщина — нимфоманкой?
Финн посмотрел на Фризе с укором. Похоже, с юмором у него было не все в порядке.
«Серьезные ребята, — подумал Владимир. — Все-то у них предусмотрено».
Как же он удивился, застав в сроем купе молоденькую — лет восемнадцати — прелестную финку, знавшую к тому же слов двадцать по-русски и не опасавшуюся попутчиков с маниакальными наклонностями.
Повезло и профессорше. В четырехместном купе она оказалась единственной пассажиркой. Но у Фризе даже мысли не мелькнуло, предложить ей поменяться местами.
Когда утром следующего дня они прибыли на Ленинградский вокзал, он уже знал от девушки — ее звали Элена и она оказалась страстной любительницей советского шампанского, — что билет на поезд ей покупал отец, а ехала она к мужу, Третьему секретарю финского посольства.
Как показалось Фризе, японка, его нынешняя попутчица, тоже не опасалась сексуальных маньяков. Она встретила его приветливой улыбкой.
— Добрый вечер, — сказала она на прекрасном русском языке.
До отхода «Красной стрелы» оставалось десять минут. Владимир вышел на перрон. Последние пассажиры не спеша вышагивали к своим вагонам. Спокойные, уверенные в себе, прекрасно одетые.
Все, кто ездит «Стрелой», всегда были пассажирами особого рода, элитой Раньше — чиновники высокого и среднего ранга, актеры — гастролеры, урвавшие денек между спектаклями, чтобы сняться на Ленфильме, участники международных или отечественных симпозиумов, проводимых чуть ли не каждый день. Теперь на этот поезд спешили те же чиновники, но только более высокого ранга, банкиры, бизнесмены, проститутки, курьеры наркодельцы и иностранцы. Отрешенные, полные достоинства лица, граждан особого рода, способных обидеться, если им предложат вместо билета на «Красную стрелу», билет на поезд-близнец под номером четыре, все отличие которого в том, что он отправляется на четыре минуты позже и приходит в Питер через пять минут после «Стрелы».
Рамодина на перроне не было. Невысокий жуликоватый парень с опухшим от пьянства лицом уже второй раз торопливо прошел вдоль состава, вглядываясь в окна. Скачала у Фризе мелькнула мысль, уж не его ли ищет этот суетливый субъект. Но опухший прошел мимо, даже не взглянув на него. «Значит высматривает приличного «сазана», — решил Владимир. — Или иностранцев с горой чемоданов. Определит вагон и купе, где добыча побогаче, и просигналит сообщнику, который гонит майдан[1] на «Стреле». А остальное для опытного марвихера — дело техники».
Неожиданно по радио диктор объявила:
