Начало всех начал - Тина Вальен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Шалун мой, Ку, пора взрослеть!
Моё подсознание, внутренний голос, выскочка, одним словом кураж, живущий сам по себе, был совершенно неподконтролен разуму. Выражение «Язык мой, враг мой» полностью относится к нему. Но, если честно, его неистощимая энергия питала и поддерживала меня в трудные минуты. Пришла пора обуздать насмешника. Знала, не послушается: свобода слова! Мой кураж привык никого не щадить, особенно саму хозяйку. Так он, хамоватый и неблагодарный, допрыгался до цензуры.
— Пора понять обоим, что Оля другая. Она в своей очевидной беззащитности и открытости остаётся собой и только выигрывает.
— А мы что, играем роль? — возопил оскорблённый насмешник. — Мы тоже живём, как дышим!
— Неужели обиделся?! Не мешает побывать в шкуре тех, над кем смеёшься.
Именно тогда я впервые задумалась. Нужна ли нам эта пробивная сила, жизненная стойкость, победа в любом споре? Чем я отличаюсь от Риты, сметающей всё на своём пути великолепной грудью? Острым язычком? Вечером я снова переживала Олино замечание, сильно зацепила подруга. А скольких зацепила я?
Сон не шёл. Кто подскажет, как правильно надо жить? Чередой прошли перед глазами герои Достоевского, их сменил любимый граф, запутавшийся в рациональной и иррациональной причинности бытия; печальный Чехов — смех сквозь невидимые миру слёзы; Джек Лондон… «С волками жить — по-волчьи выть». С его девизом я вышла в самостоятельную жизнь, с ним я выстроила свой путь наверх. Я шла вперёд, а, может быть, надо идти не вперёд, а в правильном направлении? Можно просто плыть по течению, наслаждаясь миром, не тужась прорасти через асфальт естественного отбора золотым колоском. Можно, но у меня не получается жить так, как Оля. И Игорёк мучается идеей переделать мир, сделать его справедливым, замахнулся юношеским максимализмом с мечом в хлипких руках на всех и на всё. А мудрецы умерли, так и не постигнув до конца смысла жизни. Не проще ли сначала разобраться в себе? Это ещё сложнее, если в голове такой сумбур. От многих знаний и печаль. Жить проще, проглотив почти все сливки мировой литературы, не удаётся, душа мечется, ищет чего-то неведомого, неземного. Красивой Рите достаточно секса, защищённой от всех ветров Оле достаточно просто любви. Именно она освещает волшебным светом, наполняет гармонией все жизни на земле. Бог уже погладил их по голове, дав одной красоту, другой — защиту. Что ещё надо женщине? Мне мало только любви, мне важен и человеческий, социальный статус. Может быть, поэтому меня не коснулась Его длань? Видимо, Он посчитал, что мне самой хватит сил достичь не только женского счастья.
Моя дорога, рухнувшая от сомнений, снова обрела прежний вид, только вдоль обочины замелькали предупредительные знаки со слезой ребёнка Фёдора Михайловича, Катенькой Масловой… Их бесконечный ряд закончился издевательским прищуром «Маленькой хозяйки большого дома». Почему бы не призывный жест Ельцина? И всё-таки любимый Джек… Сознание раздвоилось: как он, или как она? Лицо Байрона медленно превращалось в лицо Серёжи, появилась Анна, поезд приближался… А, хотела, видимо, уехать… хихикнул внутренний голос и умолк. Кто я? И тело, и душа. Что мыслил Он, соединив нас вместе? Тело — частичку бытия с душой — вселенной…
Я хорошо помнила ту первую бессонную ночь. Утром тело ныло, не выспалась. Обыденная реальность, проста и незатейлива. Только ночные мысли заносят в философские водовороты и фантазии, а утром они проще, и вопросы банальнее.
Говорили, что Рита устроилась в какой-то закрытый клуб, да чего только не говорили. Сексапильная и стервозная, как сложится её судьба? Не зря говорят: не родись красивой. Я ревновала, не могла не завидовать на подсознательном уровне. Что общего могло быть у неё и Сергея, была ли постель? Говорили, что он просто помогал ей с английским. И мне легче не стало после её исчезновения, всё равно место возле него займёт очередная Афродита. В глубине души я соглашалась с Ритой. Кто из нас не бросается непроизвольно к красивой упаковке, забывая подумать, что в скромной маленькой коробочке рядом может находиться бриллиант? Полюбите нас чёрненькими? Перебьётесь, так не бывает. Придётся долго ждать, пока кто-то постарается открыть невзрачную коробочку с надписью: «Женя», чтобы увидеть её внутреннюю ценность. И нужна ли она кому-нибудь, кроме меня? И что делать со скромность, которая так украшает девушку, но которая так не вяжется с современностью? И что, при таком раскладе, я из себя представляю? «Комсомолка, спортсменка…» и просто хорошая девушка. Игорёк как-то заметил, что я похожа на героиню этой старой комедии. Если бы! Но весёлого лукавства у меня не отнять, а вот ненормальную общественную активность — не мешало бы, если бы я могла без неё жить. А была бы красавицей, выгуливала бы с гордостью свою идеальную внешность по коридорам института, как королевна. И никакой суеты.
— С тоски удавиться, — каркнул внутренний голос.
— Как хорошо и спокойно было жить без любви, — подумала я.
— Не ври хоть самой себе, — осадил он. — Плакатами «Хочу любить» всё внутри забито. Хотела — люби!
— Мечтала взаимно… — вздохнула я.
— Спать! — завопило внутри. — Ты теряешь себя, идиотка, с этой любовью!
Теряю… — согласилась я. — Она сломала внутреннюю гармонию, заставила сомневаться, потребовала взглянуть на себя глазами мужчины. Как всё запущено! Годы прожиты в обнимку с классиками ради главной достойной цели — богатства внутреннего мира, с вершиной морального кодекса строителя коммунизма. А о красоте внешней — чуть у Пушкина, чуть у Чехова. Только в пристяжных летела тайная мечта о принцах, а им нужно соответствовать… и не на трибунах, а на каблуках. Как пошло и низко всё это было бы ещё вчера, а сегодня Незнакомка господина Блока полностью заполнила весь экран.
Я включила свет и подошла к зеркалу. Посмотри на себя, строитель коммунизма. Всё среднее: рост только чуть выше. Грудь есть, но как у моделей Праксителя, а не как у секс-бомб, фигура со стандартными параметрами, кожа — не белый мрамор, просто есть… чёрные, как смоль, с упругими локонами волосы самой нравятся, а мужчинам подавай даже не натуральных, а крашеных блондинок. Только зелёные глаза вытаскивали из этого унылого однообразия. И всё это скрыто под джинсами и свитерком — одеждой «унисекс». Вспомнила как, надев впервые платье-подарок, ощутила в себе незнакомое доселе чувство воссоединения с потаённым «я». Женщина во мне проснулась и удивилась своему отражению.
Стала понятней мама, которая зимними вечерами открывала створки шкафа и принималась примерять многочисленные платья и туфли. Папа начинал нервничать, наблюдая чудесное перевоплощение: из колхозницы в телогрейке и сапогах, как из невзрачной куколки, появлялась прекрасная бабочка. Только полёт её ограничивался стенами дома.