Потери и обретения. Книга вторая - Линн Смитерс

- Да, но не слишком.

- Тогда почему ты бледна как полотно? - На лице Холли отразилась тревога. - Может, тебе следует поговорить с Редклиффом, чтобы он вправил ей мозги?

- Нет. - Джоанна шумно выдохнула. - Я не сделала ничего такого, что дало бы ей повод для ревности. А поскольку у меня нет ни малейшего желания заводить с Редклиффом роман, все будет в порядке.

Однако, вновь отправившись на поиски атласной ночной рубашки цвета слоновой кости, она так и не смогла справиться с охватившим ее замешательством.

Спустя шесть часов, когда неумолимый режиссер с повадками неврастеника наконец остался доволен сделанной записью, Джоанна вышла из студии, которая к тому времени уже почти опустела.

Подойдя к «порше», который стоял на специально отведенном для него месте, где четкими белыми буквами прямо на бетонном полу было выписано ее имя, она увидела, что все четыре колеса спущены.

Глава 22

Прошло несколько недель. Подобные инциденты больше не повторялись, и напряжение постепенно отпустило Джоанну.

С головой уйдя в разработку коллекции «Лунный берег» и одновременно готовя эскизы для очередного выпуска шоу, она стала работать еще интенсивнее, чем прежде. Каждое утро после пробежки на пляже она, поставив перед собой кофейник, усаживалась в кресле с блокнотом в руках. На обед она, как правило, выпивала еще кофе и проглатывала сэндвич, а ужин зачастую просто игнорировала. К тому же она мало спала. Фунты веса таяли буквально на глазах, но она не обращала на это внимания.

- Черт побери, что ты с собой делаешь? - спросил Редклифф как-то дождливым днем, когда после обеда она приехала к нему в офис, чтобы обсудить смету.

Он только что вернулся из трехнедельной командировки, во время которой осматривал потенциальные объекты для строительства новых магазинов. Она не хотела признаться даже себе самой в том, что скучала эти три недели, не видя его, и беспокоилась, сможет ли сдержать свои эмоции при встрече. Но теперь, когда они наконец остались наедине, она поняла, что ей нечего опасаться попыток любимого соблазнить ее, и почувствовала облегчение.

В его взгляде читалась тревога, смешанная с ужасом.

- Понятия не имею, что ты имеешь в виду. - От истощения голос ее стал резче, чем обычно. Из-за простуды, с которой ей так и не удалось справиться, она покашливала.

- Когда ты в последний раз смотрела на себе в зеркало? Вид у тебя жуткий. - Персиковый цвет лица, на котором раньше играл яркий румянец, сменился нездоровой бледностью; губы, которых давно не касалась помада, казались выцветшими, а ее изумительно красивые янтарные глаза покраснели от недосыпания. Вязаный кашемировый джемпер мешком висел на похудевшем теле.

- Большое спасибо, - сказала она с деланной любезностью. - Тебе раньше никто не говорил, что ты здорово умеешь создавать женщинам хорошее настроение?

Дрожащей рукой она провела по своим красным шерстяным брюкам. Она специально надела эти брюки, подобрав их в тон джемперу, в надежде на то, что их яркая расцветка не только оживит пасмурный день, но и приведет ее в бодрое расположение духа. По неодобрительным словам Редклиффа и его осуждающему взгляду она поняла, что ее замысел потерпел крах.

- А тебе никто не говорил, что мода на неброские практичные вещи давно прошла?

- Да, у тебя и вправду на уме сегодня сплошные комплименты, - пробормотала она. - А где Милдред?

- В Сарасоте. Из-за непогоды у нее разыгрался артрит. Вот Максвелл и решил, что ей лучше побывать дома.

- А-а… Значит, мы будем обсуждать смету вдвоем?

- Тебя что, это смущает? - тихо спросил он, словно бросая ей вызов.

- Вовсе нет, - солгала она. Ее так и подмывало сказать, что, наверное, это смутило бы его жену, но она сдержалась. - Давай займемся делами.

Пытаясь изо всех сил сосредоточиться на множестве цифр, которые он обрушивал на нее, Джоанна поймала себя на мысли, что в голове у нее такой же туман, как и тот, что висел за огромными, во всю стену окнами, делая призрачным и без того блеклый свет пасмурного дня.

За эти три недели она не раз входила в его кабинет, толком не представляя, зачем пришла. Она набирала номер телефона Редклиффа, чтобы задать ему какой-нибудь вопрос или поделиться только что пришедшей в голову идеей, но, заслышав в трубке его звучный, сочный голос, мгновенно забывала, что хотела сказать.

И сейчас, обсуждая предполагаемые цены на модели из коллекции «Лунный берег», она не могла отвести взгляд от его пальцев, державших бухгалтерскую книгу, и все цифры мгновенно вылетали у нее из головы, словно сухие листья, подхваченные порывистым осенним ветром.

Но вот прошлое… Картины прошлого не улетали. Ах, думала Джоанна, тая под взглядом черных блестящих глаз Редклиффа, прошлое - это совсем другое. Особенно те дни, которые они провели вместе в Миссисипи…

Раньше она надеялась, что со временем эти воспоминания утратят остроту. Она молилась об этом, желая забыть ощущение от прикосновений его рук, обнимавших ее за талию, когда ей казалось, что о большем невозможно и мечтать.

Однако, несмотря на все ее надежды и мольбы, на все ее благие намерения, воспоминания о тех романтических ощущениях, продолжавшихся так недолго и, увы, не нашедших логического завершения, наложили на ее своенравную натуру отпечаток, различимый столь же явственно, как и грани уотерфордского хрусталя, стоявшего в столовой «Сэвидж».

Джоанна все меньше была в состоянии контролировать ход своих мыслей, из которых каждая была коварнее другой. То она уповала на то, что из-за совершенно противоположных взглядов на жизнь брак Редклиффа и Памелы неминуемо распадется, то желала, чтобы Памела сбежала с одним из своих любовников, которых, как утверждала молва, у нее было множество. Временами поздно вечером, лежа в кровати и уставившись в потолок, она, понимая, что такие мысли не делают ей чести, воображала, как включает телевизор, где в это время идет выпуск последних известий, и слышит, что «Конкорд» разбился в Альпах и, хотя членам экипажа удалось остаться в живых, единственная пассажирка - Памела Сэвидж Кардигос Сторм Морино, светская львица и наследница империи сети многофилиальных магазинов, трагически погибла.

Она мысленно представляла, как бросится к Редклиффу, чтобы быть с ним рядом и искренне утешить его. И тогда он скажет то, что ей не терпится услышать: что он никогда не любил Памелу, что она - единственная женщина, которую он всегда любил и будет любить. И тогда наконец наступит великое блаженство - он заключит ее в свои объятия.

Порой она представляла себе, как они занимаются любовью на пляже, освещенном яркой, полной луной, или в наполненной до краев глубокой мраморной ванне, пенящейся крошечными белыми пузырьками. Или воображала, как он медленно и благоговейно раздевает ее в кровати с белым пологом, усыпанной белыми, словно снег, лепестками роз.