Война на уничтожение. Что готовил Третий Рейх для России - Дмитрий Пучков

Покоряющие выполняют при этом освободительную миссию. Одни индейцы жестоко угнетают других, в частности приносят в жертву своим языческим богам, и благородные конкистадоры, испытывая сочувствие к угнетённым, должны освободить их.

Культура покоряемого народа примитивна. То, что можно принять за шедевры их творческой мысли, например большие благоустроенные города, самобытная архитектура и скульптура, – это результат инстинкта. Индейцы строили всё это не как люди, но как муравьи или пчелы.

Индейцы греховны и отвратительны даже внешне. Застрельщиком этого тезиса выступил ещё Колумб, сообщивший в своём судовом журнале, что «на большом расстоянии отсюда есть мужчины с одним глазом, и есть другие, с собачьими мордами, которые едят людей». Здесь обозначены и явные признаки физического уродства, и намёк на каннибализм: именно первооткрывателю Америки мы обязаны самим словом «каннибалы», которое является не чем иным, как искажённым словом «карибы», то есть названием одного из племён Карибских островов. Сам Колумб никаких людоедов не видел и в конце концов пришёл к выводу, что слухи о них – вымысел. Но в Европе легенда об индейцах как о пожирателях человеческой плоти получила широкое хождение.

Другой слух, который с ужасом пересказывали друг другу добрые испанские католики, сообщал, что индейцы постоянно и без стеснения предаются греху мужеложства. Пропагандистом этой легенды был этнограф-конкистадор Гонсало Фернандес де Овьеда-и-Вальдес, которого Лас Касас клеймил грабителем, убийцей и лгуном: «Ни один человек из тех, кто знал этих индейцев и общался с ними, не обвинял их в подобном грехе; и только Овьедо, который осмелился писать о том, чего не знал и не ведал, и о людях, которых отроду не видывал, ложно приписал им этот гнусный порок, сказав, что все они – содомиты»[89].

Несложно заметить, что все пять аргументов Сепульведы спустя 400 лет были использованы Гитлером. Неравенство людей обусловила нацистская расовая теория. О невозможности низшей расы славян построить крепкое государство фюрер громко заявил в «Майн Кампф». Концепция «Гитлер – освободитель от большевизма» настойчиво звучала в пропагандистских материалах Геббельса. Ничтожную ценность культурных творений на Востоке провозгласил приказ фельдмаршала Рейхенау[90]. Наконец, «познавательные агитационные брошюры» рассказали жителям рейха, что люди советской России не соблюдают элементарные правила гигиены и предаются беспорядочным половым связям. Но, как и во времена конкистадоров, всё это было только ширмой.

Между тем под влиянием буллы папы римского и законов испанской короны истребление коренного населения в колониях Мадрида постепенно прекращалось. Аборигены работали согласно правилам энкомьенды, галеоны исправно везли в Европу колониальные богатства, католические миссионеры обращали индейцев в христианство, не гнушаясь даже диспутов с языческими жрецами. Главное же, одинокие конкистадоры охотно женились на индианках, что неизбежно влекло за собой синтез культур и появление огромного числа метисов – так был запущен этногенез современных мексиканцев, парагвайцев, венесуэльцев и других народов Латинской Америки. Однако в Америке Северной всё складывалось иначе.

В ноябре 1620 года британский корабль «Мэйфлауэр» доставил на побережье Виргинии первую группу переселенцев из Англии. Все они были пуританами (от слова purus – чистый), то есть протестантами кальвинистского толка, бежавшими от европейских религиозных войн и греховности Старого мира. В Новом Свете они собирались создать другой мир – сообразно канонам своей, истинной, как они считали, веры.

Кальвинизм внёс в христианство идею предопределения, суть которой состояла в том, что Бог предвечно уже предназначил каждого человека либо к спасению, либо к вечной погибели. Эта ветвь реформаторства разделила людей на изначально избранных и отверженных. «Хотя и говорят, – писали кальвинисты, – что Бог послал сына своего для того, чтобы искупить грехи рода человеческого, но не такова была его цель: он хотел спасти от гибели лишь немногих. И я говорю вам, что Бог умер лишь для спасения избранных»[91]. Изменить или исправить свою судьбу, согласно кальвинизму, было нельзя. В событиях жизни можно было лишь искать знаки того, что уготовил Всевышний.

Учение об избранности к спасению (термин Макса Вебера[92]) самым роковым образом сказалось на отношениях английских колонистов с индейцами. Переплыв океан, пуритане вскоре стали свидетелями страшных эпидемий оспы, которую они сами же и принесли в Новый Свет. Индейцы Массачусетса умирали сотнями у них на глазах, отчего «ранние колонисты назвали эти земли “новообретённой Голгофой”. Но эта Голгофа радовала пуритан – не только потому, что занесённые болезни не угрожали их жизням, но и потому, что покрытые язвами тела индейцев выглядели однозначным признаком божественного одобрения их колониальных усилий»[93]. Поскольку пилигримы считали себя вторым богоизбранным народом, пришедшим в неизведанные земли строить «сияющий град на холме», они часто искали в Ветхом Завете параллели с происходящим. Америка под пером ряда пуританских богословов представала Ханаанской землёй, которую Бог обещал дать в наследство своему народу. Как говорится в книге Исход, «Господь позволил Израильтянам войти и завладеть Ханааном, истребив народы, прежде обитавшие там, по причине беззакония и греховности этих народов»[94].

На греховность индейцев явно указывало то, что пуританское миссионерство, за которым не стояли мощь и богатство Ватикана, оказалось менее успешно, чем католическое. С другой стороны, и сами пуритане не проявляли должного усердия в христианизации: они полагали, что раз население Америки сразу не отзывается на слова Священного Писания, то такова воля Бога, отвергающего этих существ.

Образ жизни и обычаи индейцев поселенцы также не понимали, вопрос об их принадлежности к человечеству вызывал споры. Кто-то допускал, что жители Америки – потомки Ноя, которые выродились в дикарей. Иные полагали, что это вообще создания сатаны. Среди части пилигримов зрела уверенность, что местное население должно быть окончательно уничтожено – так же как ветхозаветные ханааняне. И хотя другие не разделяли этих взглядов, но отношения с индейцами, поначалу вроде бы добрососедские, постепенно пропитывались отчуждением и антагонизмом. Как писал крупный философ XX века Леопольд Сеа, «пуританский коммерческий проект, относящийся к XVII в., как раз и не предусматривал включения какого бы то ни было племени или народа в создаваемое общество. Это общество не включало, а исключало. Оно было обществом индивидов среди индивидов, каждый из которых преследовал свои собственные интересы. В нём не было места индейцам с их отсталостью и естественным неприятием чуждых и непонятных им обычаев и законов… Эти люди не признавали своим того, кто не сумел доказать свою способность быть частью создаваемого ими общества. Новый Иерусалим открывал врата только для званых»[95].

Такая аттестация переселенцев, разумеется, не значит, что индейцы всегда были мирными, никогда не совершали набегов на колонистов или, скажем, не практиковали жестоких пыток. Всё это было. Но трагическую судьбу коренного населения Северной Америки определила именно базовая пуританская установка – отказ от вовлечения аборигенов в свой круг в сочетании с постоянной территориальной экспансией. В этой логике индейцы были просто лишними. В междоусобных войнах с другими европейцами, вроде Семилетней, их использовали как инструмент, как пушечное мясо, но никогда как полноправных союзников. Войны с самими индейцами превращались в войны на уничтожение. Так, исход первой индейской войны – с пекотами (1636–1638) – решила так называемая резня в Мистик, когда ополчение колонистов во главе с Джоном Мейсоном просто сожгло крупнейшую пекотскую деревянную крепость, где в тот момент вообще не было зрелых мужчин – только около семисот стариков, женщин и детей. Пытающихся выбежать из-за горящего частокола убивали на месте или швыряли назад в огонь. Жестокость этой расправы потрясла наррангасеттов и мохеган, которые шли на пекотов с белыми. Мейсон признавал: «Все наши индейцы, кроме Ункаса (вождя мохеган), покинули нас»[96]. Но сам он не видел в произошедшем чего-то страшного: «Нападение на пекотов было Божьим актом, Который смеялся над Своими врагами и врагами Своего народа, с презрением отправив их в геенну огненную. И сделался Господь судьей над язычниками, заполняя Мистик трупами… Пусть вся Земля будет наполнена Его славой! Таким образом, Господу угодно было поразить наших врагов и дать нам их землю в наследство»[97]. Другой писатель-пуританин несколько раз с чувством повторял, что таким образом «Господь наш Иисус заставил их (индейцев) склониться перед Ним и лизать прах»[98]. После следующей индейской войны, так называемой войны короля Филиппа, в Новой Англии, на территории пяти современных штатов северо-востока США, индейцев почти не осталось.