Неизвестная война. Правда о Первой мировой. Часть 2 - Сборник статей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы хотите стать учительницей?
Вопрос был с подтекстом: речь ведь шла о женском обучении. И Клара гордо ответила:
– Это единственный шанс для женщин получить приличные знания.
Консервативный Фриц постарался не выдать свои сомнения: она ему нравилась. Нравилось ему и то, что девушка может быть другом, может понимать его научные интересы. С ней приятно разговаривать. Клара действительно очень отличалась от других немецких женщин. Она никогда не говорила о цветах, а при виде младенцев ее глаза не становились сентиментальными.
Бабушка Клары оказалась прозорливее: узнав от сына о новом знакомстве внучки, сокрушенно покачала головой: «Хаберы? Ой-ой-ой! Это же такая ортодоксальная семья». В еврейском мире все семьи наслышаны друг о друге, и бабушка заранее предчувствовала трудности, с которыми придется столкнуться талантливой и своенравной Кларе. Сама Клара ни о чем не подозревала. Хабер восхищался ее домашней лабораторией, помогал ставить опыты и даже радовался, что у них так много общего. Казалось, они созданы друг для друга и вместе станут продвигать науку вперед, к прогрессу человечества.
Первоначальная лояльность Фрица по отношению к свободе Клары была вызвана еще и тем, что он сам хорошо знал, что такое притеснение. Он был германским евреем, и у него возникали бесконечные споры с отцом. Хабер-старший, ортодоксальный еврей, торговавший аптечными настойками, видел в сыне только свое продолжение, хотел отправить его в коммерческое училище Будапешта и не одобрял стремление к научной карьере:
– В торговле ты сможешь достичь большего! Зачем тебе эти исследования?
– За химией будущее, папа! – возражал сын. – Я стану профессором!
– Каким профессором? Ты забыл, кто ты? В лучшем случае станешь ассистентом химика!
Фрица и Клару сблизило положение изгоев, вынужденных пробивать себе дорогу к большой науке. Её отказывались принимать в институт, студенты пели ей издевательские песенки, лаборанты портили пробирки. Когда Клара решила по моде отрезать длинные волосы, сестра от ужаса уронила ножницы, а бабушка изрекла: «Самсона ты теперь не победишь».
2. Химики
Расставшись из-за учебы на десять лет, Фриц и Клара неизбежно должны были вновь встретиться в химической лаборатории. На свадьбу бабушка подарила Кларе свой жемчуг – семейную реликвию.
Оба были счастливы, и Хабер с гордостью ввел супругу в свой институт. Химики встретили ее появление с некоторым недоумением, лишь Отто Закур поклонился: «Я очень рад, фрау коллега!» Ректор Энглер воспринял появление Клары иначе:
– Вы женились? Поздравляю! Но впредь не стоит приводить сюда жену.
– Моя супруга доктор наук, она очень талантлива, – возразил Фриц.
– Я наслышан об этом, – оборвал его начальник. – И все же место дамы на живой природе, а не в химической лаборатории.
– Клара – автор многих публикаций в области химии.
– Я читал их, господин Хабер. Но, видите ли, женщина будет вносить в работу научной лаборатории беспокойство.
Энглер оказался и прав, и неправ. Если кто-то в лаборатории ронял пробирку или неудачно производил опыт, в этом винили Клару Хабер. А в 1901 году Клара еще и позволила себе упасть в обморок, надышавшись химических препаратов. Правда, причиной обморока была беременность, но ведь это только свидетельствует о том, что место женщины дома, а не среди вредных препаратов.
Рождение ребенка не изменило характера Клары и не отвратило её от лаборатории: она была химиком до мозга костей и только потом женой и матерью. При первой возможности Клара являлась в лабораторию, и раздраженные ассистенты вкатывали за этой упрямицей коляску с кричащим младенцем. Теперь даже Фриц Хабер тяготился присутствием жены. Еще больше их разобщила его командировка в Америку. Жену, несмотря на ее просьбы, Хабер с собой не взял: «В США? С младенцем? Да и ты еще слаба».
Клара скучала в обществе экономки и малыша, рассматривала открытки с видами, присланные из Америки, и думала о химических опытах. Нельзя ломать натуру человека. А Клара не обладала женской натурой. Младенец, плакавший на руках у собственной матери, замолкал и успокаивался, как только его брала экономка Роза. Эта девушка тоже ходила учиться. Клара поинтересовалась, какие курсы она посещает, и услышала в ответ: «Курсы медсестер, фрау Хабер. Это для простых людей, нам в институт не попасть. Но мне нравится учиться». «Еще одна борющаяся за свои права душа», – подумала Клара. Но в ответе Розы было столько скромности и достоинства, что Кларе даже стало стыдно своих амбиций.
В отсутствие Фрица ректор Энглер и его ассистент отказались пускать Клару в лабораторию. Энглер наговорил ей грубостей, а его подручный попытался силой вывести женщину и порвал на ней бабушкины бусы. С Кларой случилась истерика, и её, плачущую, подбирающую жемчуг, забрала санитарная карета. Лечили нервные расстройства в то время просто и жестоко: надевали смирительную сорочку и топили в ледяной воде. Такие процедуры на время сделали Клару совершенно пассивной и равнодушной к происходящему.
Вернувшись из Америки, Хабер старался разнообразить ее жизнь, но это было уже не в его силах: он свою жену не понимал. Единственным человеком, оценившим профессиональные достоинства Клары, стал коллега Хабера, химик Давид Сакс. Он был австриец, а в Австрии, с её высоким уровнем химии и медицины, к ученым женщинам относились с большим уважением. Сакс катал Клару на воздушном шаре, даже хотел увести её из семьи. Верность супружескому долгу не дала Кларе изменить свою судьбу. На прощание Сакс сказал ей пророческие слова: «Вы совершаете большую ошибку».
3. Трагедия или статистика
Возможно, Клара как раз поступила умно, надев на себя маску любящей жены и матери. К ней наконец-то стали относиться с уважением солидные немецкие мужчины, посещавшие их дом, – как относятся к достойной, социально адаптированной женщине, соблюдающей свой семейный долг. Мало этого – её наконец-то перестали грубо выставлять из комнаты во время деловых разговоров, приглашали к общему столу, спрашивали совета. Но ей недолго пришлось носить эту маску. Началась война, и все вокруг как будто посходили с ума. По всем улицам с каменными лицами маршировали те самые новобранцы, которых Эрих-Мария Ремарк называл «седыми мальчиками». Газеты пестрели заголовками: «Мы идем к большой войне!» Даже ее собственный сын отдалялся всё больше, он с гордостью собирал военные пожертвования по поручению учителей. Клара запротестовала, отказалась дать ему денег на войну и услышала в ответ: «Мама, ты ведешь себя не патриотично!»
А потом произошел взрыв в лаборатории, и не стало Отто Закура. Клара решительно вошла в кабинет Хабера и потребовала объяснений.
– Отто погиб как герой во славу отечества! – отрезал он.
– Но для чего эти животные? для чего противогазы? чем вы там занимаетесь?
– Да, ты права, – Хабер зло и невесело рассмеялся. – Газеты врут о наших успехах. Армия увязла на Восточном фронте. И кайзер обязал нас…
Их жесткий разговор был прерван: к профессору Хаберу пришли «господа важные офицеры». Именно тогда она и узнала всё – пошла в лабораторию, изучила пробирки, поняла, что Хабер занимается изготовлением иприта – отравляющего вещества кожно-нарывного действия. Клара поехала на полигон, попыталась остановить Фрица. Ее выпроводили.
– Извините, – сказал Хабер. – Здоровье моей жены несколько расстроено.
– Жаль это слышать, – ответил генерал с иронической улыбкой.
Дома Хабер устроил ей безобразную сцену и впервые её ударил. Поднявшись с пола, она сказала: «Ты говорил мне, что собираешься добывать хлеб из воды, на пользу обществу. Мы же об этом мечтали!»
4. Женщина, которая всем мешает
С этого декабрьского дня Клара Иммервар превратилась для Фрица Хабера в большую проблему. Если бы она устраивала сцены только ему, с этим ещё можно было бы мириться, но Клара принялась писать статьи. Она ведь и раньше, еще до замужества, это делала, причем весьма успешно. Но антивоенные статьи в вооруженной до зубов Германии 1915 года – безумие! Клару и считали безумной, опасной сумасшедшей. Сидевшие в редакции дамы-начальницы – именно в газетах, этом источнике пропаганды, женщины консервативной эпохи нашли-таки свою феминистскую лакуну – обвиняли Клару Иммервар в отсутствии патриотизма, позорном пораженчестве и даже в предательстве:
– Это же пацифистский памфлет! О чем вы думали, когда это писали? Наши мужья отдают свои жизни на полях войны, а вы печатаете возмутительные гадости! Вы недостойны называться немецкой женщиной!
Она молча выслушивала патетические отповеди, забирала свои статьи и уходила, понимая, что бьется в закрытую дверь. Ее никто не слышал.
Клара обращалась к ученым, бывшим коллегам Фрица, просила о помощи, говорила, что целью науки является мировой прогресс и помощь народам. Ее выслушивали, но помочь ничем не могли.
